— Готово!

Потом уселись в саду на скамейку под сиренью, Ольгина мама нарезала им хлеба, Ольгин папа наливал им пива, а сирень овевала их холодком.

Я тоже был там с самого начала, чтобы ничего не пропустить.

Мы с Ольгой помогали грузить вещи. Когда мы грузили маленький столик, нам позволили, а когда хотели погрузить большой стол, нас прогнали.

Но вот все было вынесено, мы с Ольгой взялись за руки и вошли в пустой дом.

Еще когда из него выносили вещи, мы заметили, что чем больше вещей выносят, тем меньше остается от старого дома, а чем меньше остается от старого дома, тем больше становится он сам. Теперь, когда вещей осталось совсем мало, дом казался таким большим и просторным, что в нем можно было заблудиться и расплакаться.

— Я боюсь, — сказала Ольга.

— Держись за мою руку, — сказал я. — Хоть я и сам немножко боюсь.

— Тогда ты тоже покрепче держись за мою руку, — предложила Ольга.

И все же вещей в старом доме осталось не так уж мало, и был он не такой уж большой и просторный, потому что на полу еще стояли два маленьких чемодана и одна продуктовая сумка, и еще в нем были мы двое, я и моя приятельница Ольга.

— Вот бы сейчас, в последнюю минутку, увидеть Златушика! Пока выносили вещи, я все думала, не окажется ли он под чем-нибудь, не закатился ли куда! — сказала Ольга.

— И я все время об этом думал, — сказал я. — Все время следил!

— А его нигде не было! Только одна кукла нашлась, я потеряла ее два года назад и долго плакала. Как по-твоему, может, кукла и есть Златушик? — спросила Ольга.

— Не знаю, — ответил я. — Она тебя окликнула?

— Нет, не окликнула, — сказала Ольга.

— Тогда почему мы должны думать, что она Златушик? — решил я.

— Но ведь и думать, что она не Златушик, мы тоже не можем, — сказала Ольга.

— Наверняка-то мы ничего не знаем. Как бы ее не обидеть!

— Ты права, — согласился я. — Но все-таки где же Златушик?

— И почему он сегодня не окликает нас? — добавила Ольга.

— Совсем не окликает. Странно! — сказал я. — Как раз сегодня мы его ни разу не слышали!

— А вдруг бедняжку Златушика придавили чем-нибудь тяжелым и он не может позвать нас, — сказала Ольга.

— Чем бы его придавили? — удивился я. — Тут ничего не осталось.

И мы оба в одну и ту же секунду посмотрели на два маленьких чемодана и продуктовую сумку, которые еще оставались в доме.

Я поднял один чемодан, мы заглянули под него — Златушик не откликался.

Златушика под чемоданом не было.

Ольга подняла другой чемодан, мы заглянули под него — Златушик не откликался, Златушика под чемоданом не было.

Тогда мы оба подняли продуктовую сумку, каждый за одну ручку, и заглянули под нее — Златушик не откликался, Златушика под сумкой не было.

Мы стояли и держали продуктовую сумку — каждый за одну ручку.

— Так мы с тобой ходили в магазин, — сказала Ольга.

— Да, — сказал я.

— Если бы Златушика можно было купить… — снова начала Ольга.

— Интересно, сколько бы он стоил? — спросил я.

— По-твоему, он тяжелый? — спросила Ольга.

— Не знаю, — ответил я. — Ведь нам даже не известно, как он выглядит. И вообще — что он такое, жучок или вещь?

— Златушик золотой, — сказала Ольга.

— Хорошо, что хоть это мы знаем, — согласился я.

— И то не слишком точно, — добавила Ольга. — В соседнем доме живет одна женщина, ее зовут Амалия Красная, а она, наоборот, совсем-совсем бледная.

— Верно. Даже того, что Златушик золотой, мы точно не знаем, — согласился я.

— Ничего не поделаешь, — сказала Ольга.

— Ничего не поделаешь, — согласился я.

Тут вошли Ольгин папа и Ольгина мама и говорят:

— Прощайтесь, дети.

— Нет еще, — попросили мы. — Мы пойдем вместе на вокзал.

Тогда Ольгин папа взял один маленький чемодан, Ольгина мама взяла другой чемодан, а мы взяли продуктовую сумку, каждый за одну ручку, и все пошли на вокзал.

Мы шли и оглядывались.

Потом пошли не оглядываясь, и только сирень из сада провожала нас запахом. Она пахла так сильно, что проводила нас до самого вокзала.

Подъехал паровоз и выдохнул пар:

— Ф-ф-ф-ф-ф-фу! Сирень, отправляйся домой!

А сирень все не уходила.

— Ф-ф-ф-ф-ф-фу! Сирень, отправляйся домой!

А сирень не уходила и не уходила.

Паровоз выдохнул пар в третий раз.

И кондуктор сказал:

— Начинается посадка!

— Хоть бы теперь он окликнул нас, хоть бы теперь показался? — сказала Ольга. — Златушик! Милый Златушик!

— Златушик! Милый Златушик! — позвал я. — Не потеряйся навсегда! Откликнись! Покажись!

Но Златушик не откликнулся.

Златушик не показался.

Все быстро поднялись в вагон, и дверь захлопнулась. Ольгин папа хотел открыть окно, но у него ничего не получалось, раму заело…

Поезд тронулся.

И вдруг откуда ни возьмись, нежданно-негаданно где-то рядышком послышалось:

— Зла-ту-ш-ш-шик, Зла-ту-ш-ш-шик, Злату-уу-уушик!

— Откликается! — закричал я. — Ты слышишь, Ольга?

В эту минуту Ольгиному папе удалось наконец опустить раму в другом окне, и он поднял Ольгу на руках.

— Златушик откликается! — закричала Ольга.

— Он в поезде! Вдруг он покажется тебе! Осмотри все как следует, может, хоть ты его увидишь! — кричал я.

— Нет, он на вокзале! Осмотри все как следует, может, хоть ты его увидишь! — кричала Ольга и не искала Златушика в поезде.

И я тоже не искал.

Пожалуй, потому, что поверил старому библиотекарю: то, что видит только один, не может быть так же интересно, как то, что видят двое.

А возможно, потому, что я смотрел на Ольгу, а Ольга смотрела на меня.

Но скорее всего потому, что я уже успел тайком оглядеться по сторонам и никакого Златушика не увидел, и Ольга тоже успела тайком оглядеться по сторонам и тоже никакого Златушика не увидела.

Тогда я закричал:

— Никогда не перестанем искать его!

И Ольга кричала:

— Когда-нибудь мы его непременно найдем, верно?

А Златушик кричал:

— Злату-у-ушик!