На лбу Миэльори виднелся большой черный синяк, оставшийся от попадания камня Гленарда. Ей не дали умыться, и всё ее лицо было в грязных и кровавых разводах. На щеках остались следы от слез. Губы были разбиты в кровь ударом сапога Гленарда. Из носа тоже явно вытекло немало крови, судя по подбородку, шее и следам на платье, но сломан он не был.

Гленард подошел к стоящему в левой половине комнаты столу, взял с него кувшин. В кувшине была вода, которой Гленард смочил правый рукав своей рубашки. Потом он подошел к Миэльори и начал неспешными, даже нежными, движениями вытирать ее лицо, а потом и шею. Закончив, отошел назад, и сел на табурет у стола.

- Я так тебе больше нравлюсь, Гленард? - с усмешкой спросила альвийка.

- Ну, ты всё-таки явно благородных кровей. Значит, лучше нам будет поговорить по-благородному, а это неправильно начинать, не дав тебе даже возможности умыться.

- О чем нам с тобой говорить, mahyn?

- Ну, можешь, например, для начала всё-таки рассказать мне, почему вы все носите знаки розы, причем открыто. В прошлый раз ты мне так об этом и не рассказала, как помнится.

- В прошлый раз, как помнится, тебя больше интересовала моя грудь, чем символы на ней, - усмехнулась снова Миэльори - Иди к демонам, Гленард, я не собираюсь тебе ничего рассказывать.

- А, ну, и не надо, - пожал плечами Гленард - Я, пожалуй, и сам уже догадался.

- Интересно послушать, sival’g...

- О, я теперь не только свинья, но и пес бешеный. Прогресс. Итак, среди вас нет ни одного старика и даже зрелого альва. Только молодежь. При этом, вы явно играете в какой-то заговор, а у заговора должен быть символ. Вы выбрали символом розу. Почему? Потому что этот символ в вашей культуре, среди старших альвов, немыслим для открытой демонстрации. Это популярный символ, но очень интимный. Я предполагаю, что ваши старшие, помнящие и о старых альвийских войнах, и потрепанные Злой Войной, совершенно не одобрили ваших планов идти сюда, убивать людей, строить заговоры. Возможно, даже довольно грубо вам это высказали публично. Вы, группа горячей аристократической молодежи, смертельно обиделись и назло вашим родителям и дедам выбрали для своей банды символ, немыслимый для них, тем самым явно противопоставляя себя трусливым старикам и, как вы, наверное, думаете - протухшим старым порядкам. Обычное дело для юности - бросать вызов старшим и их обществу.

- А ты умен, Гленард... - с удивленным уважением протянула Миэльори.

- И то, что я сижу здесь, а ты стоишь там, прикованная, это вполне подтверждает. Что-то хочешь добавить? Просто для полноты картины.

- Ты вполне всё описал. Подтверждаю, что всё примерно так и было.

- Отлично, разговор мы начали. А теперь, чтобы закрепить возникшее между нами доверие, расскажи, пожалуйста, Миэльори, что ваша группа делает здесь во Флернохе. Какие у вас задачи? Кто ваши предводители? Есть ли такие же группы в других местах Империи?

- Иди к демонам, Гленард, или к вашим человеческим двум богам, что, впрочем, одно и то же для меня. Ты можешь меня бить, можешь меня пытать, можешь меня разрезать на кусочки, но ты от меня ничего не услышишь. Наш с тобой разговор окончен. Скажи своим палачам, что они могут начинать.

- Сколько пафоса и сколько показной гордости. Настоящая альвийская принцесса. Похоже, я был прав. Я тебе расскажу одну историю, заблудившаяся девочка. Я провел на Злой Войне шесть лет. Почти от начала и точно до конца. Из этих шести лет пять лет со мной в одной группе служил солдат-альв по имени Аллеран. Он был чистокровным альвом, причем из ортодоксальных, чистых. Его детство прошло среди вас, классических, чистых, непокоренных, мятежных альвов, скрывающихся на границах Империи. Мать его, в конце концов, убежала от его отца вместе с маленьким Аллераном в Империю, но часть его детства прошла всё-таки среди ваших порядков. Кстати, именно Аллеран, с которым мы очень сдружились, научил меня и говорить на альвийском языке, и читать альвийские книги, да и вообще читать. И именно благодаря ему я заинтересовался вашей культурой и вашими обычаями. Потом, уже после войны, я многое узнал из книг, которые для меня порой специально искали и привозили в наш пограничный фортик проезжие купцы, но основное я узнал всё-таки от Аллерана.

- Очень познавательно, Гленард, - перебила его Миэльори - Устроим сегодня вечер воспоминаний? Можем посидеть у костра, запечь пару картофелин, выпить пива, поплакаться друг у друга на плече, горюя об ушедших временах...

