— Скорее всего где ещё, — просветил Макузь, — Возле топи лес не особо продуктивен на дрова, хватило бы на топку платформ. Так что лучше, как мы прикидывали, вывозить тар туда, где много лишнего топлива, и перегонять там.

— То есть получается что? — задумалась Ситрик, — Тар за весь тёплый год придётся хранить на базе?

— Получается что да. Ну, бочка будет нехилая, спору нет.

— Бочка будет на редкость нехилая, — дальнослышно поправила Речка.

Пока же грызи собрались да и пошли, в очередной раз — то есть, пошли конечо не раз, а в лес, но тем не менее. Пароходы, наделанные сотнями штук из просмолённого клоха, пыхтели по всем рекам, так что добираться проблем не имелосиха, к тому же учгнездо выделяло единицы бобра для оплаты этой процедуры, и искать самим не требовалось. За два очень неспешных дня грызи добрались до Чихова и ослушали его: это был небольшой посёлок без особого уклона в какую-либо деятельность — имелись собственные огороды, небольшая грунтовая фабрика в запрудах у речки, ремесленные мастерские и всё такое. Досюдова проходила лемминговая дорога, и слышимо именно по ней вывозили излишек дров и угля с топливной базы для получения внешнего дохода.

Вокруг несильного возвышения, где находился посёлок, простирались несколько обширных полей и рощи лиственных деревьев навроде ивы, только больших — когда всё это цвело, от пыльцы и пуха грызи чихали, что и стало причиной наречения посёлка. Четверо пушей завалились в центральную избу, но там сидели только грызунята и вычёсывали овцу, а ответственные уши по посёлку ковырялись на огородах, собирая Урожай в Закрома — так и цокнули, Урожай в Закрома. Поскольку все знали, что без Урожая в Закромах будет довольно не в пух, отвлекать не стали, а цокали прямо через изгородь. По результатам цоканья через изгородь пуши составили мнение, что местные не будут против вкорячить куда-нибудь на отшиб перегонку для тара, потому как им требуется чем-то занимать лапы, а дрова слишком особым спросом не пользуются.

После такой разведки приступили к другой разведке, уже на местности. Как они и грозили, грызи пошли парами с обеих сторон от тропы — от Чихова в сторону Сушнячихи. Поскольку орать вдаль было глупо, разделилсь и доцокались встретиться уже на месте назначения — вслуху чего Макузь и Ситрик в очередной раз остались в Лесу на две пуши, с дорогой впереди, и это их порадовало — цокнуть бы что неслыханно порадовало, но на самом деле слыханно, и притом постоянно слыхано. Сидела осень, но особой грязи не наблюдалосиха, так что идти можно вполне свободно и преодолевать за день значительные расстояния, что и в пух. Конечно, грызи часто пользовались непромокаемыми плащами от дождя, но всё-таки шлось спокойно. В носу тусовался запах сырой земли, дерева и листьев, так что оба наличных грызя припомнили первый раз, когда они ходили в разведку на две пуши.

— Ситрёна, йа так люто счастлив, что ты таскаешься со мной по всем лесам! — прямо цокнул Макузь, — Если бы кто цокнул мне, что так может быть, йа бы наверно не поверил.

— Ну конечно, — засмеялась белочка, — А по ту сторону дороги идёт кто?

— Ну да, хватил лишнего…

— А йа люто счастлива, что ты вытаскиваешь меня из цокалища, — цокнула Ситрик, — Сама йа бы пух так пробежалась.

Грызи почесали друг другу за раковинами, которые ушные, и продолжили хождение и глазение по сторонам. На следующий день погода разгулялась, небо было чистое, так что стало ещё веселее — грызи шли, размахивая хвостами и горланя песни:

Спой-ка с нами гусачина, гусачинушка!
Раз листочек, два листочек — будет ивушка!
Раз черта и два черта — и будет стрелочка,
Раз пушинка, два пушинка — будет бе-лоч-ка!!
Вместе весело шагать по мосточку, по лесочку, по песочку!
А капусту положить лучше в бочку, зёрна — в строчку, на яйца — квочку!!

