— Ау! Вовчик! Я тут так кровью истеку!

Снова тишина.

— Ну, хотя бы позови кого-нибудь на помощь! — в отчаянии завопил я.

— Да иду я, задолбал, блин! — услышал, я наконец, такой родной голос моего друга. А ещё мне было отчётливо слышно, что он плачет.

Боится, до ужаса, до слёз, до потери сознания боится, но всё равно идёт! В тот день, когда Вовка перетаскивал меня на своих плечах через заросли водорослей, я понял, что на этого человека могу положиться в любой ситуации. Понял, что значит настоящая дружба и поклялся сам себе, что никогда в жизни, ни при каких обстоятельствах его не предам.

Глава 24. Акваланги

Я сидел около раскладного походного столика и изучал инструкцию к Вовкиному металлоискателю, а именно ту её часть, в которой описывалась методика подводного поиска. Максимальная глубина, на которой прибор мог работать, составляла всего три метра, а какой была реальная глубина грязного озерца, для нас оставалась полнейшей загадкой. Хотя, если судить по диаметру воронки, там не должно быть больше трёх-четырёх метров…

Кто из нас будет водолазом, и так было ясно. Не ясным оставалось одно: как я без маски, ласт и акваланга смогу ползать по дну этого болота, искать под слоем ила и грунта металлы, да ещё и пытаться что-то там откопать!? Задача казалась не то что невыполнимой… Сказочной просто! У меня начали возникать мысли о том, чтобы вычерпать всю воду и парадным шагом ступить на недосягаемые глубины, однако упрямый и находчивый Вовка, несмотря на жуткое похмелье, рассуждал здраво и лихорадочно искал выход исключительно в направлении погружения под воду. После получаса споров и рассуждений, было принято решение, во что бы то ни стало, разыскать акваланг. С этой благородной целью я и выехал в ближайший посёлок, стоящий на берегу живописного водохранилища (благо тот находился всего в десятке километров от места нашей стоянки), оставив друга отсыпаться, стеречь лагерь и колдовать над обедом.

Разыскав с третьей попытки лодочную станцию, на которой наверняка были акваланги, я оказался перед закрытыми железными воротами с надписью «Лодочная станция Печенежского ВХ». В ответ на мой настойчивый стук, никто не появлялся, и я решил перелезть через сетчатую ограду на территорию станции, чтобы отыскать хоть кого-то.

Территория эта оказалась довольно ухоженной, лодки, сложенные на берегу кверху дном были свежевыкрашенными, а причалы — увешены спасательными кругами. Значит, всё-таки, кто-то здесь должен быть.

— Ау! — прокричал я, — Есть кто живой?

Никто, кроме чаёк, планирующих над водоёмом, мне не отвечал. Я осмотрелся ещё раз. В нескольких метрах от причала, среди вековых сосен, стояло небольшое строение, явно административного назначения. Постучав, услышал из-за двери приятный женский голос:

— Иду, иду! Одеваюсь!

Через минуту на крыльцо вышла приятной наружности грузная, улыбающаяся женщина, лет пятидесяти. Кутаясь в махровый халат, и вопросительно глядя на меня, спросила:

— Здравствуйте! Вы к Коле?

— Здрасти! Вообще-то, скорее всего, к нему. Мне нужно с кем-то поговорить, по поводу…

— А, ну так он на рыбалке сейчас, — не давая мне договорить, перебила она, — Идём, позову его, а то с самого рассвета торчит на своей сиже. Ничем его домой не заманишь!

Мы подошли к кромке воды, женщина ткнула пальцем куда-то в сторону противоположного берега и с улыбкой сказала:

— Вон он, на том берегу, на сиже торчит. Рыбачит с утра до ночи, паразит, — и как-то не к месту неестественно захихикала.

Было понятно, что ничего не понятно. Дело в том, что само водохранилище настолько большое, что даже в такой ясный и погожий день, я так и не смог разглядеть, где же там этот Коля рыбу ловит. Что уж говорить о том, чтобы он услышал, как эта странная тётка будет его звать?

