Словно, ты не была победительницей, а являлась преступницей. Но, больше всего поражало то, что ты улыбалась все время и выглядела легкомысленно. Надо было додуматься явиться на прием к королю в запыленных штанах и какой-то рубашке, которую даже портовая шлюха одеть постеснялась бы. А ты, пришла и заявила во всеуслышание, что собираешься быть судьей.

Только потом, я понял, что ты всегда улыбаешься, просто потому, что не умеешь одевать еще какие-то маски. Позже, ты научилась, но тогда могла изобразить только гримасу безбрежного счастья. Я напрасно не смотрел тогда в твои глаза. Они ведь всегда, даже теперь выражают лишь отвращение по отношению ко мне.

Я не выдержала, он совсем свихнулся, раз выдумал себе такой образ меня? Сдернула с лица шкуру, холод сразу хлестнул по щекам. Ну и ладно, в конце концов я часто ездила к бабушке в гости, а она жила в Сибири, где мороз порой достигал сорока пяти по Цельсию. Не помру.

— Нитрэс, хватит придумывать! Не было такого! Я норм…ммм… — Лэадонис обернулся и метнувшись ко мне, неласково заткнул мой возмущенный вопль, натянув назад шкуру.

— Не смей больше снимать! Хочешь навсегда остаться «рябой»?! Тем более, что сейчас я впервые могу высказать все, что думаю. Просто иди и слушай. Возражать будешь, когда мы найдем ночлег — снова хватая меня за руку и отворачиваясь, ворчал эльф.

Я лишь хмыкнула, но он этого не услышал из-за шкуры. Что ж, если хочет излить душу, не стану больше ему перечить. В конце концов, я его уже не смогу переубедить. Он составил обо мне определенный портрет и любые мои возражения не имеют значения.

— На чем я остановился? Ах, да, на той истории с приемом у короля. Ох, знала бы ты, как я предвкушал нашу следующую встречу. Мне хотелось разделать тебя под орех в суде. И что в итоге? Ты помнишь?

Ну еще бы мне не помнить. Хорошо я тогда повеселилась, от души, я бы сказала…

«— Госпожа Штайн. Кого будете защищать? Пострадавшую девицу? Но я итак, понимаю, что она — не виновна…

— Судья Нитрэс, с чего такие выводы? Я буду защищать господина Треста, которого эта с позволения сказать, девица, обвиняет в непотребствах — скривилась я, глянув на опрятно одетую, но насквозь лживую лицемерку.

— Что я слышу? А Вы не ищете легких путей — в голосе Нитрэса так и проскальзывает насмешка.

— Я ищу только истину. И, уверяю, Вас сегодня истина восторжествует — поднимаю я глаза на судью.

Все же, приятно на него смотреть. Он, как человек с картинки. Чем-то напоминает рафинированных голливудских мальчиков с обложки глянца. Вот только они, как правило, не настолько идеальны, а если и идеальны, то не естественным путем. Нитрэс же, рожден красавцем и наверняка, зная об этом, пользуется своей внешностью, чтобы очаровывать не только женщин, но и мужчин.

— Даже так? Что ж, приступайте, даю Вам слово — какое-то злорадство пробегает по его лицу.

— Благодарю — киваю я и поворачиваюсь к сидящей рядом с судьей якобы «пострадавшей»:

— Расскажите, откуда Вы знаете господина Треста?

— Да кто его, охальника не знает! Он ко всем подавальщицам в таверне пристает! — и по залу пробегает рокот согласных голосов.

— Вы уверены? — хмурюсь я, делая вид, что ее слова приводят меня в замешательство.

На скамье позади, нервно ерзает Шпок Трест. Невысокий, полноватый мужичок. Имел свое дело в городе — ювелирную лавку. Он частый посетитель таверны под названием «Бочка Хмеля». Где работает подавальщица — Кравана. Она-то и пришла в суд с жалобой, что Трест изнасиловал бедняжку. Возможно, это могло сойти за правду, да вот беда, Трест никак не мог такого совершить, по вполне понятным причинам. Но, Кравана об этих причинах не знала и вдоволь нагулявшись по сеновалам, решила, что пора остепениться, тем более, что оказалась на сносях. Подлила Тресту в пойло какой-то бурды, мужика вырубило, проснулся он в объятиях этой поганки.

