«Может быть, это и есть раджа государства Педжаджаран? — думала она. — Очевидно, деньги снова изменятся, наверно, будет нарисован раджа с короной на голове, как показывают в ваянге[9]. Но зачем возвращаться к тому, что уже прошло?»
Старая женщина устала думать. Однако разговоры соседей не давали покоя. У всех на языке были слова: «Похитили… ПРП…[10] банда…» Она удивлялась, почему вдруг снова стало так неспокойно. Когда же все это утихнет?
Но больше всего мамаша Еса боялась выстрелов и взрывов, которые теперь слышались все чаще. Иногда, правда, ей удавалось побороть свой страх. «А чего мне-то бояться? Я никого не убивала. Ничего плохого не делала. Наоборот, я всегда старалась помочь человеку в беде». Так она успокаивала себя каждый раз, когда начиналась стрельба.
«Очевидно, в этом мире, — думала мамаша Еса, — все смешалось». Она не понимала, кто прав и кто виноват, что плохо, а что хорошо. Себя она не считала виновной, однако чашу несправедливости этого мира ей пришлось выпить до дна.
Вот как это получилось. Однажды рано утром в деревню прибыли три открытые зеленые автомашины. Мамаша Еса заметила, что в машинах голландские солдаты. Правда, там же она увидела двух или трех человек с темной кожей. Две машины остановились поодаль, а одна подошла к самой ее хижине. В каждой машине по восемь солдат. У всех у них были винтовки и еще какое-то незнакомое ей оружие.
Мамаша Еса в это время работала в саду. Она увидела, как соседи побежали по направлению к Чиламая. Вслед им раздавались выстрелы. Точно так трещали фейерверки на празднике у старосты, когда совершался обряд обрезания старшего сына. Вначале мамаша Еса неподвижно стояла среди банановых кустов, потом, как бы опомнившись, спряталась за дерево, чтобы укрыться от пуль. Она знала, что она не виновна ни перед людьми, ни перед богом. Мамаша Еса хорошо помнила слова священника, учителя Румсы, о том, что кто не виновен, тот не пострадает.
Прячась за кустами, мамаша Еса сквозь густую листву наблюдала, что делают солдаты. Но по временам на нее словно находило затмение, она ничего не видела и не понимала. Точно так же было тогда, когда умер муж.
Она видела, как солдаты ходили от машины к дому и от дома к машине.
«Неужели они уже и в дом вошли?» — подумала мамаша Еса. Вскоре она услышала, как начали бить в дверь, потом дверь с треском распахнулась. Из хижины донесся грохот переворачиваемой мебели.
Мамашу Есу охватило отчаяние. Она вспомнила о своих сбережениях, спрятанных в ножке скамейки, и о других дорогих ей вещах. Господи, не допусти, чтобы они нашли их. Хоть это не ахти какое богатство, но ей оно дорого. Кусок материи, припасенный на похороны, три позолоченные брошки — подарок мужа к свадьбе, двадцать пять рупий денег и свидетельство о браке папаши и мамаши Есы.
Она хотела бежать в хижину, чтобы спасти свои сокровища, но ноги словно пристыли к месту. Ничего не понимая, невидящим взглядом смотрела она на свою хижину. Вдруг до ее слуха донеслось потрескивание хвороста. Это подожгли ее хижину. «Горит! Горит!» — одними губами шептала она.
«О господи, за что? За какие грехи? — спрашивала она в отчаянии. — Невиновна я, господи, — повторяла она. — Я всегда помогала людям в беде. Я невиновна. Ведь вот только вчера вечером я опять помогла людям, потерявшим дорогу. Они тоже были с ружьями. Вначале я испугалась, а потом пожалела их. Они показались мне хорошими людьми. Пятеро ночевали в моем доме, а других я проводила к соседям. Накормила их чем бог послал. Среди них самым хорошим был их начальник, которого все звали бапак[11]. А сегодня утром они, когда уходили, дали мне десять рупий, вот эти деньги, они и сейчас у меня в кармане. В чем же моя вина?
Так старалась мамаша Еса убедить бога и себя в своей невиновности. А огонь тем временем, как бы смеясь над ней, весело плясал по стенам хижины.
