— Николай! — позвал я его погромче.

— Да приду сейчас! Невтерпёж, мля… — не оборачиваясь, рявкнул в ответ Коля. От такого откровенного хамства я снова упал на скамейку.

— Коленька! — донеслось из домика, — А к тебе тут Серёжа приехал! Ты не видел, где я фотографию Лёшки положила? Не могу найти нигде.

Коля не обращал внимания и на жену тоже, хотя её это ни капли не расстраивало.

— О! Так вот же она! Серёжа, нашла! Сейчас покажу! Коленька, ты кушать хочешь, зайчик? Я быстро! Серёжа, вы будете с нами обедать? У меня сегодня пельмени! Вы таких никогда ещё не кушали, я сама леплю! Юленька, дочечка моя, когда к нам приезжает, так сразу требует, чтобы я ей пельмешек сделала, говорит, что самые вкусные в мире. Она у нас юристом работает, в ресторанах всяких дорогих бывает с клиентами. А клиенты-то всякие бывают! И богатые тоже попадаются. Так что в кухне она разбирается. Но, не смотря ни на что, больше всего любит мамины пельмешки. Я и на вас тоже сварю!

— Нет! — в панике воскликнул я и сам удивился тому, что получилось вставить целых три буквы в плотную и невероятно быструю тираду неугомонной тётки. Опасаясь, что она снова заговорит, тут же добавил: — Я тороплюсь! Очень!

Но — о ужас — Люба меня не слушала! Она, всё с той же весёлой улыбкой на лице, неслась ко мне, потрясая в воздухе толстенной стопкой фотографий!

— Смотри, какие они здесь халёсые, — расцеловывая изображения родни, умилялась тётка, — Вот Юленька ещё в садике на утреннике новогоднем, лисичкой была! — она подсела ко мне поближе и передала чёрно-белую фотку.

Я из вежливости кивал и с надеждой смотрел на крыльцо домика, надеясь, что хамоватый Коля не уляжется спать, а выйдет-таки к гостю.

— А вот и он! Лёшенька наш! Вот видишь, это мы к нему на присягу ездили. Серьёзный такой был! Настоящий солдат!

— Люба! — обратился я к ней.

— А вот и та фотография, которую я тебе показать хотела…

— Люба! — повысив голос почти до крика, повторил я.

— А? — будто опомнившись, наконец, посмотрела она на меня и часто заморгала.

— Мне акваланг нужен. Очень. У вас есть? — решив рубить с плеча, выпалил я.

— А, ну это к Коле тебе нужно. У него есть! На! — тётка сунула мне очередную фотку Лёшеньки в офицерском кителе, — Вот какой красавец!

— Так, а позвать вы его не могли бы?

— Кого? — не поняла Люба.

— Колю! — вскипал я.

— Зачем?

— Так поговорить же с ним хочу!

— Та я же его позвала уже, он и приплыл ведь! — продолжала недоумевать Люба, — Это же и был Коля, или ты не понял?

Не выдержав, я встал из-за стола и направился к крыльцу. Постучав в приоткрытую дверь, спросил:

— У вас акваланги есть на прокат?

— Двести, — послышалось из-за двери.

— Мне один нужен!

— Долларов двести! — рявкнул мужик, — в залог триста! Пятьсот всего.

— А ласты, маску, костюм?

— Есть всё.

Дверь открылась и Коля, важно отодвинув меня рукой, спустился с крыльца:

— Идём, сам нести будешь.

«Бывает же такое!», думал я, отъезжая от железных ворот станции, «Как подходят друг другу! Противоположности, всё-таки, притягиваются…» В багажнике внедорожника лежал старый советский акваланг «Украина», заклеенный в нескольких местах совдеповский гидрокостюм «Акванавт», древняя зелёная маска и такие же древние ласты сорок второго размера, а на пассажирском сидении — пакет с замороженными пельменями.

Да! Чуть не забыл! Жалость, как-то внезапно возникшая к Коле, испарилась без остатка после личного знакомства с оным. В конце концов, так ему и надо, блин!

Глава 25. Погружение

— Ха! Ну, ты ниндзя! — иронично восхищался моим видом Вовка, когда я полностью облачился в тесный неопреновый костюм, — надо было раньше надыбать такую одёжку! Можно было бы и не уезжать никуда от Михалыча — ты бы его одним своим видом победил. Прикинь! Ночью! В лесу! И ты, такой, весь чёрный и в ластах! Точно обделался бы конкурент! А если бы ещё и дед Прохор с пулемётом… Эх…

— Ну, да… — только и ответил я, вдруг вспомнив свою недавнюю ночную прогулку к омуту, и голову первый раз посетила призрачная догадка, которая тут же куда-то предательски ускользнула.