Она, вроде, была довольна всем, а через месяц заявилась к нему в лавку и выдала, что она — беременна, дескать от него и что надлежит Тресту на ней жениться или же откупиться подороже. Трест, не будь дураком, послал ее. Кравана не унывая отправилась прямиком в суд. Где ее приняли с распростертыми объятиями. Тем более, что о Шпоке в округе сложилось однозначное мнение — приставала. Трест, большой любитель выпить, мог будучи в нетрезвом состоянии облапать подавальщиц. Но, никогда ничего больше. Да и как? С его-то проблемой.

— Уверена! Он меня снасильничал, ребеночка заделал, а теперь отказывается жениться! Подлец! — народ радостно поддержал девку.

— Зря Вы так, это был явный перебор. Я, исключительно из-за женской солидарности, не хотела Вас при всех позорить. Но, что поделаешь? Вы первой начали…

— Госпожа Штайн, не могли бы Вы говорить прямо, если есть что сказать — не дал мне разойтись Нитрэс.

— Конечно — конечно. Видите ли, господин Трест, рос сиротой. В возрасте пяти лет, его отдали в горный мужской монастырь «Дервиш»…

По залу прокатился рокот. Оказывается, собравшиеся здесь не совсем уж дремучие, понимают, к чему я веду. Но, не стану отвлекаться:

— Господин Трест в то время решился жить также как и монахи монастыря, но для этого ему нужно было «очистить» себя. Как Вы понимаете, очищение в таком монастыре означает полное лишение мужского так сказать «достоинства». Многие из присутствующих помнят, как господин Трест приставал к подавальщицам, но он, хоть раз делал что-то помимо простых хлопков и хватаний за выдающиеся места пробегавших мимо работниц — тишина стоит гробовая. Я права, они — нет. И сейчас это понимают все.

— А чего монахом не остался? — кричит кто-то из зала.

— Познакомился в горах с парочкой гномов и заинтересовался ювелирным делом, вот и ушел из монастыря. Но, как говорится, сделанного не воротишь. Потому, всю свою жизнь у господина Треста не было ни жены, ни детей. Он просто не смог бы их завести — пожимаю я плечами.

И стоит мне замолчать, как в Кравану полетел первый тухлый помидор…»

— Уела ты меня тогда. Я бы при всем желании не смог тебе перечить. И в тот раз ты еще больше подогрела мой интерес… О, кажется я вижу пещеру. И рассвет не за горами, на сегодня, все. Делаем привал — произносит Нитрэс самые желанные в начале ночи слова и самые нежеланные сейчас.

И я вдруг понимаю, что он опять меня обманул. Заставил идти и не думать об усталости, заняв мои мысли совсем другим. Гад! И как с таким ужиться?

Глава 14

Естественно, высказать все, что я думаю о словах Нитрэса, я не смогла. Просто, к тому моменту, как мы попали в пещеру, мне уже было совершенно плевать на его мысли о себе, любимой. Единственное, что интересовало, так это где тут можно лечь и не вставать следующую сотню лет? Признаться, не особо-о я и искала — свалилась там, где стояла. И снилось мне… Ничего хорошего.

Мне приснился Он. Впервые Он не улыбался, а с беспокойством смотрел на меня. В Его глазах застыла тревога. Впрочем, ничего кроме глаз я толком и разглядеть не смогла. Он всматривался в меня и я понимала, что Он не понимает, где я и что со мной. Его волнение неприятно кольнуло и потому я постаралась улыбнуться, чтобы Он понял, что я в норме. Кажется, не особо удалось. Из-за этого проснулась я в дурном настроении.

— Как спалось? — раздался голос из глубины пещеры, где разгорался небольшой костерок и его отблески освещали фигуру эльфа.

— Прекрасно! — соврала я.

— Лжешь — тут же донеслось в ответ — но, ничего сейчас поешь и станет лучше.

На языке вертелась новая порция гадостей, но я промолчала. Какое там «лучше»? Лишь бы хуже не было. Кости ныли, тело ломило, в носу стоял запах шкур и при этом я вся чесалась, как некстати мое тело решило обзавестись аллергией на мех. Даже знать не хочу, как выгляжу. Наверняка, далека от совершенства. И волосы эти длинные совсем некстати, уверена, что превратились они в колтун. Не привыкшая к отсутствию элементарных принадлежностей для соблюдения гигиены я прямо-таки чувствую, что вся покрыта грязью. Да еще и сон этот. Я догадываюсь, кто именно мне сниться, но эти догадки мне не нравятся.