– Один монах рассказывал мне об этих местах, – говорил Эльтон. – Раньше тут всегда шла война. На заре нашей эры миреданцы воевали с народом туклов – людей, которых они полностью истребили. Затем сюда пришел Карх Объединитель, потом был Гнев Миредана и много войн после того… И вот, наконец, война с Дар-Минором даровала этим землям покой.
– Они похожи на старого, покрытого шрамами солдата, который никогда не обретет покой, – сказала Алина. – Он живет при свете дня, но ночью его снедают кошмары о том, что он видел.
– У меня похожее ощущение, – сказал Лавеллет, трогая отросшую в пути бороду. – Только представляю почему-то не старика, а старуху – женщину, которая ждала своего солдата, но так и не дождалась. Ее шрамов не видно, но они не менее глубоки.
– Тебе идет борода, – улыбнулась Алина.
– Сбрею ее, как только приедем в город.
– Зачем? С ней ты выглядишь мужественнее.
– Чешется, – соврал Эльтон.
На самом деле, ему понравилось носить короткие волосы и бороду. Он сам не понял, почему сказал, что собирается ее сбрить. Может, хотел хоть что-то сделать наперекор Алине.
Первые тела погибших от мора встретились им за десяток лиг от Дримгарда. Семья из четырех человек лежала у обочины, возле перевернутой телеги – мать напоследок обнимала дочь, сын и отец как будто пытались ползти. Кожа их выглядела твердой, словно камень, иссиня-черная, покрытая большими лунно-бледными пятнами. От них под кожей расходились волнистые линии, как щупальца неведомой твари.
– Это так выглядит миреданская хворь? – спросил гвардеец, творя святой знак.
– Да, – ответила Алина. – Не подходите близко.
Сама она спешилась и направилась к мертвым. Эльтон последовал было за ней, но она остановила его.
– Не надо. Ты можешь заразиться.
– А ты разве нет?
– Нет. Просветитель защитит меня.
Принцесса осмотрела трупы и помолилась над ними.
– Стоило бы их похоронить, – сказала она. – Но не будем рисковать… Их души и так у Господа.
Она забралась на Розу и они продолжили путь. Эльтон молчал. Скорбные земли, несмотря на ясную погоду, заставляли душу мрачнеть. А уж теперь, когда черная лихорадка воочию предстала перед ними…
– Ты не передумала? – напрямую спросил Эльтон.
Принцесса ответила не сразу. Гвардейцы Бальдера ехали рядом, болтая о своем, и вроде бы не слушали их.
– Нет. Мы сделаем, как собирались.
– Хорошо.
– А ты, сир Лавеллет? Ты не передумал?
– Я там, где ты. Мои мысли не имеют значения.
– Для меня они важны.
Эльтон хмыкнул.
– Что ж, тем хуже.
– Что случилось, мой рыцарь? – недовольно спросила Алина.
– Мне кажется, что мы допускаем ошибку. Люди здесь страдают, им нужна твоя помощь, да. Но в столице, – Эльтон понизил голос, – твоя помощь нужна еще больше. Там твой отец, твой брат. Что будет, если умрет один и на трон сядет другой?
– Меня это не волнует, – прошептала принцесса.
– Возле Альдеринга ты плакала и хотела вернуться к отцу. Теперь тебя это не волнует?
Алина поджала губы.
– Ты думаешь, я поступаю неверно?
– Конечно. Мы оба.
– Это подло с твоей стороны, – прошипела Алина, и ее голос дрогнул. – Ты исполняешь свой долг, следуя за мной. Получается, одна я всё делаю неверно.
– Не всё, – Лавеллет чувствовал, что должен смолчать, а еще лучше – попросить прощения, но не мог остановиться. – Только то, что собираешься предать свой народ.
– Предать? – вспыхнула принцесса.
Один из гвардейцев обернулся на их шепот, но встретил взгляд Эльтона и поспешил отвернуться.
– А как еще это назвать?
– Я иду сюда, чтобы спасти народ, а ты говоришь – предать!
– Да, но что ты собираешься сделать потом?
– Ты поддержал меня! – шепотом воскликнула Алина.
– Тогда все было по-другому. Твой отец не развязал безумную войну за Святой Престол. В Кроунгарде не проливалась кровь. А теперь запад горит, в столице орудуют мятежники, а единственная надежда Америи – на другом конце страны.
