Изменить стиль страницы

В конторе судоходства с большим трудом удалось найти, в дымину пьяного, лоцмана, и всем стало ясно, что до утра, точно — о походе на «Кентавр» не может быть и речи. Его положили рядом с запасной мачтой с правой стороны, потому что с левой, по традиции, валялся пьяный плотник Карл. То ли это было его любимое место, то ли он таким способом охранял своё имущество. Почему он не боялся пропажи рубанков и стамесок, оставалось только догадываться. Спереть целую сосну, из которой мачта изготовлена, не так то просто, да и незачем…

Ночь плавно опустилась на засыпающий город. Непроглядная и чёрная, как сажа. Если бы не яркие звёзды, при полной Луне, то без факела или фонаря можно было бы запросто угодить в помойную яму, несмотря на отвратительный запах, отталкивающий от неё. Несуразность ситуации заключалась в том, что освещены в «Междуречье» были решительно все злачные места, но, только не опасные: трактиры, кабаки, таверны и харчевни — сияли, как полуденное солнце. Если в них и заключена угроза для здоровья, то она имеет затяжной характер, растянутый во времени, как полёт из окна одного из означенных заведений. Ну, по морде ещё можно получить, а это к дальнейшему повествованию уже не относится.

Лоцман утром продрал глаза и долго приходил в себя. Он никак не мог понять: где он, кто он и чего от него хотят. Бешено вращая глазами, знаток безопасного фарватера показывал грязным пальцем на пересохшую глотку, засовывая его в рот, чуть ли не полностью. После солидной порции «Нефилимского отстоя», страдалец снова обрёл возможность говорить. Вновь обретённая способность не внесла ясности в его речь — проводник нечленораздельно мычал и, только повторная доза Козлотопского пойла, наконец-то, возымела должное действие. Оглядев дельту мутным взглядом, начинающим постепенно светлеть, лоцман вдруг вспомнил о своём предназначении. Несколько лет назад он заключил сделку с одной русалкой и они, на пару с ней, проводили корабли мимо коварных невидимых отмелей и опасных подводных препятствий. Выработав свои условные сигналы, предприимчивая парочка понимала друг друга без слов. Общаясь с помощью пальцев на языке жестов, спарка работала безукоризненно. Со стороны это выглядело забавно: казалось, что русалке с корабля угрожают кулаком, а она, в ответ, показывает недвусмысленный жест. Моряки ржут, а напрасно: поднятый средний палец, из сжатой в кулак ладони, означал то, что впереди по курсу находится острый подводный риф, способный распороть днище корабля, как рог единорога — бурдюк с вином.

Специалист высматривал свою напарницу, которая обычно проводила время на небольшом скалистом рифе, торчащим из воды. Восседая на нём, она скучала, ожидая очередную халтурку, а в этот раз её не было. Проводник подивился этому обстоятельству и, пожав плечами, вернулся чтобы доделать бутылку. Допив «Нефилимский отстой», он увидел, как русалка появилась из-за скалы. «По нужде, что ли, отходила?» — пронеслась в голове никчёмная мысль. Посетив гальюн под бушпритом, лоцман свистнул, призывая напарницу на работу. Пока корабль готовился покинуть рейд «Междуречья», русалка резвилась возле него, плавая кругами вокруг шхуны и, с любопытством, разглядывая незваных гостей. Особое внимание жительницы морских глубин привлекла Жорина подруга Люська. Ничего подобного она до этого не видела: торса нет, рук нет, лицо не такое, как у кентавров — чудеса, да и только. Ни рога, ни рогов… Тем временем, выбрали якорь и шхуна неспешно тронулась в путь, следуя указаниям лоцмана, которые он получал непосредственно от своей напарницы. Едва набрав скорость, пришлось притормаживать: проводница высунула руку из воды и показала кольцо, из сжатого среднего и большого пальцев.

— Идти самым малым! — отдал распоряжение лоцман.

— Что означает этот жест? — спросил его Грог.

— «Мышиный глаз».

— Это в каком смысле? — насторожился варвар, под хихиканье мужского населения и, под краснение женского.

— Очень узкий проход между препятствиями, — пояснил лоцман. — Убрать лишние паруса и идти самым малым, не рыская по ветру.

Едва миновали эту напасть, как русалка показала из воды ладонь, с растопыренными в сторону пальцами.

— Впереди рифы! — предупредил лоцман. — Рулевой, переложи влево. Так — хорошо.

