— Совсем нет.

Мы все обернулись. На ступеньках беседки стоял Эверетт. Глаза были обращены к Ребекке. Я забыла, что Мэгги перенесла нашу встречу на сегодняшнее утро.

— Так из-за этого человека ты со мной рассталась? Из-за фото, где ты с голыми плечами?

— Это случилось так давно, — Ребекка смахнула с глаз слёзы.

— И ты рискнула всем, чтобы защитить Эми.

— Это правда, — сказала она. — Я люблю Эми и сделала бы ради неё что угодно. — Она сглотнула и натянула рукав на забинтованную руку. — Кое-что я не рассказала никому. — На прошлой неделе я действительно ездила к врачу. Специалисту.

Вайолет побледнела и сжала губы, а Рома подалась вперед.

— Мне нужно было второе мнение. У меня на ноге опухоль, и я боялась... Я думала, что у меня может не быть другого шанса остановить Истона и защитить Эми.

— Я этого не допущу, — сказал Эверетт.

Он так смотрел на Ребекку, что у меня в горле встал ком.

— Скажи, что ты ничего с ним не сделала, — Ребекка снова обратилась к Вайолет.

— Я не делала ничего плохого, — ответила та. — Все случилось так, как должно было.

— У тебя есть телефон? — спросила я Рому.

Она кивнула.

— Можешь позвонить Маркусу и попросить приехать сюда?

Она заколебалась.

— Пожалуйста, позвони ему, Рома, — сказала Ребекка. — Хватит секретов. — Она не сводила глаз с Эверетта, совсем как в старой мелодраме.

Рома поднялась, вытащила мобильник и подошла к перилам. Вайолет позади меня встала с кресла и направилась к дальней стороне беседки, и я за ней. Эверетт и Ребекка подошли друг к другу.

— Ты отправила фотографии Ребекке и Фиби Майклз, — сказала я Вайолет. — Ребекка была твоей лучшей подругой, сестрой, которой ты никогда не имела. А Фиби была очень домашней, я думаю, ты её жалела. Ребекка говорила мне, что Вайолет глубоко преданна тем, кого любит. Думаю, Ребекка не сознавала, как далеко простирается эта преданность.

Я представляла Вайолет одиноким заброшенным ребёнком без родителей, молодой женщиной, овдовевшей вскоре после замужества. Во многих отношениях Ребекка была единственно неизменной в её жизни, единственной семьёй. Я сделала бы что угодно ради Сары и Итана. Так почему бы Вайолет не испытывать те же чувства к Ребекке?

— Полагаю, ничего страшного, если я расскажу тебе, — сказала Вайолет. — Да, это я.

— Как ты их получила?

— Получила. Не всё ли равно, как?

— Думаю, ты решила следить за Уильямсом — который стал Грегором Истоном — куда бы он ни отправлялся после того, как покинул Оберлин. Мне кажется, ты очень настойчивая. Ты ждала несколько месяцев, может, год. Ты его выследила и соблазнила.

Я лишь догадывалась, но выражение её лица сказало мне, что всё это правда. При мысли о том, что, должно быть, пришлось сделать юной Вайолет, чтобы втереться в доверие к Истону и выкрасть эти фотографии, по коже поползли мурашки.

— Думаю, чтобы заслужить его доверие, ты позволила ему фотографировать себя гораздо более откровенно, чем Ребекку и Фиби. — Я вспомнила фото, которые видела в её доме. — Ты ведь тоже интересовалась фотографией. — Вероятно, общий интерес уничтожил любые подозрения Истона относительно Вайолет.

Она расправила плечи, решительно вздёрнула подбородок, но больше ничего не указывало на то, что я права. Хотя, конечно, так оно и было.

— Очень увлекательная история, Кэтлин, — сказала она. — Но и только.

Я положила руки на перила.

— Думаю, ты намеренно дала Истону аспирин.

— Я уже говорила, он жаловался на головную боль.

— И поэтому ты дала ему аспирин. — Я крепко сжала перила. — Аспирина не было в аптечке. Полагаю, ты принесла его с собой, в сумочке. Моя мать каждый день пьёт кардио-аспирин, и ты, я уверена, тоже.

— Множество людей в моём возрасте пьют по таблетке в день, — сказала она ровным голосом. — Может, и мистер Истон пил.

— Сколько ты ему дала? — спросила я, повернувшись к ней, но оставив одну руку на перилах.

