Изменить стиль страницы

Основной силой «Артналетчиков» в большинстве своем были старые цзаофани, люди без роду и племени, самые шумные и голосистые, боевые друзья до гроба честолюбивого Фань Чжэнмэя. Они поистине никогда не знали, что такое страх. Во время «великой культурной революции» они, кипя гневом, все крушили и предавали смерти, не знали преград, сметали все препятствия на своем пути. И вдруг какому-то никому не известному, ничтожному человеку Пань Фушэну приходит в голову сумасбродная идея — враз истребить их. Как они могли проглотить такое? Старший брат Фань снова встал рядом с ними, так кого им еще бояться? Они помогли и без того сильному хищнику воспрянуть духом, поднять воинственность, умножить уверенность, чтобы наброситься и одним махом проглотить только что родившийся революционный комитет, который пришелся им не по вкусу, и таким образом остудить их ненависть к нему. Они от подпольной деятельности перешли к открытой, создали огромную угрозу «новой звезде Северо-востока».

Все организации, которые не решили свои политические цели в революционном комитете и почувствовали, что потерпели неудачу, одна за другой становились под знамена «Артналетчиков», укрепляя их могущество. Над новорожденным революционным комитетом разразилась гроза, он затрещал по всем швам.

«Артналетчики» второй раз захватили власть, враз заняли несколько институтов и крупных заводов, создав на них свои опорные пункты (базы), провели многотысячный митинг приведения к присяге сторонников «Артналетчиков», создали «Главный штаб артналетчиков».

Пань Фушэн для того, чтобы спасти положение, укрепить свое кресло, от имени политкомиссара провинциального военного округа отдал приказ войскам взять под вооруженную охрану все революционные комитеты.

Главари «Союза 8.8.», распущенного по приказу ЦК по делам культурной революции, видя, что представился благоприятный случай собрали разного рода старые свои силы — и создали «Главный штаб по защите трех революционных сил», перешли на сторону провинциального революционного комитета, поинтересовались мнением председателя Паня насчет возможных перемещений в руководстве.

Пань Фушэн страдал от того, что массовые народные организации не поддержали его. Он лично принял участие в собрании по созданию «Главного штаба по защите трех сил», приветствовал его рождение и торжественно признал, что прежнее его заявление о том» что он дышит одним воздухом с «Артналетчиками», делит с ними одну судьбу, было вынужденным политическим выбором. Из-за этого «Артналетчики» без труда снова захватили власть и заодно с монархистами подавляют истинных левых революционеров. Но даже если бы и не это, все равно лишь одними войсками невозможно противостоять «Артналетчикам», ликвидировать затаившуюся преступность. С помощью «Главного штаба» — этой массовой народной организации — можно помериться силами с «Артналетчиками» и в конечном счете — разобраться в истинном положении дел.

Из-за того, что Пань Фушэн оказался непримиримым к «Артналетчикам», а развалившуюся организацию монархистов поддержал, он стал смертельным врагом «Артналетчиков», а они настолько возмутились, что скрежетали зубами, решили довести до конца кровавую войну с ним.

«Великая пролетарская культурная революция» подошла к такому этапу, когда цзаофани целиком и полностью были вовлечены в водоворот борьбы за власть. Как у «Артналетчиков», так и в «Главном штабе» ядро вело борьбу за так называемую политическую власть, а массы людей — за так называемую справедливость.

Политическая власть и справедливость — это не идентичные понятия.

В связи с тем, что появились призывы и подстрекательства к справедливости, из-за того, что в формах борьбы произошли коренные изменения, и теперь уже не миллионные массы боролись с одиночками, идущими по капиталистическому пути, а миллионные массы боролись против миллионных масс, большие воинские части противостояли другим крупным воинским частям, шла поистине борьба не на жизнь, а на смерть, разыгрывался спектакль, который можно назвать исторической драмой. Эта никому не нужная борьба приобрела псевдовеличественную окраску.

«Новая звезда Северо-востока» не успела дать городу «Алеет Восток» хотя бы лучик света, «Артналетчики» и «Главный штаб» создали в городе царство беззакония, полную неразбериху.