– Единственная надежда Америи, – Алина выплюнула эти слова. – Почему я должна думать о том, кто и какие надежды возложил на меня? Я хочу свою жизнь, Эльтон, свою! Не ту, что завещал мне отец, когда стал королем.
– Я служу тебе и не волен выбирать, куда идти, – сказал Лавеллет. – А ты служишь народу. С чего ты взяла, что вольна сама решать судьбу?
– Потому что я свободный человек, и я принцесса!
Никогда раньше Эльтон не слышал от нее подобных слов.
– Принцесса и свободный человек – это разные понятия, любимая, – сказал он.
– Потому я и хочу перестать ею быть, – Алина выпрямилась в седле и подстегнула Розу, обгоняя Лавеллета.
Въехав на вершину холма, она остановилась и сбросила капюшон. Ветер развевал ее волосы и длинную гриву Розы. Эльтон чувствовал боль оттого, что обидел ее, но может, это ей сейчас и нужно. Быть может, она одумается. Америя здесь, вот она, и на ее людей обрушилось столько несчастий одновременно, и кто знает, что еще впереди. А Леонария, названная в честь хвастливого принца, так далеко, и неизвестно, нужны ли этой земле люди. Может, там есть другие народы, которые не будут рады пришельцам, как в свое время не были рады америйцам предки инквизитора Молларда.
Алина обернулась.
– Дримгард, – сказала она.
Эльтон и гвардейцы поднялись на вершину. Страж-город раскинулся на пологом холме и в прилегающей долине, протянувшись с севера на юг. Его окружала высокая стена с квадратными зубцами, из черного, как будто закопченного дымом камня. Невысокие дома облепили стену с двух сторон, а на вершине холма темнела остробашенная крепость. Окруженная еще одной стеной, она нависала над городом, как тюремщик над заключенным, грозная и неприступная.
В стороне от города стояло здание, похожее на монастырь, но гораздо более укрепленное. За Дримгардом свинцово блестел Тиир, прямая будто стрела река, отделяющая Америю от заброшенного Дар-Минора. На противоположном берегу высились заросли пихт – словно молчаливая армия, готовая к последнему бою.
Между холмом, на котором они стояли, и Дримгардом пролегла широкая долина. Большая часть полей стояла незасеянной, и только одно невеликое стадо коров паслось на пастбище. Сливовые сады, которыми так славился восток, выглядели заброшенными. Тут и там деревья стояли мертвые, и на пустых ветвях чернели птичьи гнезда. С реки обрывками шел низкий туман.
– Здесь прошла Грозовая битва сорок лет назад, – сказал один из гвардейцев. – А на холме, где стоит Дримгард…
– Все это знают, – сказал Лавеллет и первым поехал вперед.
Чем ближе они подходили к городу, тем более покинутым он казался. Из-за стены не доносился дневной шум, дым от печей был редким, высокие ворота – закрыты наглухо. Над башней развевался черный треугольный флаг – знак эпидемии. Ров давно не чистили, застоявшаяся вода зацвела и воняла.
У самого рва, сидя на земле, плакала одетая в лохмотья девочка. Кожа ее была покрыта черными бляшками. Когда девочка посмотрела на них, Эльтон вздрогнул, а гвардеец рядом сотворил святой знак и забормотал молитву.
Глаза ребенка тоже были черными, а слезы – густыми и желтыми, словно гной.
– Боже всемогущий, ваше высочество, – сказал гвардеец. – И вы хотите это излечить?
– Кажется, больше никто не может, – ответила Алина.
– Раз не могут, значит – Господь наслал на них этот мор, – пробасил другой гвардеец.
Алина стрельнула в него взглядом.
– Кто вы такой, чтоб говорить подобное?
– Простите, госпожа. Многие так говорят.
Алина спешилась и сделала шаг по направлению к девочке. Малышка заплакала еще громче и попятилась. Алина протянула к ней руки.
– Тише, дорогая, – с улыбкой сказала она. – Я не причиню тебя зла. Я приехала, чтобы помочь.
Эльтон поднял голову. На стенах не было ни одного стражника. Неужели некому охранять город?
– Господи, сир, что она делает?!
Лавеллет повернулся и увидел, как Алина прижимает к себе девочку и утешает, гладя по волосам, а та обвивает ее шею ручками. Пальцы малышки совсем почернели, как обмороженные.