— Я не врач, Кэтлин. Я ничего ему не давала. Если он сам что-то принял, кто знает, сколько именно таблеток? Он был склонен к излишествам. — Она так и смотрела куда-то во двор.

— Ты ведь не сказала ему, кто ты? Иначе он бы тебе не доверился.

— Ты думаешь, ему не стоило мне доверять, Кэтлин?

Я провела рукой по перилам.

— Я думаю, ты убедила Истона не ездить в больницу. Наверное, сказала, что он выставит себя старым неуклюжим дураком. Его заносчивость легко обратить против него самого. Полагаю, ты дала ему аспирин и оставалась в Стрэттоне, пока он не потерял сознание. Ты ушла, только когда поняла, что его уже поздно спасать. Ты забрала у него шарф Ребекки, но твоя цепочка за что-то зацепилась, и подвеска упала.

Она обернулась ко мне с холодной улыбкой, которую я видела и раньше.

— Должна сказать, ты слишком много времени проводишь за книгами, Кэтлин. Я уже говорила, ты придумала занимательную историю. Но единственный, кто знает, что случилось — это я. — Она разгладила юбку. — И конечно, я с удовольствием расскажу её полиции.

— Ты оставила человека умирать, — сказала я. — Не имеет значения, что он сделал. Ты оставила его там умирать.

Она шагнула ко мне.

— Нет, Кэтлин, не оставила, — в её голосе слышалась ненависть. — Да, я дала ему аспирин. Да, я убедила его не обращаться в больницу. Но я не оставляла его умирать. — В её лице и улыбке было что-то, от чего сжималось сердце. — Я убедилась, что он мёртв, и только потом ушла, — прошипела она.

Она обернулась взглянуть на Эверетта и Ребекку, и выражение лица тут же изменилось, стало таким... довольным.

— Взгляни на них, — сказала она.

Мои руки дрожали.

— Видишь? Большой злой волк мертв, и все будут жить долго и счастливо, — она снова повернулась ко мне. — Мне жаль, Кэтлин. Но никто тебе не поверит. Я здесь выросла. Меня уважают. А ты здесь всего несколько месяцев. Никто не поверит твоим словам против моих.

Трясущимися пальцами я вынула из кармана маленький диктофон.

— Думаю, поверят.

Заключение

Оуэн выглянул из-под стола, где жевал жёлтого цыплёнка с кошачьей мятой. Я нагнулась посмотреть.

— Не хочу вернуться, найти тебя среди обрывков и смотреть на это шоу ужасов, — предупредила я.

Кот развернулся и снова принялся жевать. Из гостиной вышел Геркулес, сел у ног и выжидающе посмотрел на меня. Я наклонилась почесать его за ухом.

— Я не могу взять тебя на руки. Не хочу, чтобы одежда была в кошачьей шерсти.

Он недовольно поворчал и отправился на крыльцо. Я взяла сумку, заперла дверь и отправилась в Стрэттон, на последний концерт музыкального фестиваля.

Все билеты были проданы — в концерте, как пианист и приглашённый консультант, участвовал блестящий музыкант Мишель Демарко. Я никак не могла понять, что происходит, когда Лита позвонила поблагодарить меня и передать маме — моей маме — спасибо за то, что уговорила Демарко приехать. Озадаченная, я позвонила в Бостон.

— Ты знаешь Мишеля Демарко?

— Да, — сказала она. — И ты тоже.

— Я?

— Ты помнишь дядю Микки?

Я порылась в памяти. Вермонт. Мюзикл Стивена Сондхайма. Блондин, похожий на Хью Джекмана, медленно танцевавший с моей мамой, пока отец не начал ревновать.

— Дядя Микки — это Мишель Демарко?

— Да.

— Ну ладно, спасибо, — сказала я. — Ты не обязана была это делать.

— Если это важно для тебя, Кэти, то и для меня тоже.

Работник театра показал моё место. Здание выглядело великолепно. Орен закончил работы всего несколько дней назад. По просьбе Эверетта он руководил всеми последними обновлениями библиотеки.

Место рядом со мной пустовало. Где же Мэгги? С другой стороны от прохода я заметила Ребекку и Эверетта. Ребекку не обвинили в причастности к смерти Грегора Истона. Как член организационного комитета, она имела право находиться в библиотеке, и конечно, она защищалась от Истона, когда ранила его. Никто не подумал, что Ребекка планировала убить этого человека, когда послала ему записку с приглашением на свидание, несмотря даже на то, что она подписалась моим именем.