— Спасибо за джем.

Я проводила его до двери. Он остановился уже на пороге.

— Чуть не забыл. Мы закончили работать в библиотеке. Помещение снова ваше. — Он улыбнулся профессиональной полицейской улыбкой. — Хорошего дня, Кэтлин.

Я вернулась на кухню. С одной стороны двери из гостиной маячила лохматая серая голова, с другой выглядывала чёрная.

— Можете заходить, — сказала я. — Он ушёл.

Оуэн пошёл пить, а Геркулес уселся у моих ног.

— Мурр, — сказал он, и потёрся головой о мою лодыжку.

Я намазала маслом маленький кусочек булочки и дала ему. Это заставило Оуэна пулей примчаться к нам. Я угостила и его.

— Вы едите слишком много человеческой еды, — заметила я.

Коты в ответ сердито посмотрели на меня — не говори глупостей.

Зазвонил телефон, и я пошла в гостиную, чтобы ответить.

— Привет, Кэти, — от теплого голоса матери в груди знакомо защемило.

— Привет, мам.

— Как дела в Миннесоте?

— Хорошо, — за исключением убийства, в котором я замешана, подрядчика, который не появляется, когда должен, и пары котиков-клептоманов с магическими способностями. — Как Бостон?

— