– Что смотреть?

– Какая бабушка продает. Если сразу видно, что деревенская, то можно брать, а если лицо у нее городское, значит, на кладбище копала. А еще лучше хрен в магазине покупать. Он хоть и похуже, но гарантия есть, что не с кладбища.

– Что вы такое говорите? – Кристине чуть дурно не стало.

– Так.., вспомнил. Увидел хрен возле могилы, – Богатырев показал рукой на сочные зеленые листья, выбивающиеся из-под мраморного бордюра, – и решил предупредить. А то некоторые покупают у городских, не разбираясь.

– Тише, – сказал Серебров, поворачиваясь к машине и прикладывая палец к губам.

Он сидел так, словно прислушивался к только ему доступному шепоту или же пытался разобрать слова любимой в свисте ветра, шевелил губами.

– Милая, как давно и как недавно это случилось…

И тогда, и сейчас мы не можем быть с тобой вместе…

Кристина боялась сказать слово, чтобы не нарушить идиллию этого страшного места.

Серебров медленно приложил ладонь к губам, затем прижал ее к мраморному памятнику:

– Прощай. До встречи, – проговорил он и, понурив голову, сел в машину. – Простите меня, не сдержался.

Кристине показалось, что в глазах Сереброва блеснули слезы, он тут же прикрыл их ладонью.

– Вам незачем извиняться.

– Мне нужно было приехать сюда одному, – и он отвернулся.

Богатырев знаками показывал дочке генерала Кабанова, что нужно уезжать. До самых кладбищенских ворот Серебров молчал, глядел лишь под ноги на рифленую резину автомобильного коврика.

– Мне нужно подышать, – он запрокинул голову на спинку сиденья и глубоко вздохнул. – Остановитесь.

Вышел из машины. Кристина колебалась, идти вместе с ним или остаться.

Наконец-таки решилась, выбралась из-за руля.

– Как мы любили друг друга! – задумчиво произнес Серебров. – Такое случается редко, и теперь знаю точно – один раз в жизни.

– Красивый памятник.

– Это не я его поставил, а ее муж. Если он найдет цветы на могиле, то будет долго топтать их ногами. Я бы хотел поставить ей другой памятник, но что сделаешь, она умерла пять лет тому назад… Даже после смерти я не могу приходить к ней открыто, – Серебров произнес это так, словно говорил: «мы расстались вчера». – Мне тяжело об этом рассказывать.

– Не надо, я не буду мешать.

– Но и не говорить невозможно. Вы чем-то напоминаете мне ее в молодости. Ее отец тоже был военным, – мужчина и молодая женщина шли по сухой, выгоревшей под солнцем траве.

Герман скучал возле машины.

«Прохиндей чертов, креста на нем нет!»

– Каждый раз, когда мы встречались, она просила, чтобы я бросил ее.

– Она не любила вас?

– Еще как любила, – вздохнул Серебров.

Именно поэтому и просила бросить, – он внезапно остановился и повернулся к Кристине. Его глаза наполнились влагой. – Каждый раз, когда я делал ей подарок, она говорила мне: «Сколько женщин на свете мечтают о таком мужчине, как ты! Сколько женщин с радостью приняли бы твой подарок! И только я прогоняю тебя, отказываюсь». Она принимала от меня только цветы, все остальное возвращала и брала с меня клятву, что вещи и деньги, предназначенные ей, я отдам первой красивой девушке, которую встречу на улице. Не обижайтесь, пожалуйста, возьмите, это свято для меня, – и Серебров дрожащими руками полез в карман пиджака, вытащил конверт, сунул его в руки Кристине.

Дочка генерала Кабанова заглянула вовнутрь: там лежала тысяча долларов и кольцо с небольшим бриллиантом.

– Что это?

– Это ваше. Я хотел подарить ей, но ее не стало.

На эти деньги мы собирались поехать отдохнуть.

– Я не могу взять, что вы!

– Я обещал ей, что когда приеду на могилу с другой женщиной, то… – Серебров замолчал, поняв, что запутался.

Но эмоции сделали свое дело, Кристина не заметила подвоха.

– Я не могу взять деньги, я знаю вас всего второй день.

– Иногда достаточно и пары часов. Я обещал…

– Все равно не могу, – Кристина почувствовала слабость в ногах.

– Хорошо. Можете считать, что я даю вам в долг.

Вы же умная женщина, когда-нибудь наладите свое дело, разбогатеете и вернете мне деньги. Так будет лучше. Я вас умоляю. Это надо не вам, а мне.

Странные чувства обуревали Кристиной. Друг отца не приставал к ней, даже не заигрывал, он доверял ей тайну как другу. Нечто подобное она испытывала в школе, когда влюбилась в учителя.

– Все, возвращаемся в машину.

Серебров сел за руль, Кристина рядом. Сергей молчал всю дорогу, лишь сказал «до свидания», когда подъехал к дому Кабанова.

– Как ты можешь творить такие мерзости? – через полчаса возмущался Богатырев, расхаживая по квартире и то и дело поглядывая на фотографию Героя России за стеклом.

– Какие мерзости, друг мой?

– На могиле чужой женщины, которая о тебе и слыхом не слыхала!.. Это полное отсутствие морали, ты моральный урод!

– Герман, успокойся. Что я сделал плохого? Многие женщины любят, когда им объясняются в любви, любят придумывать душещипательные истории. Думаю, и Ядвига, могилу которой ты присмотрел для меня, была одной из них. Думаю, ей было приятно получить букет белых роз и услышать ласковые слова.

Если же тебя беспокоят мои отношения с Кристиной, то не волнуйся, совращать ее я не собираюсь. Я сделал благое дело: деньги, которые попали мне в руки для того, чтобы доставить неприятности ее отцу, я отдал ей, пусть купит себе что-нибудь красивенькое.

Или ты скажешь еще, что женщины не любят деньги?

Богатырев остановился, задумался:

– Не знаю, Сергей. Когда слушаешь тебя, то кажется, ничего страшного не произошло. Но, рассудив, понимаешь: это то же самое, что выкапывать хрен на кладбище и потом продавать его на базаре.

– Герман, ты берешься судить о вещах, в которых ровным счетом ничего не понимаешь. Можно любить женщину и причинять ей боль. Можно не любить и дарить счастье. Вспомни жену Нестерова; кроме удовольствия, я ей ничего не доставил. Настоящий любовник старался бы получить удовольствие сам, я же думал только о ней. Я что-то дарю и что-то требую взамен, даже не требую, а получаю сам.

– Все равно, – ответил Герман, – каждый раз, когда я наблюдаю тебя со стороны, мне становится не по себе.