Пока он говорил, я пытался выстроить логичную и более-менее правдоподобную версию событий. Возможно, она убережёт меня от стенки. Я ведь, как ни крути, пусть и по принуждению, но совершил преступление против Народного государства, давшего мне приют и своё гражданство. При вторжении в совершенно секретный комплекс я расстрелял несколько десятков бойцов народной армии. Но все мои «логичные и правдоподобные» были полны дыр, в которые можно было протащить даже пресловутый суперлинкор «Вергельтунг».

И тут я вспомнил слова Гамаюна. Насчёт того, что никакой шпион не стал бы придумывать нечто столь невероятное, как то, о чём я рассказал.

Да в общем-то, что я теряю, в конце-то концов. И меня как будто прорвало. Я говорил правду. Про Вышерада, комплекс, имперского шпиона Вадхильда, наш налёт и побег. Про Вепра и его правую руку чудовищного Избыгнева. Полёт через весь Урд на «Носороге» до самого Баджея. Про чудовищные эксперименты над людьми при помощи психотропных веществ и планы Адмирала насчёт всего урдского народа. Не умолчал даже о ссоре с Вадхильдом и том, как я застрелил его.

— Ну ты и накрутил, бывший инспец Готлинд, — покачал головой Гамаюн. — И понятней не стало, что же с тобой теперь делать…

— Пока в камеру его надо вернуть, — заявил так и не представившийся страж. — Нам с тобой, товарищ Гамаюн, надо подумать.

— Много думать, — согласился с ним Гамаюн. — Очень много.

Меня вернули в камеру. На ночь выдали шинель — одеял тут не полагалось. Народармейцы, так называли рядовых бойцов народной армии, оказывающиеся здесь, имели при себе как раз шинель для этих целей. Спать на жёстких нарах было не слишком удобно. Тем более, что успел уже привыкнуть хоть к кое-какой, а постели, пусть и жёсткой. Но всё же не деревянные нары.

Подняли, правда. достаточно рано. Конвоир проводил меня в камеру для допроса. Там уже ждали оба стража Революции.

— Да ты не садись, — махнул мне Гамаюн. — Всё равно, отсюда поедем сейчас.

— Быть может, — осторожно произнёс я, — вы скажете, что мне предстоит?

— Служба, — ответил второй страж Революции. — Будете отрабатывать свои преступления перед Народным государством. Вы ведь неплохо знакомы с неким Брондом Брандом, не так ли?

— Верно, — кивнул я. Хотя, честно говоря, никогда не знал, что командор Китобоев оказывается из дворян. Но говорить об этом стражам я не стал.

— Он сейчас получил приют на урдско-имперской границе. В районе крепости Соловец. В горах его Китобои строят себе новое пристанище. Собственно, именно поэтому было решено отправить вас именно туда. Для связи, так сказать, с Брондом.

Мне это напомнило историю с моим наймом на то самое дело, итогом которого стал повод для новой войны. Только в этот раз выбора у меня не было. И монетку я не кидал. Хотя и в прошлый раз всё, в общем-то, решили за меня.

— Бронд ведь доверяет вам, не так ли? — поинтересовался так и не соизволивший представиться страж Революции.

— В той мере, — пожал плечами я, — в какой воздушный пират может доверять кому бы то ни было.

— Так ведь он же идейный! — встрепенулся Гамаюн. — Грабит только большие суда. Богатеев разных! А вот теперь за блицкриговских военных принялся.

Мы со стражем, имени которого я не знал, неожиданно друг для друга переглянулись. Обменялись понимающими взглядами. Всё-таки в некоторых вопросах товарищ Гамаюн был удивительно наивен. Но не спорить же с ним.

— За вами, гражданин Готлинд, — продолжал незнакомый страж Революции, — будет снова установлен гласный надзор. Вы будете обязаны являться в отдел Стражи Пролетарской революции крепости Соловец. Докладывать устно и письменно обо всех своих действиях. Особенно подробно, обо всём, что происходит в строящемся прибежище Китобоев.

Это мне было очень хорошо знакомо. На Севере всё начиналось точно так же. А чем закончится в этот раз — мне даже думать не хотелось.