Но баба-то оказалась не промах! Она весело подмигнула мне, вставила в рот четыре пальца и невероятно громко и протяжно свистнула. Пришлось даже отвернуться в сторону, чтобы не оглохнуть! Но на этом всё не окончилось. Она подошла к столбу, на вершине которого был установлен громкоговоритель, открыла крышку блока управления и начала вращать изогнутую ручку. Над водой разлился пронзительный вой сирены. Сделав несколько оборотов, женщина обернулась ко мне и, с несмываемой улыбкой на лице, прощебетала:

— Во как! — а затем протянула мне руку и представилась: — Любовь Аркадьевна! Можно просто Люба. Или Аркадьевна! Ну, или как больше нравится.

Я пожал руку самому жизнерадостному человеку, который мне встречался за последние несколько лет, и тоже, улыбнувшись в ответ, представился:

— Сергей.

— Идём, Серёжа, я тебя чаем с бубликами угощать буду. Мой хоть и на моторке, а всё равно добираться полчаса будет. Пока удочки соберёт, пока заведётся… Мы-то с Колей городские, а тут всё лето живём. Коля ещё и зарабатывает что-то. Копейки, конечно, но нам-то много и не надо. У нас даже огородик небольшой здесь есть! Идём, покажу!

Я просто не мог отказать такому открытому и гостеприимному человеку. Разгуливая по огороду, слушал, что и где посажено, и какой урожай был собран в прошлом году. Где-то минуте на десятой до меня начало доходить, что я, по всей видимости, крепко влип! За полчаса ожидания Коли, я был введён в курс всех событий, произошедших на лодочной станции и в радиусе трёх километров от неё и даже значительно дальше — в других городах. Причём, проинформирован был очень качественно и мог теперь без ошибки определить, где посажен чеснок, как выглядит крот и где он нарыл своих холмиков. Мне были показаны все его холмики! Сколько лет детям Любы, и в каких городах они живут, на ком женаты, за кем замужем, сколько у Любы внуков, как их всех зовут и чем внуку Сенечке вылечили длительный запор. А ещё я теперь знал, что у невестки — жены сына Лёши — запущенная форма геморроя, от чего бедная девочка сильно страдает, но спасается полосканием. В-общем, знал практически всё!

Я глубоко сожалел, что согласился на чай с бубликами и вишнёвым вареньем, а когда и вовсе приблизился момент паники, вдали раздался спасительный рокот моторной лодки. Спасительным я его считал, надеясь, что Коля окажется менее общительным человеком.

Люба звуков мотора не замечала, продолжая без остановки тараторить:

— Коля у меня хозяйственный. Всё в дом тащит! Вот, столешница эта, угадай, из чего сделана? А? Никогда не догадаешься! Это крыло от самолёта! Представляешь? Да! Видишь, тут заклёпки такие есть? Притащил крыло и мастерит молча. Он у меня вообще не очень разговорчивый, — я облегчённо выдохнул, — Это только я такая щебетуха, а он всё время молчит. Ну, а мне того и надо. Слушает и хорошо! — Люба захихикала, а во мне проснулось искреннее чувство жалости к мужику, прожившему так много лет с этой женщиной, — Сын-то наш, Лёшенька, вечно возмущался, что я ему слова не даю сказать. Ему, как только шестнадцать стукнуло, так сразу в военные и подался. Служит сейчас! Офицер! Гордость наша! Недавно фотографию прислал, сейчас принесу, покажу. А ты чаёк пей, Серёж, я быстро. Ох, и красавчик наш Лёшенька…

Люба исчезла в домике. Я устало откинулся на спинку лавочки. К пристани причалила лодка. Из неё выбрался Коля — грузный мужик с угрюмым лицом, сильно контрастировавшим на фоне вечно улыбчивого лица своей жены. Он нёс садок, наполненный какой-то довольно крупной рыбой, шаркая кирзовыми сапогами по стальному листовому железу, которым были укрыты полы старенького причала. Мужик подошёл к «авиационному столу» и молча бросил на него садок.

— Здравствуйте! — первым поздоровался я, поднимаясь с лавки, но в ответ услышал только нечто невнятное.

Догадавшись, что Коля так со мной поздоровался, я попытался продолжить диалог, но тот, пройдя мимо и даже не посмотрев в мою сторону, уже направлялся своим неспешным шагом к домику, в котором искала фотографию Люба. Неугомонная женщина, находясь в доме, явно, в полнейшем одиночестве, всё равно продолжала что-то говорить. От такого откровенного Колиного игнора я слегка растерялся, но в следующее мгновение решил, что и так достаточно прождал его здесь, впитывая гигабайты совершенно ненужной информации.