Покончив с бритьем, он, смачивая водой, долго и аккуратно приглаживал волосы, чтоб совсем не виден был шрам. Для этого же, наверное, надел белую кепочку с большим козырьком.

Потом, когда они стали упаковывать в спортивную сумку мясо и яблоки, дядя Валя сбегал вниз и купил еще буханку хлеба, хотя того, что они взяли с собой, было бы достаточно.

— Как с Жужей? Она пойдет с нами? — спросил Костя.

Собачонка вскочила, готовая куда угодно следовать за своим хозяином.

— В следующий раз. Сейчас не получится. Никак не получится, дядя Валя словно бы оправдывался.

Жужа отошла в угол и легла, положив мордочку на лапы.

— Понимаешь, оказывается, не так просто устроиться на работу, — доверительно продолжал дядя Валя. — Сказали бы прямо: сваливай милый, не морочь голову. Ты нам не нужен. Так нет же. Тянут, отговариваются, наведайтесь денька через два, зайдите на той неделе. Ни черта не разберешь!..

Костя был польщен тем, что дядька с ним советуется.

— Инженером будешь устраиваться? — уточнил Костя. Мама не раз говорила Валентин, мол, закончил институт морского флота, а плавать пошел простым матросом.

— Каким там инженером?! — усмехнулся дядя Валя — Морских инженеров сейчас, как собак нерезаных. Это пока учился, твои предки распинались: будешь сидеть где-нибудь в Сингапуре на приемке наших судов. Купишь себе «мерседес». А где эти суда?! Старые порезали, а новые что-то не очень покупают. Прибавим шагу — наш трамвай!

Они успели втиснуться на заднюю площадку, и трамвай, громыхая, стал набирать скорость.

— Собирался ведь в ПТУ, — с легкой досадой досказал дядя Валя. — Был бы сейчас уже квалифицированным слесарем, или токарем, или монтажником. Так нет же — развесил уши, представил себе, как в голубых джинсах вожу «мерседес».

Джинсы, даже дешевые, дяде Вале явно не помешали бы, поскольку те, что были на нем, требовали срочной замены или хоть капитального ремонта, и кроссовки тоже.

— На «мерседесе» нам было бы удобнее, чем в трамвае, — смеясь, сказал Костя. — Но ничего, пока потерпим. А сейчас тебе обещали «тойоту»?

— Где?

— Там, куда ты идешь устраиваться.

— Юмористом бы тебе, Константин, выступать! — развеселился дядя Валя. — Хоть бы сто двадцать — сто тридцать рэ платили и то хорошо.

Костя хмыкнул. Спросить напрямик, что за должность, — неловко. И догадаться невозможно. Трамвай шел к морю. В этой части города был тоже большой парк. Недоумение Кости возросло, когда они стали спускаться боковой лестницей к берегу.

Вдали среди скал приткнулись небольшие курени, маячила наблюдательная вышка на пляже. А эта лестница была в стороне и ныряла под большую сине-голубую арку, — словно ворота в море. По одну сторону арки виднелись постройки, по другую — нечто похожее на стальной боевой корабль с капитанским мостиком и мачтой. И еще возвышалось какое-то металлическое сооружение, тоже чем-то напоминавшее борт вытащенного на сушу корабля.

Дядя Валя остановился и, указывая на извивающуюся среди кустов дорожку, бегущую справа от лестницы, огороженной металлическими прутьями до самого моря, сказал:

— Подожди меня там, на берегу. Правда, я точно не знаю, сколько придется тут задержаться.

— Сколько нужно, столько буду ждать, — с готовностью откликнулся Костя, очень довольный тем, что дядя Валя собирается работать где-то здесь, на берегу моря, и с воодушевлением пожелал: — Ни пуха тебе, ни пера.

— К черту! — дядя Валя сказал это так серьезно, что у Кости не оставалось сомнений — ему действительно предстоит интересная работа.

— Семь футов под киль! — Так папины друзья провожали в рейс моряков!

— Спасибо! В подходящую минуту очень нужны такие пожелания. И это дядя Валя проговорил серьезно. — А то кой-какие сомнения у меня еще есть. — И непроизвольно коснулся рукой кепочки, в том месте, где под ней был на голове рубец.

— Все будет тип-топ, — убежденно заверил его Костя.

— Посмотрим… А ты пока иди вниз, под кустом разденься и устройся в тенечке, а то на солнце сгоришь и придется сидеть дома.