— Да ты не беспокойся, гражданин Готлинд, — в обычной своей грубоватой манере успокоил меня Гамаюн. — Это только по спервоначалу. Потом вернёшь доверие Народного государства — и всё по-прежнему будет. Ты, главное, больше со шпионами, пусть бы и из самой империи, где ты раньше жил, они будут, дел не води. Помни, ты — гражданин нового Урда. А обо всей прежней своей жизни, в которой ты нам вредил — забудь.

— Постараюсь, — как я надеялся, скрыв иронию в голосе, ответил я.

— А ты не старайся, — отрезал Гамаюн, явно не удовлетворившийся моей нейтральной репликой. — Ты вот нам с товарищем Гневомиром, а через нас всему трудовому народу Урда, клятву дай, что не станешь больше вредить нашей народной власти.

— Клянусь, — ответил я, стараясь быть как можно серьёзней.

— Вот и отлично!

Товарищ Гамаюн от души хлопнул меня по спине, едва не уронив на стул.

— Пока ты, прости уж, ещё гражданин для нас, — добавил он, — но, чует моё сердце, скоро станешь снова нашим товарищем.

Страж, которого, как выяснилось, звали Гневомир, только улыбнулся. Похоже, они с Гамаюном были настоящими друзьями, несмотря на огромную разницу в характерах. А скорее всего, и социальном положении. Что-то мне подсказывало, что не так давно у товарища Гневомира была фамилия.

Глава 2

Крепость Соловец была невелика. Хотя и из новых. Практически полностью перестроена во время предыдущей войны. Она оказывала сильное сопротивление нашим войскам — и взять её смогли только измором. Нас не отправляли прикрывать фрегаты и корветы, бомбившие Соловец, но знакомые летуны рассказывали, что в небе над ним творился настоящий кошмар. Аэропланы горели и падали на землю целыми эскадрильями. А воздушным судам наносился такой урон, что они были вынуждены выходить из боя. Отбивал Соловец и наземные штурмы. Стены его успешно противостояли залпам осадной артиллерии.

В чём же был секрет Соловца, никто из летунов ответить мне не смог. Увидев крепость своими глазами, я всё понял. Соловец был компактным, напоминал шахматную ладью. Между зубцами на её крыше стволы зенитных орудий и пулемётов торчали, словно частокол. Надо всеми ими возвышалась громадная пушка для поражения воздушных судов. Установленная на поворотной платформе, калибром с главное орудие линкора, она легко пробивала броню тяжёлых кораблей. А фрегаты с корветами и даже лёгкие крейсера могла уничтожить одним залпом. Не раз мне приходилось видеть, как они разваливаются надвое после одного попадания громадного снаряда в борт.

Да уж, взять подобную крепость, наверное, можно только длительной осадой. В прошлый раз гарнизону позволили выйти под своим знаменем и при оружии. Солдаты Урда сдали её, когда у них закончились боеприпасы и еда. Как говорят, провиант у них весь вышел двумя неделями раньше, чем патроны со снарядами. И держались они на одной только воде, которой, правда, в крепости было в избытке. Фактически, весь Соловец выстроен вокруг большого колодца.

Привезли меня в Соловец на поезде. Точнее, поездом мы ехали до ближайшей станции, где меня все покинули вагоны и отправились искать транспорт к самой крепости. Почти все пассажиры, оставшиеся в поезде до последнего, были военными. А остальные — родственниками военных, приехавшими их навестить.

На коротком деревянном перроне теснились несколько десятков человек. В глазах рябило от светлой военной формы и башенных корон. Командиры народной армии носили их на фуражках и рукавах гимнастёрок. У старших командиров их было две, а то и три штуки.

Я соскочил на землю. Пыль тут же покрыла мои сапоги до самого верха голенищ. Из хоть и потёртых, но чёрных, они мгновенно стали серыми. А у станции уже стояла длинная вереница грузовиков и телег. Местные жители явно неплохо зарабатывали на этом извозе. Особенно важных пассажиров ждали открытые авто, в которых часто, кроме водителя сидел и младший командир. Они выбирались из машин, разыскивали своих подопечных.

Как оказалось, автомобиль предназначался и мне. Конечно, не одному — много чести — вместе со мной на заднем сидении просторного авто расположился командир истребительной эскадрильи со своей молодой супругой. Из-за количества их вещей нашему сопровождающему пришлось ехать на крестьянской телеге. Я же сел на его место рядом с водителем. Это, правда, избавило меня от болтовни со спутниками. Они и так доставали меня расспросами, несмотря на то, что я сидел к ним спиной.