— Руслан! — завопила девочка. — Ой, Руслан!

— Пробивайся, Тейка!.. Сойди на следующей и вернись! — крикнул в окно огненноголовый Руслан. — Сойди! Буду ждать!

Тейка стала отчаянно пробиваться к двери, помогая себе руками и коленками.

— Потише ты! — взвизгнул Костя. Тейка с такой силой уперлась ему острым локтем в живот, что даже дух захватило.

— Костик! Костик! — раздался встревоженный голос мамы: — Где ты, Костик?!

— Я тебе место, Костик, заняла! — добавила ехидина-Тейка, все еще пробивавшаяся к дверям. — Сюда, деточка!

Этого Костя стерпеть не мог и, чуть подавшись вперед, так, чтобы слышала только она, скороговоркой выпалил:

— Тили-тили теста… Тейка плюс Руслан — любовь! Троллейбус резко затормозил.

— Подожди, подожди, вот тебя Руслан достанет и врежет как следует, чтоб не дразнился! — пропищала Тейка. — Дубилон замшелый! — и выскочила из троллейбуса.

Костя показал бы ей кулак, но руку поднять было невозможно…

Дубилон… Что за странное ругательство. Дебил или дубина? Ладно, пусть — дубилон, но почему «замшелый»?! Мохом, что ли, покрытый?! И при чем тут мох? Так смешней, обидней?!

Но вообще-то… Он сам, первый, про жениха и невесту ляпнул. А это обидней, чем «манная каша». Как ни крути, так ведь сказала Тейка правду про его белую кожу. Что же до жениха и невесты… Вдруг у них с Русланом… нежная дружба, тогда гадко над этим насмехаться. Во втором классе ему, Косте, очень нравилась Милочка. Она об этом не знала и никто не знал. Очень он боялся: вдруг узнают, начнут дразниться. Ее будут дразнить. Такое бы он не стерпел. Потом Милочка уехала насовсем, и он тайком плакал, часто плакал, — ведь пацаном еще был. Скучно стало без нее в школе, неинтересно…

Мама, протолкавшись к нему в середину троллейбуса, что-то там негромко, сердито говорила. Костя не слушал. Ему было как-то не по себе. Может, Тейка, сойдя с троллейбуса, не идет к Руслану, а сидит где-нибудь под кустом и ревет от обиды.

— Ты что, уснул?! — встряхнула его за плечо мама. — Нам скоро выходить!

Он молча отвернулся.

— И нечего злиться. Пора усвоить: мороженое тебе категорически противопоказано…

— Мы завтра поедем в Аркадию? — невпопад спросил Костя. Наверное, Тейка с Русланом опять придут на пляж, а уж он придумает, как загладить свою вину.

— Успокойся, поедем, — сказала мама и, конечно, тут же добавила: — Если без запинки сыграешь гаммы, этюд и повторишь геометрию…

Без слова «если» и длинного перечня условий мама «да» не говорила.

Однако они ни на другой день, ни в последующие в Аркадию не попали.

ГЛАВА II

Татьяна Петровна достала из сумки ключи, собираясь отпереть квартиру, а за дверьми нетерпеливо, но тихо уже повизгивала Жужа, вообще-то, когда Костя возвращался из школы, она громко лаяла, терлась о ноги хозяина, прыгала на него, выражая этим бурный восторг. Но в присутствии мамы ничего подобного собачонка себе не позволяла.

На лестничную площадку вышел сосед и сказал, протягивая розовый бланк:

— Вам телеграмма. Срочная, вот я и принял.

— Спасибо. Большое вам спасибо. — Татьяна Петровна улыбнулась.

— Наверное, от папы, — обрадованно произнес Костя и, взяв у мамы ключи, открыл дверь.

Жужа незаметно ткнулась носиком ему под коленку — и Костя тоже незаметно погладил ее между торчащими рыжими ушами.

— Я как чувствовала, что сегодня от папы будет весточка, потому и торопилась домой! — взволнованно говорила Татьяна Петровна. Тут же, в прихожей, она бросила на пол сумку и, бережно разворачивая бланк, пошла в комнату.

— Наверное, они уже из рейса возвращаются, — проговорил Костя.

Жужа, виляя белым пушистым хвостом, вопросительно посмотрела на хозяина. Но приглашения — тоже войти в комнату — с его стороны не последовало, и собачонка, опустив голову и хвост, поплелась к своей подстилке. Однако, лежа в прихожей, не спускала с него живых черных глаз.