— Понятно! — сдержанно ответил Костя. Он и сам отлично знал, что последует, если без привычки сразу же улечься загорать.

Дядя Валя, прыгая через ступеньку, побежал вниз, но снова остановился и крикнул:

— В море не лезь! Там глубоко!

Костя усмехнулся. В воду без разрешения не полезешь, да еще на глубоком, и, глядя по сторонам, стал спускаться по дорожке к берегу.

Среди рыжих обветренных скал зеленели кусты, росли чахлые акации, но место хотелось выбрать на самом берегу. Море так и манило, так и звало. Синее вдали, оно лишь у самого берега чуть тронуто рябью, и эта едва приметная зыбь искрилась, сверкала, слепила глаза. Совсем низко над морем проносились белокрылые чайки, мягко планировали, садились на воду, чуть-чуть покачиваясь, будто игрушечные кораблики.

Костя заметил большущий камень, который бросал на берег круглую тень. Ее было достаточно, чтобы укрыться от палящего солнца. Раздевшись, Костя удобно устроился в этом прохладном месте и приготовился ждать.

Ленивый накат то что-то шептал, то мягко шлепал по наклонно стоявшим, зеленым от водорослей бетонным глыбам.

А вдали шумно плескались купальщики, но сюда никто не подплывал — участок был отгорожен металлической сеткой. На ней виднелась надпись. Издали не разобрать, что там написано.

Жаль все же, что не взяли с собой Жужу. Вокруг никого, она вполне могла бы побегать по берегу. Собачонка привыкла жить на воле и в квартире чувствует себя не очень уверенно. Даже в комнату не войдет, если не позовешь. Боится. Наверное, все поняла, когда прошлой осенью мама с папой спорили. Он говорил:

— Собачка небольшая. Пусть у нас живет, раз Костя к ней так привязался. Очень симпатичная собачка.

Жужа и вправду симпатичная. Белая мордочка, грудь, лапы и хвост, а на спине — будто черно-рыжая полоса. Но самое замечательное — ее умные добрые глаза.

— Мне только собаки не хватало. Возиться с ней, — сердито ответила мама.

Костя стал клясться, что сам будет ухаживать за Жужей. Она такая послушная… Незаметная и неприхотливая, даже борщ ест. Правда, к миске подходит только ночью. Днем стесняется или боится. Появилась она в середине лета, неизвестно откуда. Худая, побитая, пришла на дачу и от всех прячется под виноградными кустами.

Хозяйка этой дачи уехала на лето к мужу, на Дальний Восток, и оставила маме и папе ключи, чтоб присматривали за домом, за садом.

Вернулись в город, так и не взяв с собой Жужу. Потом, когда уже было холодно, поехали за забытыми на даче вещами.

Костю мама брать не хотела, потому что сеялась снежная крупа вперемешку с дождем. Но он так просился, что папа сказал: ведь повезет их туда знакомый на своей машине, пусть парень едет и убедится, что Жужа давно нашла себе где-либо пристанище.

Наверное, он, Костя, никогда не забудет, как сидела возле дверей мокрая дрожащая с запавшими боками Жужа, поджимая под себя то одну, то другую лапу. Под дождем и снегом сторожила чужую пустую дачу.

— Ты и сейчас ее не возьмешь?! — папа сказал это очень тихо, но таким тоном, что мама быстро ответила:

— Заверни ее в эту наволоку. Для вещей ее прихватила. Костя ничего сказать не мог, только протянул руки и, когда папа отдал ему Жужу, прижал к себе.

— Мы собаку кормили, и потому она не ушла, — сказала мама.

Но Костя знал: вовсе не из-за миски с борщом. Вовсе не потому…

В машине Жужа уткнулась ему носиком в шею и перестала дрожать.

Дома ее выкупали, и, когда собачка высохла, шерсть ее стала мягкая, блестящая с завитками возле ушей. Даже мама признала Жужу красивой: «настоящая лисичка».

Очень она любила всякие прогулки. Прежде ведь у моря жила, и здесь смогла бы побегать, порезвиться…

— Руку, руку давай! — раздался встревоженный возглас и отвлек Костю от воспоминаний.

Костя обернулся и глазам своим не поверил. За бетонную глыбу держался рыжий Руслан, а в воде барахталась ехидина-Тейка. Откуда они взялись? Почему не в Аркадии?