В среднем почти через день публиковались важные передовые статьи с высочайшими указаниями председателя Мао о «Великой пролетарской культурной революции». Их называли «самыми новыми и самыми высокими указаниями». Они побуждали народ к бунтарству, призывали его поднимать выше и ужесточать «Великую культурную революцию».

В это время председателя Мао в Пекине не было, он инспектировал южную часть страны, здесь он совершил более чем часовой заплыв по реке Янцзы, преодолев 30 китайских ли.[20]

«Цанькао сяоси» сообщала, что многие иностранные специалисты-медики, исследовавшие его, считают, что организм Мао настолько хорош, что может уверенно прожить по меньшей мере до 150 лет.

И тогда снова созвали общешкольное собрание для поздравлений Мао.

На собрании некоторые учащиеся с горячими слезами на глазах выходили на помост и выражали свою решимость от души отдать многоуважаемому председателю Мао свои молодые, полные жизненных сил, здоровые сердца. Ради того, чтобы многоуважаемый председатель Мао был еще здоровее, еще дольше жил.

Как известно, от брошенного в воду камня расходится множество кругов. Так было и здесь. Ученики и ученицы один за другим стали подниматься на помост и тоже выражать свое желание отдать председателю Мао свои молодые, богатые жизненной энергией, здоровые сердца. Предложили создать специальную комиссию по делам пожертвований сердец председателю Мао, призвали революционных медицинских работников заблаговременно взять сердца для пересадки. Слезы обладают сильным воздействием. Очень многие на помосте и около него заливались горючими слезами. Растроганный этим, я тоже шагнул на помост. Но вспомнил, что не совсем «красный» и снова почувствовал себя недостойным; пользуясь тем, что никто не обратил внимания, ускользнул с помоста.

Кое-кто с тревогой стал спрашивать, не окажет ли непосредственное влияние на великие идеи председателя Мао пересадка ему наших простых ученических сердец.

Это не могло не говорить о крайней серьезности подхода к проблеме.

И вот тогда мы — учащиеся средней школы, обладающие ничтожными знаниями по физиологии, — развернули кипучие романтические научно-фантастические рассуждения и споры. В конечном счете все это закончилось ничем...

ГЛАВА 7

— Из Пекина прибыли хунвэйбины!

— Хунвэйбины? А на них военная одежда? Какая она?

— Они не в военной форме, только с красными нарукавными повязками. Сегодня в третьей средней школе они будут выступать с революционными речами!

Ван Вэньци пришел ко мне домой рано утром и с радостью поведал мне эту новость.

Я, не завтракая, засунул в карман пампушку и следом за ним помчался в третью школу. Выступления хунвэйбинов уже начались. Нам хотелось протиснуться ближе к помосту, чтобы посмотреть, что из себя представляют прибывшие из Пекина хунвэйбины, но там поддерживали порядок, не разрешали самовольное передвижение. Хотя и с сожалением, но мы вынуждены были сесть и слушать из самого последнего ряда.

Пекинские хунвэйбины так много знали о внутреннем состояния классовой борьбы и борьбы линий, что было совершенно недоступно для нас!

Например, в письме к Цзян Вэйцину Лю Шаоци обрушился с нападками на методы изучения идей Мао Цзэдуна, как на догматизм, а также на то, что сейчас внутри партии стало много людей, догматически воспринимающих идеи Мао Цзэдуна. Кто такой Цзян Вэйцин? Я спросил Ван Вэньци, он тоже не знал.

Председатель Мао направил в уезды 39 критических материалов по вопросам литературы и искусства, среди них такие, как «Разжалование Хай Жуя», «Вечерние беседы у подножия Яньшань» и другие для подготовки и развертывания «великой пролетарской культурной революции», центральный отдел пропаганды отказался исполнять это указание, бойкотировал его.

Ло Жуйцин посетил Линь Бяо, в разговоре по кадровым вопросам он, преследуя свои цели, сказал: «Больной ведь, надо бы подлечиться. Раз больной, уступи достойно. Не мешай. Не стой на дороге.» Это были тщетные надежды понудить Линь Бяо передать военную власть этому контрреволюционному честолюбцу.