— Не боись, друг, всё будет нормуль! — поднимая тяжёлые баллоны и помогая одеть их мне на спину, приговаривал Вовчик, — Не вылезешь из лужи, пока сундук не вытащишь!

Было слегка страшновато, и дружеские, шутливые подколы помогали справиться с волнением. А когда все приготовления были окончены, он встал передо мной, положил ладони мне на плечи, пригнул голову, заглядывая прямо в глаза, и очень серьёзным голосом сказал:

— Ты, главное, не пукни в этом костюме, а то сразу попом к верху всплывёшь!

Смеяться с загубником во рту было крайне неудобно, и я, неуклюже приняв стойку каратиста, угрожающе замахал кулаками перед Вовкиным лицом, а он, с тем же серьёзным видом, поднял руки и залепетал:

— Понял! Боюсь! Сдаюсь! — и отбежал от меня на безопасное расстояние.

«Всё-таки хороший у меня друг», — как-то не к месту посетила меня в ту минуту такая вот нелепая, сентиментальная мысль. Видимо, в очередной раз «шестое чувство» подсказало, что впереди нас с ним ждут солидные перемены. И в очередной раз я отогнал от себя неприятную мысль, отказываясь прислушаться к интуиции.

Несмотря на небольшие размеры озерца, вода в нём была жутко холодной. Костюм оказался вовсе не водонепроницаемым, и жёлтая жижа потоком хлынула мне за пазуху, обжигая изнутри как лёд. Дыхание перехватило. Я уж хотел выбираться назад, но через несколько секунд почувствовал, как от температуры собственного тела жидкость под костюмом начинает постепенно прогреваться. Как оказалось, неопреновый костюм работал по принципу термоса, и через пару минут я уже чувствовал себя достаточно комфортно, болтаясь поплавком на поверхности глубокой лужи.

— Ну и чего ты не ныряешь? — не выдержав затянувшейся паузы, возмутился Вовка.

Я вытащил изо рта загубник:

— К холоду привыкал. Вода — лёд!

— Ты так весь воздух в баллоне используешь. Давай вниз уже!

Я согласно кивнул, перевернулся вниз лицом и попытался нырнуть, отчаянно барахтая ластами по поверхности воды. Голова погрузилась, но пятая точка, не смотря на все мои отчаянные попытки, никак не хотела идти под воду! Я в недоумении поднял голову над водой и посмотрел на берег. Там, корчась в конвульсиях, катался по траве мой бессовестный друг. Истерика продолжалась довольно долго. С трудом успокоившись и утерев выступившие слёзы, он, наконец, снова обратил на меня внимание. «Ах, так?! Ну, гад, получай!», — подумал я, и ещё несколько раз повторил свои кувыркания, добивая, обессилевшего от смеха, Вовку. И пока тот, держась за живот, бился в истерике, я спокойно подплыл к берегу.

— Блин, не пойму как эти водолазы ныряют! Я в этом костюме как пенопласт — не тону никак.

— Ну, ты и село, Серый, — продолжая хохотать, выдавливал из себя слово за словом мой друг, — А ремень с грузилами ты накой чёрт с собой привёз?

— Во гад! Чё ж ты мне не напомнил-то, умник?

— Да я и сам о них забыл!

С трудом выбравшись на крутой берег, я нацепил принесённый Вовкой из багажника пояс, тем самым увеличив собственный вес килограмм на пятнадцать, и дальнейшее погружение пошло как по маслу. Опустившись на полметра и глядя сквозь толщу воды на поверхность, сделал первый вдох под водой. Инстинкт самосохранения настойчиво требовал сделать взмах ластами и пулей вылететь наружу в привычную атмосферу, однако я старался не поддаваться панике, прекрасно осознавая всю рациональность происходящего и контролируя бурлящие эмоции. Во время вдохов по воде распространялся шипяще-свистящий звук и эхом отражался от стен воронки. Воздух подавался в лёгкие довольно легко и в необходимом мне количестве. Это успокаивало. Выдох — из лёгочника пошли первые пузыри и очень громко бурля, поднялись к поверхности. Вроде работает!

Немного освоившись, я продолжил спуск, однако через несколько метров почувствовал странную боль в ушах, как при подъёме или спуске на горных перевалах, только значительно сильнее. Вовремя вспомнив страшную формулировку «баротравма уха» и методы борьбы с сим неприятным недугом, зажал нос и сглотнул. Послышался характерный щелчок где-то в голове и неприятное ощущение тут же исчезло.