— Славно нас экипировали, — протянул Гневомир.

В его чемодане, кроме отличных костюмов, лежал ещё и комплект урдской униформы старого образца. Такую мне ни раз приходилось видеть в Баджее. Судя по качеству, форма офицерская, но без знаков различия.

— Вот те на, — усмехнулся он, — даже саблю не забыли. В своё время урдский офицер без сабли из дому не выходил. Но пока её доставать рано. — Гневомир бережно уложил саблю обратно в чемодан. — Вот пересечём урдскую границу — и мне можно будет перевоплощаться. А пока довольствуемся статским платьем.

Даже сама речь Гневомира изменилась, пока он перебирал одежду. Заговорил так, что сразу стало понятно, к какому именно классу он относится. В Урде про таких говорили «из бывших» — чаще всего с презрением. Быть таким вот «из бывших», в Народном государстве стало уже не столь опасно, как в первые годы после свержения царя, однако чуть что, именно они оказывались под подозрением первыми.

— Скажи, Гневомир, — обернулся я к нему, — ты ведь из аристократов, верно?

— Из служивых людей, если быть точным, — ответил Гневомир. — Знаю я, что ты хочешь узнать. Почему я вдруг оказался на стороне народной власти? А всё просто. Ещё в самом начале я хотел покинуть страну. Плевать я тогда хотел и на Адмирала с его идеями, и на конвент. Тем более что обе стороны стоили друг друга. Кровь лить не стеснялись. Но уже на границе меня перехватил товарищ Гамаюн. Он как раз там народную законность устанавливал. А я искал контрабандистов, которые согласились бы переправить меня в Империю. Тогда и пересеклись наши дорожки.

Узилищем для Гневомира Милорадова стала крохотная камера, где едва помещался тонкий топчан. По сути это был разгороженный фанерными стенками склад. В других таких же камерах сидели и выжившие контрабандисты, и прочие враги новой власти Урда.

Гневомир был уверен, что после схватки в убежище контрабандистов, он уж точно обречён. Ведь когда ворвались стражи Революции, он без зазрения совести застрелил двоих. И отстреливался до последнего патрона, засев за прочным столом. Успел даже подхватить револьвер убитого контрабандиста. В барабане ещё оставалось три патрона, может, удастся пристрелить ещё хоть одного косорылого.

У Гневомира не было ненависти с новой власти и её представителям. Но тут уж как на фронте — либо ты их, либо они тебя. Бывший офицер царской армии думал, что его не сумеют взять живым. Вот только он не учёл, что руководит стражами сам товарищ Гамаюн.

Лихой матрос небесного флота ловко перепрыгнул стол, за которым сидел Гневомир. Он как будто из-под земли вырос прямо перед ним. Ударом ноги Гамаюн выбил револьвер. Тот отлетел к стене, звякнув о каменный пол. Второй удар отправил Гневомира во тьму.

Очнулся новоявленный враг Народного государства уже в этом узилище.

— На выход, — раздался голос, и фанерная дверь камеры отворилась. На пороге стоял боец в гимнастёрке и богатырке с косой, молотом и башенной короной. — Выходи, контра. — Боец сделал приглашающий жест свободной рукой. Правой он придерживал винтовку. — Товарищ Гамаюн поговорить с тобой желает.

— Ну раз сам товарищ Гамаюн, — протянул Гневомир, с нарочитой ленивостью поднимаясь с топчана.

— Ты давай пошевеливайся! — поторопил его боец. — А то штыком подгоню.

Угрозу Гневомир воспринял серьёзно. Он поднялся на ноги и поспешил за бойцом.

Гамаюн, одетый в ту же матросскую форму и бескозырку, сидел за столом в складской конторе. На столешнице перед ним лежал пистолет в деревянной кобуре.

— Свободен, — махнул страж Революции бойцу. — А ты присаживайся, гражданин Милорадов. Поговорить нам с тобой надо.

— Если полицмейстер предлагает садиться, как-то неудобно отказывать, — усмехнулся Гневомир. Но Гамаюн, кажется, шутки не понял.

— Я тебе не полицейский! — хлопнул кулаком по столу Гамаюн. — И замашки свои старорежимные брось. — От удара пистолет в кобуре подпрыгнул. — Садись, говорят тебе.

