— Ты что, Моть — министр Рыбного хозяйства, чтобы кого-то принимать? Сказал бы просто: поплескаться, искупаться или помыться, в конце концов. Потом — она для тебя мала. Помнишь закон Архимеда, после которого он крикнул: «Эврика!»? Чего тебе делать в пустой ванной?

В соседнем здании ранее располагался шахматный клуб, о чём гласила выцветшая вывеска.

— Нет, — простонал Шмель. — Он то что здесь делал? Давайте убираться отсюда, а то, что-то, слишком много нелепых совпадений в одном месте.

Поликлиника, расположенная неподалёку, зияла чернотой выбитых окон, и справедливо рассудив, что там делать нечего, друзья направились в противоположную сторону. Проходя мимо очередного детсада, коих в этом городе было на удивление много, Лис прочитал его название:

— «Жар-птица».

— Ну и что тебе в названии не нравится? — спросила Лариса, заступаясь за будущее всех детей мира.

— Да вот — навеяло. Вспомнил, как Иван-дурак профукал жар-птицу, а мог бы баньку топить с её помощью. Засунул в печку и порядок — дрова на-халяву.

— Ну, как это даром? — возразил Чингачгук. — Эта сволочь, окромя молодильных яблок, ничем другим питаться не желала. А эти фрукты ещё добыть надо…

Шмель согласно кивнул головой и добавил:

— Да, кроме этого, есть ещё кое-какие параллели с её западным аналогом — фениксом. Чего он жрал — не знаю, но к следующей баньке возрождался из пепла.

— Буратино — тоже ихний побратим, — прибавил к сказанному Ворон. — В печку его. Один пень — он тоже западный герой. Банька будет, что надо!

Облезлая парикмахерская, встреченная на пути, почему-то вызвала повышенный интерес сталкеров. Крот с Жуком заглядывали в пустые витрины цирюльни, сами не ясно себе представляя, чего они там хотят высмотреть.

— Парикмахерская, — прочитал Крот давно не сияющую неоновую вывеску, которую и так все прекрасно видели.

Кот усмехнулся и спросил любопытствующего элемента:

— А ты что хотел узреть на этом месте? Действующий бордель?

— Да вот, что меня удивляет. Все названия меняют, подстраивая их под благозвучные. Я понимаю, что цирюльник, в современном обществе слово устаревшее и его заменили на парикмахера. Это название, в свою очередь, поменяли на стилиста, но, чем спелеолог не угодил? Сменили на диггера. Это, если я не ошибаюсь, могильщик? Или копальщик?

Он вперился глазами в Жука, сделав вид, что Васю в упор не замечает.

— А я знаю? — раздалось в ответ противное скрипение, напоминающее шелест крыльев майского собрата из отряда насекомых.

— Ты слово парикмахер подели на составные части, — продолжил Крот. — Что получится?

— Парик махер, или парик ма хер.

Виктор согласно кивнул головой:

— Вот так вернее будет, особенно последний вариант. Только «ма» необходимо заменить на «на» и окажется — вполне благозвучно.

— Стилист от слова стиль — это понятно, — неопределённо промычал Жора, при этом показав изрядную долю мимикрии.

— А что, напудренный парик носить на…, разве не стильно? — смеясь, вмешался Кот.

Бегемот похлопал его по плечу и, широко улыбаясь, посоветовал:

— А ты, Василий, когда вернёшься в цивилизованные места, попробуй это на определение реакции женского населения.

— Ну вы — философы! — прервал их Ворон. — Завязывайте разглагольствовать, а то вечер скоро. Надо как-то с ночлегом определяться.

Мастодонт призадумался и посоветовал товарищам план действия на ближайшее время:

— Есть тут небольшой хуторок неподалёку. Кстати, там можно запасы пополнить, да и вообще — запастись всем необходимым. На этом хуторе все приезжие сталкеры пасутся, кто не рассчитал с провиантом, а особенно — с горилкой.

— Ну так веди, Сусанин! — оживился Вова.

