— Вы все же подумайте, как его вернуть в психоневрологическую больницу. Если не вернете, то я тоже не знаю конкретно, куда его могут определить. Обычно помещают не в лучшие места! — ответил староста.

Когда он ушел, мы с матерью приуныли.

Однако старший брат, высунув голову из своей маленькой комнатки, сказал:

— Мама, брат, вы не печальтесь. Я вернусь в психоневрологическую больницу. Мне дома совершенно нечего делать. В психбольнице есть человек, который организует изучение цитат, преподает пение цитат Мао, ведет танцы преданности, там лучше чем дома.

Услышав слова старшего брата, я и мать почувствовали, что он очень трезво мыслит и все прекрасно понимает. В те дни, несмотря на то, что по всей стране продолжались беспорядки, наша семья тем не менее в условиях крайней бедности изо всех сил сохраняла «стабильность и сплоченность», и все мы старались, чтобы старший брат не подвергался внешнему влиянию. Поэтому его психическое состояние нормализовалось.

Мать заплакала. Ее беспокоило то, что за короткое время не удастся собрать столько денег, сколько необходимо для уплаты за проживание в больнице. Меня это тоже волновало.

На следующий день мы с матерью вскрыли все ящики, выбрали из них всю одежду, которую можно было продать, и завернули в один узел.

— За эти вещи много денег не возьмешь, давай продадим еще и радиоприемник, — предложил я.

Мать молча кивнула головой и вдобавок сняла со стены часы — то был ее свадебный подарок. Единственная память, оставшаяся после женитьбы отца и матери.

Мы жили бедно, в доме даже не было велосипеда. А если бы он и был у нас, то в тот момент пришлось бы продать. Из-за отсутствия транспорта (к тому же я не умел им управлять) все вещи, предназначенные для сдачи в комиссионный магазин — узел с одеждой, старый радиоприемник, старые настенные часы пришлось разделить на три части и перенести на себе.

Денег все равно не хватило. Тогда мать обошла всех жителей своего двора и переулка; пуская в ход самые лучшие слова, просила занять деньги, и в конечном счете кое-как набрала сумму, необходимую для уплаты за лечение.

Я сам побежал в психбольницу, чтобы выяснить обстановку, и вернулся разочарованный. Психоневрологическая больница давно была переполнена, не было свободных мест. Я умолял их со слезами на глазах, только не становился на колени и не бил поклоны, но чего нет, того нет.

Брата «определили» без нас. Ситуация оказалась похожей на ту, которая была в городе несколько лет назад, когда объявили «движение по истреблению собак». Группы людей с повязками на рукавах «ополченец общественного порядка», как волки и тигры под руководством старост улиц заходили в каждый двор, каждый дом, брали под стражу и уводили душевнобольных, связывали их веревками и садили и повозку для арестованных. Некоторые из них вели себя очень беспокойно, рыдали, что есть мочи. Из-за того, что па прилегающих к нам улицах психически больных было много, на них происходило настоящее столпотворение.

Когда взяли брата, он не проявил буйства, только сильно испугался и спросил мать:

— Ма, а куда они меня увезут?

— Дорогой мой сынок, тебя увезут в больницу! — сказала мать со слезами на глазах.

— Тогда зачем меня связали? — спросил он. Один из числа ополченцев сказал:

— Боимся, что не связанный убежишь!

— Я не убегу, — сказал брат.

— Убежишь, не убежишь, все равно надо связывать! Ты сумасшедший, как мы можем тебе поверить?

Брат скромно дал себя повязать, и его, как преступника, увозимого на эшафот для расстрела, втолкнули в арестантский фургон.

Они должны были повязать и тетю Лу. Она спряталась под стол. Дети в смятении, как перепуганные котята, попрятались по всему дому.

Жители всего двора просили за тетю Лу, объясняли, что если ее арестуют и увезут, то дети останутся одни, некому будет за ними присмотреть. Те люди решили, что надо проявить милосердие, и тетю Лу оставили дома.