Гибель дяди Лу, умопомешательство тети Лу, исчезновение единственного сына у супругов Ма, хлопоты, связанные с возвращением старшего брата в психбольницу отвлекли меня от городских дел, я, хунвэйбин — все еще не определил свое место в «культурной революции». Я в то время сочувствовал хунвэйбинам-монархистам из «Союза 8.8.»,а теперь еще стал симпатизировать «Артналетчикам».

Вскоре я вступил в организацию «Артналетчиков» средних школ и стал верным и убежденным ее членом.

У меня, семнадцатилетнего парня, хотя нет, в тот год мне уже исполнилось восемнадцать, конечно же, не было никаких честолюбивых мыслей, вступление в ряды «Артналетчиков» тоже совершенно не преследовало никаких политических целей, меня абсолютно не волновало, кто сидит в первом кресле провинциального ревкома, кто — во втором, кто — в третьем и кто — в четвертом. Если бы определяли место каждого так, как это делали герои Аяншаньбо в романе «Речные заводи», то до меня очередь не дошла бы.

Присоединиться к «Артналетчикам» меня побудило не чувство справедливости, а моя трагическая сущность.

Сам человек часто считает, что трагическая сущность — это ценное состояние души. Героическую личность постоянно ждет трагическая судьба. Трагическая сущность быстрее всего проявляется в мозгу романтических зеленых юношей, стремящихся продемонстрировать высокие душевные качества. Заставляет их делать опрометчивые поступки, толкает на глупости, даже на самопожертвование.

В тот день, когда «Союз 8.8.» был распущен, на стадионе собрался многолюдный митинг. Руководитель Харбинского «Союза 8.8.» зачитал, последнюю дипломатическую ноту ЦК, по делам культурной революции, изложенную в жестких формулировках. Зачитал и беззвучно заплакал.

От себя он сказал всего одну фразу: «Я прошу всех извинить меня, прошу быть великодушными».

И тысячи людей залились слезами. Сплошной гул плачущих уходил в небесную высь.

Я тоже плакал. Плакал, как ребенок от незаслуженной обиды, когда некому пожаловаться. Тысячи людей плакали и пели:

Дикий лебедь, летящий вдаль,
Захвати с собой письмо в Пекин,
Бойцы «8.8.» думают о Мао Цзэдуне,
День и ночь помнят о нем...

В тот день я прочувствовал трагизм, нависший над стадионом. Может быть я прочитал слишком много художественных произведений о трагическом героизме и они незаметно оказали влияние на мою чувствительную личность. Я благоговел перед героизмом трагического духа российских декабристов, итальянских карбонариев, английских вигов. Трагическая сущность — это постоянное душевное состояние героев, потерпевших поражение или обреченных на поражение. Во время небывалого в истории фарса, каким была «великая культурная революция» я, как надрессированная собака, идущая по следу, вынюхивал, где есть драгоценный запах трагического духа, чтобы найти применение охватившей меня психологии самопожертвования.

«Союз 8.8.» превратился в «Главный штаб по защите трех революционных сил» и, наверно, испытывал радость от того, что избавился от давления своего старого штаба, сам стал давить на других и отплатил за позор, который пришлось перенести, почувствовал гордость за себя. Однако для меня он из-за этого утратил трагическую сущность. Одновременно он лишился притягательной силы, ради которой я стал бы бороться за него.

Это можно хорошо показать на примере схватки двух кулачников. Я по своему душевному состоянию никогда не мог стать на сторону победителя, разделить «с ним радость победы. Но и став на сторону поверженного, не хотел разделять его участь. Кроме того, я никогда не имел привычки представлять себя победителем в какой бы то ни было жизненной ситуации, всегда был готов потерпеть поражение. Страдания потерпевшего в сравнении с радостью победы как бы обогащают мой внутренний мир. Я даже считаю, что все глубокие чувства рождаются именно в переживаниях. Боль поражения сама по себе означает глубокое чувство. Они — близнецы-братья с глубоким смыслом. Для того, кто не пережил поражения, все победы, гордость за них, удовлетворение успехом, воодушевление, радость окажутся обыденными, бесцветными. Я никогда не поверю, что такие победители могут дать глубокую оценку чувствам и мыслям.