Гневомир, которому редко изменяла его вечная язвительность, внезапно устыдился своих слов. Этот матросик вполне мог прикончить его ещё на квартире контрабандистов. Однако взял живым. Мог бы расстрелять, а то и хуже того, повесить без суда и следствия. Но хочет поговорить. Вот только о чём? И для чего этому товарищу нужен этот разговор? Выяснить это Гневомир мог только одним образом.

— Контрабандисты, все как один, поют, что ты — не с ними, — начал Гамаюн. — Не хотят иметь ничего общего с бывшим. Правильное вот слово для вас придумали — бывшие. Кончилось ваше время. Вышло. Даже бандиты не хотят уже с вами дело иметь.

— Вот потому я хочу уехать из Народного государства, — всё же не удержался Гневомир.

— Так контрабандисты и говорили на допросах, — кивнул Гамаюн. — И вот что я хочу тебе сказать, гражданин Милорадов, со дня на день мы заключим мир с Империей. Для Народного государства война закончится. И поедут через границу поезда. Подождать вам осталось несколько дней. Не надо было у контрабандистов отсиживаться. И ведь последним золотом заплатили им, так? — Он вынул из стола знакомый Гневомиру мешочек. Толкнул по столешнице к арестованному. — Забери его, кстати. Нам вашего золота не надо.

Гневомир поглядел на мешочек. Очень захотелось воровато оглянуться. Однако увесистый мешочек в карман спрятал.

— Оружие тебе на входе вернут, — добавил Гамаюн.

— Я что же — свободен? — не понял Гневомир.

— Вот ответишь мне на один вопрос, гражданин Милорадов, и — свободен. Вот что ты мне скажи, гражданин Милорадов, почему ты уезжаешь из страны?

— Не хочу воевать ни на одной стороне, — ответил Гневомир. — Не хочу убивать урдцев ради каких-то химер и идей.

— Вот слушаю я тебя, а понять не могу. Мы дерёмся за новую власть. Такие как ты для нашей власти — самые опасные. Вовсе не те, кто ушёл воевать вместе с Адмиралом. А вот именно такие, как ты, гражданин Милорадов. Сначала уедете из страны, но не навсегда. Знаю я вас, считаете, что народной власти год-два — и конец придёт. А как всё на свои места встанет, сразу назад побежите. К Адмиралу под крыло! Вот только если наша возьмёт, тоже ведь обратно попроситесь. И ладно бы коммерсанты, дельцы-купцы разные. Они нам сейчас только помеха. Но ты-то боевой офицер. Я читал дело твоё. Ведь такие люди нужны Урду! Вот так, — Гамаюн провёл ребром ладони по горлу, — нужны. Как воздух. А ты — бежать думаешь.

Вот тогда-то Гневомир и испытал чувство, о котором, как ему казалось, он прочно позабыл с самого детства. Стыд. Жаркий, душный. Как будто в складской конторе мгновенно поднялась температура.

— А теперь иди отсюда, куда тебе угодно, гражданин Милорадов, — махнул ему рукой Гамаюн.

— Я вот только чего понять не могу, — спросил я у Гневомира, — как ты оказался среди стражей Революции? Как я понял, ты служить новой власти не хотел.

Гневомир в этот момент помогал мне управиться с галстуком. Куда лучше меня подкованный в подобных вещах, мой спутник уже помог мне с манжетами и воротничком. Теперь же примерял на меня галстук.

— Понял, что без меня этой власти с врагами бороться будет трудно, — ответил Гневомир.

Попался товарищ Гамаюн классически. На своей безмерной вере в себя. И не проболтайся один старинный фронтовой товарищ Гневомиру о том, что, мол, завтра будут кончать главного стража косорылой революции в городе, тот бы не сумел помочь.

А всё дело было в огромных ценах на еду и спиртное, которые ломили в здешних кабаках. Из-за них обыватели придумали очень простую штуку. Ели-пили вдвоём. Один брал еду, второй — выпивку. Запас золотых червонцев стремительно истощался, а переговоры между Империей и Народным государством всё шли. И поезда пускать за границу не спешили. Каждый раз проверяя содержимое мешочка, Гневомир думал, что так скоро ему не на что будет жить за кордоном.

Именно с целью разделить еду и питьё подсел к Гневомиру фронтовой приятель. Выглядел бывший офицер достаточно неплохо. Явно не бедствовал. И вполне возможно, главной целью его был разговор с Гневомиром, а вовсе не обед с казёнкой.