Лавируя между подводными препятствиями, «Люська» крутилась, как стрелка компаса в аномальной зоне. Вода в этом месте была почти фиолетового цвета, так что не были видны, даже отмели, почти выходящие на поверхность.

— А назад лоцман как будет возвращаться? — спросил Пинк Грога, задавая вопросы, явно не по теме.

— Судя по карте, в этом нет ничего сложного: от Кентавра паромом на другой берег, а там и до «Зареченска» рукой подать. От него по «Одинокому» мосту и ты в «Междуречье».

В это время русалка высунула из воды раскрытую ладонь.

— Проход закрыт — впереди скалы! — предупредил лоцман. — Придётся сделать крюк.

В то время, когда показалось, что препятствия преодолены, проводница вынырнула из воды, показывая хвост и всё, что находится выше него, но — ниже спины. Хлопнув рукой по заднице, а плавником по воде, она подняла тучу брызг и скрылась в водной пучине.

— А — знаю! — обрадовался Дроут. — Это означает, что впереди мель.

— Нет, — мрачно возразил лоцман. — Это значит, что впереди совсем нехорошо. Рулевой, возьми круто вправо!

Потом были: один палец — риф, два — банально — два рифа. Большой палец кверху — всё в порядке.

— Ну, это и так ясно, — равнодушно высказался Авантюрист, поняв, что мытарства закончились.

На прощание, русалка показала жест: переложенное ладонью левой руки в локтевом сгибе правой, у которой ладонь сжата в кулак.

— Это она мне, — пояснил лоцман, оставив этим заявлением остальных, в полной задумчивости, глупо улыбаться.

Опасная дельта, с предательски приветливой синевой, осталась позади. Команда бродила по палубе с неопределёнными целями, не зная, к чему приложить руки. К швартовке всё было готово, но ветер стих и пришлось идти на одном двигателе, как и до этого, когда приходилось крутиться вокруг рифов.

Кентавр на горизонте вырастал медленно, неспешно демонстрируя свою мощь. Располагался он, как было уже сказано, на берегу дельты «Голубой нефилим». Слившиеся воедино реки впадали в «Море погибших русалок». Здесь вода имела переменную солёность, в зависимости от цикла приливов и отливов, чередующихся, с точностью до секунды. Из-за этого географического положения, местные рыбаки применяли различную тактику: во время прилива отлавливали морскую рыбу и отгоняли назойливых русалок, а во время отлива, промышляли пресноводными обитателями вод, скучая по морским хвостатым обольстительницам. Форма топ-лесс, последних, не давала покоя рыбацким жёнам, делая жизнь вторых половин невыносимой, но уж больно рыбки хочется, да и на городском базаре, что-то нужно продавать, чтобы купить хлеба. Не торговать же собой, якобы в отместку… Эти обстоятельства, вероятно, охватывали все ближайшие поселения. Вот и Пинк, вместо того, чтобы рассматривать в подзорную трубу город, выискивая удобную бухту, рейд или пирс, смотрел куда-то мимо — чуть ли не в противоположную сторону. Оптический прибор вёл себя с гномом вульгарно, зная его мягкий характер:

— Ну что, борода общипанная! Гульнём на стороне? Вон — вон, нырнула плутовка!

— Пинкертона надо привязать, а то он может не вынести мук призыва, — шутливо предложил Борн.

— Думаешь — может убежать? — поддержал его Дроут.

— Запросто!

Матросы, приготовившись к швартовке, затопали подбитыми башмаками по палубе так, как будто готовились идти на абордаж. «Интересно, — подумал Грог, — среди них есть канониры? А то можно предложить Пинку отлить с пару десятков пушек, разного калибра».

Наконец-то, преодолев все надуманные препятствия, бригантина бросила якорь, отшвартовавшись у пирса и матросы уже заводили концы на кнехты. Команда, не мудрствуя лукаво, подалась пьянствовать в кабак. «Горбатого могила исправит! — посетила Авантюриста мысль, второй раз за швартовку. — Не много ли я размышляю?» Это была третья мысль и самая здравая. Он, втихаря, когда все разошлись, открыл презентованный ящичек. В нём лежал великолепно инкрустированный, пень знает чем, остро отточенный стилет. Авантюрист сразу же понял, что это не просто оружие скрытого ношения, но и ключ, к чему-то такому, чего и сам король не знал.