Языки пламени охватили столбы, побежали по ним вверх, с треском взобрались на крышу; еще минута — и объятая пламенем хижина рухнет. Полные ужаса глаза не отрываясь смотрели на огонь, пожирающий то, что было ее домом.
Мамаша Еса уже ничего не чувствовала. Если бы ее спросили сейчас, о чем она думает, жива ли она вообще, она не смогла бы ответить.
И вдруг раздался взрыв. Взрыв этот как бы разбудил мамашу Есу. Еще не сознавая, что она собирается делать, мамаша Еса поднялась, в страхе оглянулась по сторонам. Но только успела она выпрямиться, как что-то с силой толкнуло ее в грудь. Она покачнулась и замертво упала на землю. Но прежде чем умереть, она еще раз спросила, как бы удивляясь:
— За что, господи?
Женщина упала, а вместе с ней на землю обрушилась и ее хижина, в которой она прожила всю свою жизнь. Теперь некому было даже оплакивать ее тело.
Сейчас люди не признают бога. Но мамаша Еса до самой смерти просила у него защиты.
Солдатка
Красивой ее нельзя было назвать. Но когда она улыбалась своими пунцовыми губами, лицо ее становилось необычайно привлекательным. А больше она ничем не выделялась, это была обыкновенная смуглая деревенская девушка.
Когда девочка появилась на свет, ее назвали Сити. Так ее и теперь зовут, хотя деревенский знахарь не раз советовал матери переменить имя дочке, чтобы, как он говорил, никакие болезни не могли найти ее.
Но родители не послушали знахаря. «А зачем это? Зачем брать другое имя? Может быть, и с этим именем она найдет свое счастье и будет уважаемым человеком?» — ворчала мать, когда, получив небольшую мзду, знахарь покинул дом.
Но вот Сити исполнилось восемь лет, и отец решил отвезти ее учиться в город, в народную женскую школу. Конечно, они были не так богаты, как, например, их сосед Хаджи Шамсудин, дом которого стоит рядом с мечетью. Но отцу Сити случалось работать вместе с господином ведана[12], и хотя он был простой крестьянин, он понимал, что сейчас уже не старое время и что девочке надо учиться.
Отец очень рассердился, когда мать сказала, что Сити нечего делать в школе, пусть лучше ходит по утрам на базар и продает овощи. Родители долго спорили. Наконец, то ли потому, что отец все-таки уговорил мать, а может, это просто судьба улыбнулась девочке, но в один прекрасный день Сити увезли в город, и она поступила в народную женскую школу.
Сити была очень добрая, отзывчивая и послушная девочка. И было у нее еще одно хорошее качество: Сити верила в свои силы. Трудно сказать, в кого она пошла характером: возможно, что отзывчивость и послушание достались ей от матери, ведь отца в деревне считали упрямым, неуживчивым человеком. С соседями он спорил даже по пустякам. Люди долго не могли привыкнуть к нему, а мать Сити все убеждала соседей, что муж ее только кажется таким упрямым и грубым, на самом же деле он очень добрый и чуткий, и в деревне в конце концов признали, что, может, он немного и упрям, но человек он честный, порядочный.
Время пролетело незаметно, и вот уже Сити окончила школу. Мать хотела, чтобы ее дочь, как и ее подруга Ачи, продавала в городе овощи и кофе. Но отец не соглашался, он прямо набросился на мать:
— Что? Ты хочешь послать Сити продавать кофе, как эта Ачи? Подумать только, послать туда деревенскую девчонку! Да она ни города, ни жизни не знает! Девочка закончила школу, а ты ее на базар посылаешь! Ведь если ее сейчас послать продавать кофе, знаешь, чем это может кончиться?! Нет, Сити хорошая, умная девушка, и не для того мы ее растили, чтобы она торговала на базаре.
Потом он обернулся к Сити и ласково сказал:
— Завтра, Ти, поедешь со мной в город.
И быстро вышел, Сити даже ответить ничего не успела.
Когда отец сердился, мать уже не спорила с ним. Она по опыту знала, что ей переубедить мужа не удастся. А тут она и сама понимала, что муж говорит правду. Сити жалела мать, но в душе она была на стороне отца. Она с детства привыкла верить его словам.