Перед отъездом арестантской повозки мать попросила их:

— Только вы не бейте моего сына! Один из них грубовато спросил:

— Который твой сын? Мы не знаем его!

Мать отдала им несколько пачек сигарет, которые припасла заранее, сказала:

— Тот, которого вы только что посадили в повозку.

— Если только он не будет буянить, мы не тронем его, — успокоил он мать.

— Не бейте его совсем, если он и забуянит! — повторила мать свою просьбу.

— Если станет буянить, тогда мы не гарантируем, что ему не поддадут! Вдруг один из сумасшедших, находившихся в повозке, душераздирающе заорал:

В безбрежном море не обойтись без кормчего, Благодаря солнцу живут все существа...

Под сумасшедший, путающий людей вопль песни фургон отправился дальше...

ГЛАВА 20

В середине февраля студенты-цзаофани основных известных в стране высших учебных заведений города Харбина, нет — города «Алеет Восток», таких как Военностроительный институт, Промышленный университет, Инженерно-строительный институт, Хэйлунцзянский университет, Харбинский педагогический институт, объединились с пролетарскими цзаофанями нескольких крупных заводов — подшипникового, измерительных и режущих инструментов, паровых котлов, Первого машиностроительного — и захватили всю руководящую власть на всех уровнях в провинции и городах. После «январского урагана в Шанхае» это был второй в стране случай создания «революционного комитета трех сил».[58] Журнал «Хунци» и газета «Жэньминь жибао»— опубликовали передовые статьи, горячо приветствовавшие «новую звезду Северо-востока». Руководимые председателем Мао Центральный комитет партии, Политбюро, Государственный совет, Центральный военный комитет, ЦК по делам культурной революции прислали ему одинаковые поздравительные телеграммы. Но в то время Политбюро ЦК означало пустой звук, оно номинально существовало, а на деле никакой силы не имело, в действительности всеми делами заправлял Центральный комитет по делам культурной революции.

Председатель «Революционного комитета трех сил» провинции Хэйлунцзян Пань Фушэн одновременно был политкомиссаром военного округа Хэйлунцзян. Первым заместителем председателя был командующий военным округом провинции Ван Цзядао. В состав постоянного комитета входил всего один представитель от студенческих цзаофаней — Фань Чжэнмэй из Харбинского педагогического института. Благодаря тому, что он положил начало «школе кадровых работников в Люхэ», Фань Чжэнмэй пользовался авторитетом среди студентов всей страны. Председатель Мао высоко оценил «новое явление» в «великой культурной революции», как «великий почин». Журнал «Хунци» и газета «Жэньминь жибао» выступили с пространной статьей, призывавшей распространить по всей стране богатый опыт «школы 7 мая».

Мао Юаньсинь, первоначально состоявший в «Союзе 8.8.», после переговоров в Пекине с «красными цзаофанями» харбинских рабочих и военных объявил о своем выходе из состава «Союза 8.8.» и вступлении в организацию «красных цзаофаней». Одновременно Мао Юаньсинь публично огласил содержание переговоров с председателем Мао, основной смысл которых сводился к таким требованиям: не становиться в позицию, противостоящую «великой культурной революции», не становиться на сторону монархистов, твердо стоять на стороне истинных революционных цзаофаней, вместе с истинными революционными цзаофанями вести борьбу с «каппутистами»...

Переход Мао Юаньсиня на сторону противника был сильнейшим ударом по «Союзу 8.8.». От этого удара «Союз 8.8.» не оправился. Все объединявшиеся с ним организации и течения отошли. Вскоре под давлением Центрального комитета по делам культурной революции «Союз 8.8.», находившийся на равных с «красными цзаофанями», объявил о своем роспуске. Знамя пало, войска разбиты. Город «Алеет Восток» объединился под единой властью «красных цзаофаней».

Поэтому можно полностью утверждать, что захват власти в провинции Хэйлунцзян и в городе «Алеет Восток» был осуществлен «красными цзаофанями» бескровно. У власти они поставили Пань Фушэна — революционного кадрового работника».