Жёлтое солнце не спеша клонилось к закату. Путь оказался недолгим и вскоре товарищи вышли к намеченной цели. Покосившиеся строения стояли без всякого первоначального плана — чего где поставили. Плетень так же не отличался вытяжкой по струнке и щемящая сердце грусть чего-то родного охватила сталкеров. Знакомая, каждому славянину, разруха вносила успокоение и, как это не парадоксально, создавала в душе уют. Милая грязь под ногами, вместо цивилизованного асфальта, радовала, заставляя почувствовать себя в «своей тарелке». Обругав очередную предательскую лужу, замаскированную толстым слоем пыли, друзья готовы были встретиться лицом к лицу с «Проводником», как его назвал Мастодонт и жившего непосредственно здесь. На мгновение их что-то удержало от окончательного шага выйти из-за кустов, последним кордоном вставших на пути. Пока они обчищали об траву жидкую грязь с обуви, то заодно, сквозь ветки, рассматривали происходящее посередине двора, хоть там ничего необычного не происходило. Достаточно классическая картина небольшого хуторка — мужик колет дрова. С натугой поднимая колун, он с кряхтением обрушивает его на упрямое полено. Небольшие колятся сразу, а вот с крупными экземплярами приходится изрядно повозиться: то с помощью клина, то откалывая с боков небольшими щепами, но обязательно с помощью мата. Чурбан трещит, мужик кряхтит, а у наших героев молниеносно созревает иезуитский план. Спрятавшись в кустах, они готовы привести его в действие. Очередной замах колуна и удар. Едва стальное лезвие касается деревянного торца толстого чурбака, слышится громкий хоровой выдох: «У-у-ух!» Мужик разогнулся и растерянно оглянулся. С подозрением осмотрев вокруг себя видимое пространство, он, естественно, ничего не обнаружил. Постояв в раздумье некоторое время, мужик повторил процедуру колки дров. «У-у-ух!» — разнеслось по окрестностям. Отголоском, даже, промелькнуло одинокое: «Твою мать!» Мужик подскочил на месте, как ужаленный. Вокруг не было ни души. «Показалось?» — промелькнуло в его похмельной голове. «Пора с пьянкой завязывать!» — решил лесоруб. После очередной коллективной помощи, помогающей мобилизовать энергию отдельного человека, усиливая её многократно, донёсся ещё один голос: «Лариска — не пищи! Это не лесопилка». Не дожидаясь непредвиденной реакции подопытного, ставшего объектом глумления, Мастодонт вышел из укрытия и громко поприветствовал хозяина:

— Здорово, дед!

Мат-перемат долго стоял над одиноким хутором, пока Проводнику не налили. После этого он несколько успокоился и даже не стал спрашивать, зачем к нему гости пожаловали. Впрочем, к нему, как было сказано ранее, приходили за одним и тем же и разборчивостью, в гастрономических пристрастиях, как правило, один от другого, не отличались. Дед зачем-то посмотрел в вышину синего неба. Кое-кому показалось, даже несколько тоскливо. Потеребив пальцами редкую поседевшую бородёнку, он тяжело вздохнул и расплылся в блаженной улыбке.

— Во, — сказал Лектор Терминатору на ухо. — Эликсир пошёл по венам.

Тут Проводник спохватился, вернувшись на грешную землю и удивлённо спросил:

— И это всё?

— Своего ему мало, — незлобиво проворчал Диплодок.

— Своё денег стоит, — усмехнулся в ответ Мастодонт. — Причём, отнюдь не гипотетических.

После второй порции горячительного дед пустился в воспоминания, которые сменялись с грустных на радостные и обратно, пока не скатился к горестным. Окинув взглядом полуразрушенное хозяйство, он сделал горькое заключение итогу собственного жизненного пути:

— Старуха померла…

— Все вопросы к Коту, — буркнул Чингачгук. — Он у нас в этом деле большо-о-о-й специалист.

На ночлег разместились прямо во дворе, устроив посередине импровизированную поляну. Проводник разрешил, для пущего уюта, даже развести небольшой костерок в специальном кострище, но сон быстро сморил уставших за день товарищей и разговоров, в этот вечер, не получилось. Не прошло и полчаса, как мирный храп оглашал не только хутор, но и ближайшие окрестности.

Утром, предательский хруст солёного огурца разбудил весь двор. Сталкеры синхронно открыли глаза. Ранние пташки замолкли, перестав щебетать, а ёжики непроизвольно свернулись в клубки. Зайцы, в ближайшем перелеске, приготовились к низкому старту. Нештатный интендант Ворон напрягся, сжимая в руке сапёрную лопату, а личный состав приподнял головы. Рядом с остывшим костром сидела Лариска, возвышаясь над останками продуктов. Огромный огурец застрял во рту, а она боялась жевать…