А Костя ждал, когда мама, наконец, прочтет телеграмму.

Но Татьяна Петровна, взглянув на подпись, озабоченно подняла брови, потом про себя — чего никогда не делала — прочитала сообщение и, побледнев, опустилась на стул.

— Что с папой? — испуганно прошептал Костя. Ему вдруг представился наскочивший на айсберг и расколовшийся пополам теплоход, захлестывающие его волны… Судно мгновенно погружается в море так, как было с «Адмиралом Нахимовым». — Что случилось?! — уже еле слышно повторил Костя.

— Телеграмма от моей мамы, твоей бабы Лены. Она… она очень тяжело больна. — Татьяна Петровна положила на стол бланк, сдавила пальцами виски. Потом снова схватила телеграмму, будто там что-то еще было, чего она не заметила.

— Не может быть, — испуганно проговорил Костя. Баба Лена веселая, крепкая, вечно хлопочущая по хозяйству — то на кухне, то в огороде и вдруг «тяжело больна». — Не может такого быть, растерянно повторил он.

Мама не ответила.

Он вышел на кухню и выпил целый стакан воды. Притихшая Жужа чуть приподняла голову. Костя налил воды и ей в уже пустую мисочку. Но собачонка все смотрела на своего хозяина выпуклыми, как пуговки, влажными глазами. Она все понимала, понимала, что сейчас в доме не до веселья и игр.

Костя, понурившись, сидел на табурете, думая о бабе Лене, которую очень любил. Она приезжала к ним в гости, вытаскивала из своих «клумков» пироги с грибами, с яблоками, уставляла кухонный стол банками с вареньем и всякими солениями. Дома становилось и шумно, и радостно. Из кухни тянуло всякими вкусными запахами.

Косте хотелось, чтоб баба Лена никуда от них не уезжала. Но она говорила: «У вас всюды асфальт, дыхаты нэма чым. А у нас в сэли запашным хлибом, травою, вышнею пахнэ…». Ему тоже нравилось, как пахнет земля у бабы Лены, и он не возражал. И парное молоко, и первой муки красивый домашний каравай…

Но к бабушке они ездили только летом. Ненадолго. И вот она заболела. Теперь мама должна устроить ее в самую хорошую больницу, тогда баба Лена быстро поправится. Ведь поправился дядя Валя папин младший брат. Про него тоже говорили: тяжелый больной. Правда, прилипло к нему слово «инвалидность», которое родители произносят шепотом. И еще мама как-то сказала своей знакомой, думая, что он, Костя, не слышит: «Валентин со странностями. И вообще… чудак!»

Он, Костя, никаких странностей за дядей Валей не замечал…

Из-за стены донеслось всхлипывание. Костя встал — коленки уже не дрожали — и вернулся в комнату.

— Мне надо ехать. Я обязана быть рядом с матерью, — сквозь слезы проговорила Татьяна Петровна. — Отвезу ее в московскую клинику. Там прооперируют. Если вовремя прооперировать… Я должна… должна. — Она подняла голову и увидела Костю.

— Конечно, должна. В самую лучшую, — согласился он и робко взял маму за руку.

Она порывисто прижала его к себе и поцеловала в щеку. Такое бывало очень редко. У него даже в носу защипало.

— Сегодня же поезжай, — глотнув какой-то комок, твердо проговорил Костя.

— Я буду с бабой Леной в больнице, а тебя куда дену? И здесь не с кем оставить.

— С Жужкой останусь, — оживившись, предложил Костя. — Будем жарить яичницу, подогреем кашу.

— Подогреем кашу… — улыбнувшись сквозь слезы, проговорила мама. — Чтоб подогреть, надо сначала сварить. А ты ничего, ну ничего не умеешь.

— Колбасу купим. Молоко, — сразу же нашелся Костя. Жужа обожает колбасу, вполне они обойдутся до маминого возвращения.

— Не говори глупостей! — уже обычным строгим тоном остановила сына Татьяна Петровна. — Как будто всегда можно колбасу купить. Ты тут и пожар устроишь, и соседей затопишь. К тому же про живодерку я еще не забыла! — Мама насупила брови и поджала губы.

От поганого слова «живодерка» Косте тоже стало не по себе. Мама тогда была на работе, и они с Жужей вышли погулять.

Двух шагов от парадного не успели сделать, как что-то больно ударило Костю по ногам, а в следующую секунду он увидел в сетке на шесте улетающую от него Жужу.