Дэн Сяопин ездил в город Дацин. Когда там руководство профсоюза докладывало как оно крепко взялось за классовую борьбу, он сказал: «Дацин отличается от других мест, классовая борьба для вас не главное противоречие».

Дэн Сяопин снял с себя маску и стал действовать открыто, чтобы поднять дух контрреволюционных элементов, он сказал: «Восхищаюсь речью Пэн Пэйюня», а также хвалил контрреволюционное выступление Лу Пина: «Позиция хорошая, мысли правильные».

Когда ответственные работники города Шанхая в Восточном Китае докладывали Лю Шаоци о работе, он сказал: «В Шанхае можно создавать трест». В компании с Бо Ибо он «постоянно торгует черным ревизионистским товаром, пропагандирует систему капиталистических трестов, пытается ликвидировать партийное руководство, проталкивает экономическую систему монополистического капитализма».

Чжоу Ян в беседе с ответственными работниками Ассоциации деятелей литературы и искусства, основных газет и журналов повел дело так, что не допустил критических выступлений масс в адрес деятелей литературы и искусства.

Лю, Дэн предъявляют обвинения движению, развернувшемуся с 1964 года, которое, критикуя «буржуазные авторитеты» в области литературы и искусства, допускает большие перегибы, создает помехи на пути «свободы творчества», «сохранения литературных сокровищ».

Дэн Сяопин стоял во главе контрнаступления на культурную революцию, начавшуюся после 64-го года, он заявил: «Сейчас многие говорят, что боятся писать статьи, агентство «Синьхуа» получает всего по две статьи в день. На сценах театров показывают только военные учения, только войну. А где взять совершенное во всех отношениях кино? Это показывать нельзя, то — тоже нельзя! Некоторые мечтают о том, чтобы прославить свое имя, критикуя других, на плечах других поднять свой престиж. Зная кое-что о человеке, могут, ухватившись за мелочь, критиковать бесконечно, прославляя себя. Не беда, что есть разные научные воззрения и педагогические подходы. Различные взгляды могут длительное время сосуществовать».

Кроме того, Дэн Сяопин сделал ряд других высказываний: «Изучайте естественные науки, если целыми днями будете зубрить «Дневник Лэй Фэна» и сборник сочинений председателя Мао, то не станете ни красными, ни специалистами! Что касается молодежи, то ей надо рекомендовать изучать лишь некоторые основные сочинения председателя, а не заниматься ими круглый год!», «В профсоюзной и молодежной работе надо внедрять более широкие знания». «Разве не говорим: председатель Мао развил марксизм? Но вы же другие книги не читаете, вы знаете что он развил?». «При изучении произведений председателя Мао, надо внедрять принцип добровольности, нельзя зажимать все намертво, нельзя действовать по шаблону, не надо заниматься формализмом, не надо вводить общественный диктат»...

Хунвэйбины, прибывшие из Пекина, были настоящими ораторами. Они рассказали о событиях, которые были в пятидесятые и шестидесятые годы, рассказали о нынешнем состоянии развития «великой культурной революции». В их головах хорошо уложилась история классовой борьбы и борьбы линий внутри партии.

Несколько тысяч слушателей с огромным благоговением взирали на них. Каждый записывал. Оказалось, что классовая борьба и борьба линий в сравнении с нашими представлениями стала более острой, более сложной, более напряженной.

«Хрущевцы» оказывается уже спали рядом с многоуважаемым председателем Мао!

— Долой Лю Шаоци!

— Долой Дэн Сяопина!

Такие возмущенные призывы зазвучали вокруг. За революционные речи мы вознаграждали прибывших из Пекина хунвэйбинов горячими аплодисментами, громоподобными раскатами оваций.

Неожиданно во двор школы ворвались большие группы рабочих, с ругательствами и злостью они бросились разгонять учащихся за выкрики контрреволюционных лозунгов.

В ответ им мы выкрикивали призывы: «Вас ввели в заблуждение, это не ваша вина! Переходите на нашу сторону. Революционные рабочие и революционные учащиеся, объединяйтесь!». Однако это не помогло, пошла в ход сила. На месте митинга возник переполох, неразбериха.