За этим занятием они не сразу просекли, что идут не по лесу, а по совершенно чистому полю! Непонятно каким образом не заросшее деревьями, покатое поле было длиной не менее килошага и примерно такой же ширины; по бокам имелись поросли ивовых кустов и ёлочек, а посередине в сырой ложбинке росли дикие тыблони и опять-таки ивы. Ослушивание выявило, что тропа проходит по краю поля, а вскоре из леса с другой стороны вышли Руфыс с Риллой, так что появилась возможность, и в том числе — обцокать услышанное полным составом.

— Поле просто самое в пух! — цокнула Ситрик, — На мой слух, тут и надо ставить. Как с расстоянием?

— С расстоянием впринципе сойдёт, — прикинула по карте Рилла, которая в основном и картографировала.

— Макки, тогда грохнем тут? — спросила грызуниха.

— Честно цокнуть, мне очень жалко занимать такое поле, — прямо цокнул Макузь, — Сама же цокнула, в пух. А мы тут такое погрызище разведём.

— Хм… — подумала Ситрик, — А ведь и верно, если занимать хрурные места — их не будет. Но что тогда?

— Мы ещё не прошли и половины пути, — напомнила Рилла, — Думаю, надо дослушать, там и разбрыльнём.

— Айда!

Способ такой выборки места под какое-либо погрызище был давно известен и продолжался с самого начала — если место и так в пух, зачем его занимать и разводить там галимаж? Собственно, и Щенков был основан отнюдь не в цветущей долине, а на склонах крутых холмов, разрезаных глубокими оврагами; вся эта местность изначально была покрыта зарослями колючего кустарника вперемешку с пустырями. Грызи постепенно зарыли овраги или укреплили их стены, расчистили кустарник, проложили каналы для снабжения водой, так что теперь ничто не напомиинало о том, что место под цокалищем было довольно неудобное.

Помимо общих рассуждений о пользе для Мира, которые впрочем имели прямую связь с лапами, устроение тряски в неудобных местах имело чисто хузяйственный смысл. Когда собрание пуха становилось большим, зачастейшую трясы оказывались временно без всякого дела, а это грозило сходом с режима «хохол дыбом, пухячить до заката» — тут и помогали овраги, кусты и бурелом, на переработку коих требовалось астрономическое количество белко-килоцоков работы. Как это ни странно, но именно нагруженность упрощала деятельность коллектива — цокнуть, навроде как тренировка для лап.

Чтоже до местности, то впереди по направлению ушей у грызей были леса, поля и снова леса, перемежаемые речками, слегка заболоченными низинками и прочей прелестью. Собственно, теперь ни у кого не поворачивался язык назвать лужу с осокой «болотом», потому как все слышали настоящее, махровое болото, не похожее на лужу с осокой. Макузь и Ситрик слушали почти внимательно, но никак не улавливали подходящего места — леса были достаточно свежие, с малым содержанием сушняка и бурелома, так что выпиливать такой участок никакое грызо не будет.

— Сдаётся мне, так и дойдём до Сушнячихи, — цокнула Ситрик.

— А что делать, дойдём, — кивнул Макузь, — Послушаем, что цокнут сотрапы.

Когда пух выходил на открытые пространства, можно было услышать другой пух — диких овец, косуль, и даже классических серых волков, тусовавшихся мелкими группами по одной-две единицы. Серые отнюдь не бегали с выпученными глазами, а просто ходили, неспеша и даже лениво, и на грызей обратили внимание, эквивалентное кусту картохли. Грызи в свою очередь вспушились и бочком проследовали мимо.

Проследовав мимо, они уткнулись ушами в чернолесье — участок с худосочными ёлками, где не имелосиха никакого подлеска, а почти голую землю покрывал только слой чёрных старых иголок и коры. Любое грызо знало, что такой лес — не в пух, потому как мешающие друг другу от чрезмерной плотности деревья постепенно засохнут, а на куче сушняка вероятно возгорание и расплодятся короеды и пилящие жуки, что тоже мимо пуха. Участки чернолесья, если таковые обнаруживались, чаще всего пускались под пилу и превращались в стройматериал и топливо, а на освобождённом месте резко пёрла новая растительность.