– А теперь, журналисты, я хочу вам сказать правду… Судьба страны во многом зависит от вас, именно вы должны сориентировать народ, чтобы граждане нашего государства, нашей многострадальной державы сделали правильный выбор. Вот в моих руках кассета. Я от вас ничего не скрываю, эта кассета полностью изобличает моего конкурента, бывшего следователя районной прокуратуры Игоря Ивановича Горбатенко. Просмотрев ее, вы увидите, что он за человек, поймете, с кем связан, какой образ жизни ведет. Я же всегда выступал, выступаю и буду выступать за нравственность наших людей. Да что толку говорить, смотрите, – генерал подал кассету своему пресс-секретарю, и тот вставил ее в видеомагнитофон Экран телевизора вспыхнул, телевизор включен был на всю громкость. Гнусавый голос объявил:

– Приват порно, крутое русское порно! – и на экране возникло изображение. Три солдата и прапорщик в каком-то ангаре, заполненном боевой техникой, трахали двух девиц, при этом громко и грязно матерились через слово. Стоны, охи, ахи, мат смешивались в один комичный жуткий клубок. Генерал Кабанов смотрел на экран, медленно меняясь в лице.

– Выключи! – заорал он громовым голосом, схватил со стола пульт и принялся невпопад нажимать кнопки. – Выключи! Выключите свет! – кричал генерал, прижимая пятерню к тому месту, где у нормальных людей бьется сердце. – Прекратите безобразие, это свинство! – пошатываясь, генерал выскочил из зала, швырнул пульт.

Журналисты хохотали, улюлюкали, кричали, кое-кто скандировал:

– Аи, генерал! Браво, браво, вояка!

– Вот это да! Вот это номер! Вот это пиар, мать его!

Генерал Кабанов закрылся в кабинете.

«Еще, чего доброго, застрелится, – подумал Серебров. – Генералы, они тоже не из железа сделаны».

Горбатенко узнал о случившемся через час. Он хохотал, прыгал по своему кабинету, пока наконец не успокоился.

Подобного позора генерал Кабанов не испытывал никогда в жизни. За спиной у него шушукались сотрудники избирательного штаба, уже понимая, что вся их работа, все усилия ушли коту под хвост.

Один умник сострил:

– С чем генерал боролся, на то и напоролся.

С лицом мрачным и темным, как у висельника, генерал Кабанов покинул штаб.

Нестеров и Скворцов узнали о случившемся почти сразу. Нестеров скрипел зубами, стучал кулаком по столу, проклиная генерала-идиота, которого подставили как последнего лоха. Скворцов тоже был вне себя от ярости. Но ярость Нестерова и Скворцова была ничто по сравнению с теми чувствами, которые бушевали в душе генерала Кабанова: «Я просто весь как в дерьме, словно меня, как последнюю шлюху, высекли розгами в центре площади, перед народом».

Журналисты ликовали. Ехать на пресс-конференцию к Кабанову им не очень хотелось, но теперь они были вознаграждены сполна. Эти сюжеты будут во всех информационных выпусках ключевыми, ведь подобного в избирательных кампаниях последних лет еще никогда не случалось. Генералу Кабанову звонили по всем телефонам, требуя разъяснений, опровержений.

Генерал сидел в кабинете и допивал вторую бутылку водки. Он понимал, что пресс-конференция – огромная жирная точка, поставленная на его карьере. После такой грязи ему уже не отмыться, какие благородные поступки он бы ни свершил. Все будут говорить:

– А, это тот генерал, который журналистам порно демонстрировал? Как же, как же, знаем. Кабанов – свинья свиньей и полный идиот.

Сергей Владимирович Серебров, перещелкивая программы, просмотрел несколько телевизионных выпусков и остался доволен. Его мобильный телефон ожил в одиннадцать вечера.

– Давай завтра встретимся, – услышал он знакомый, немного скрипучий голос Геннадия Павловича.

– Ну как ты думаешь, Геннадий Павлович, это нокдаун или нокаут?

– Знаешь, Сергей, по-моему, это удар ниже пояса. После такого становятся инвалидами. Нет у тебя сердца.

– А вот за эти слова вы мне заплатите, – строго произнес в трубку Серебров.

Эта ночь для многих была бессонной. Нестеров позвонил Горбатенко и сообщил, что он все свои дела закончил и теперь всецело принадлежит ему. Горбатенко ликовал. Генерал Кабанов бил дома посуду, ругался грязно, как в окопе, и пил водку.

Скворцов созвонился с Нестеровым и попросил того свести его и познакомить поближе с господином Горбатенко. Нестеров, естественно, пообещал устроить неофициальную встречу.

В десять утра Сергей Владимирович Серебров вышел из черной «Волги», за рулем которой сидел коротышка Герман, и с букетом цветов вошел в парикмахерскую.

– Сергей Владимирович! – воскликнули две женщины. – Вы же совсем недавно у нас были.

– Девушки – это вам, – от Сереброва веяло великодушием и прекрасным настроением. – Я хочу постричься, – он сел в кресло.

Мастер подошла к нему:

– Я вас не понимаю. Вы и так выглядите на все сто.

– Я хочу выглядеть на сто плюс еще один ноль.

– Не поняла, – улыбнулась женщина-парикмахер.

– Постригите меня, пожалуйста, под ноль.

– Как это под ноль?

– Я хочу, чтобы моя голова стала гладкой и блестящей.

– Такие волосы, вы что!

– Пожалуйста, я вас очень прошу. Волосы отрастут, они имеют свойство отрастать.

Скрепя сердце мастерица сделала свое дело. Серебров смотрел на отражение, любуясь. Он прикоснулся ладонями к голове, лишенной шевелюры.

Щедро, как всегда, расплатился, извлек из кармана пиджака очки в тонкой золотой оправе. Надел, посмотрел на женщин, которые стояли, не зная, что сказать, и спросил:

– Я похож на геополитика?

– Да, – произнесли они в один голос.

Серебров загадочно улыбнулся, покидая салон. Он шел по Тверской. Высокий, стройный, он нравился сам себе и понимал, что нравится женщинам. Те смотрели на него восхищенными взглядами.

«Вольво» с тонированными стеклами остановился рядом с троллейбусной остановкой. Серебров открыл дверцу, сел на заднее сиденье.

– Ничего себе! – услышал он сдавленный возглас советника президента.

– Нравлюсь? – осведомился Серебров.

– Погоди, дай собраться с мыслями.

Но Серебров не дал сосредоточиться:

– Я решил стать геополитиком, поменял имидж.

Похож?

– Дальше некуда, – сказал советник президента, сверкая глазами.