- Так вот, Аллеран мне как-то рассказал о том, что альвийских детей с самого раннего детства учат принимать и терпеть боль. Вас учат расщеплять боль на составляющие, отрешаться от неприятных впечатлений и любить свою боль, превращая ее в удовольствие. Он немного научил меня этим техникам, но, естественно, с чистокровным альвом мне не сравниться. И ты что, думаешь, что я настолько дурак, чтобы тебя пытать? Ты выросла среди альвов, вероятно, занимая не самое последнее положение среди них. А значит, ты в совершенстве должна уметь принимать и трансформировать боль. И ты совершенно права, я могу тебя пытать, я могу тебя резать, но ты не будешь страдать, и ты мне ничего не расскажешь. Ты просто отрешишься от своей боли, полюбишь ее и превратишь ее в наслаждение, насмехаясь надо мной. Но этой радости я тебе сегодня не доставлю, извини.

- Иди в asall, Гленард, - зло посмотрев на него, проговорила Миэльори.

- Глупая, маленькая, избалованная девочка, - с грустью сказал Гленард, вставая с табурета и приближаясь к ней вплотную, настолько близко, что он чувствовал ее дыхание на коже своего лица - Ты, выросшая в комфорте и любви принцессочка, которой с детства задурили голову лживыми рассказами о том, какие люди сволочи. Как люди выгнали бедных, невинных альвов с их исконных земель. Тебе рассказывали много историй о том, какие люди грязные животные, махины, сивальги, черви, грязь под ногами. И ты в эти истории поверила, и теперь ты стоишь передо мной, махином, вся такая чистая и гордая. Закованная, но не побежденная. Но твои родители и няньки, рассказывая тебе злые сказки о людях, об этих грязных и злобных животных, видимо, забыли тебе рассказать, насколько действительно злобными и жестокими животными могут быть люди, если прийти к ним в дом, убить их соседей и друзей и пытаться убить их самих. Нет, они тебе об этом не рассказывали, поэтому ты даже не представляешь, что эти грязные, противные, злые животные могут с тобой сделать. И сделают, если не получат от тебя того, что им нужно. Говорят, что зло порождает возмездие. Вот только часто сложно определить, где заканчивается возмездие, и начинается новое зло. Но знаешь что? Мне плевать. Я сейчас говорю с тобой не потому, что я хочу возмездия, а я его хочу, поверь. А просто потому, что у меня есть задача, которую надо решить. Есть долг, который надо исполнить. И для того, чтобы я смог исполнить этот долг, я должен получить от тебя ответы на свои вопросы. И я их получу, так или иначе, не сомневайся.

- Ну, давай, - усмехнулась Миэльори - Попробуй, Гленард.

- Болью я от тебя ничего не добьюсь, Миэльори. Но я знаю, что для альва, чистого альва, которым ты и являешься, есть нечто, гораздо страшнее боли - это стыд. Ты проиграла, тебя пленили живой - это уже повод для стыда, но это еще можно пережить. Но вот сейчас я с тебя, альвиечка, срежу твое платье и твою дорогую рубашку. А потом я стяну с тебя драгоценные батистовые трусики, которые ты, вероятно, в тайне носишь, потому что тебе они нравятся, а для всех твоих спутников они являются глупым изобретением ненавистных махинов. И мы с моими спутниками разложим тебя на этом вот столе. Ты будешь лежать вся такая беззащитная, с раскинутыми руками и ногами, с торчащими голыми грудями, с беззащитно раскрытыми розовыми губками у тебя между ног, а потом каждый из нас подойдет к тебе и наполнит тебя сначала своей плотью, а потом своим семенем. И тебе будет стыдно, невероятно стыдно каждую секунду, когда ты будешь чувствовать внутри себя твердую свинскую плоть, а потом жидкое свинское семя, которое будет вытекать из тебя. Тебе будет невероятно стыдно чувствовать, как оно стекает по твоим бедрам. И тебе будет стыдно потом, когда я погоню тебя голую, через всё герцогство в Ламрах, даже не связывая тебя, потому что тебе будет уже некуда бежать. После этого никто из твоих сородичей никогда тебя, опозоренную, не примет. И тебе будет стыдно, невероятно стыдно до конца твоей жизни. Так стыдно, что ты будешь метаться в кошмарах ночами, каждую ночь, раз за разом переживая это всё вновь. Поверь мне, я не хочу ничего такого делать. Мне это противно. Ты красива и ты, не скрою, меня возбуждаешь, но я совершенно не хочу продолжать наш разговор таким образом. Мне невероятно отвратительно то, что я тебе сейчас описал. Однако ж я сделаю это. Сделаю, не задумываясь, поскольку, как я тебе сказал, для меня моя задача, мой долг, абсолютно превыше всех моих личных переживаний и превыше даже самой моей жизни. Поэтому давай, Миэльори, выбирай, будешь ли ты отвечать на мои вопросы, или мы воплотим то, что я рассказал, в жизнь здесь и сейчас.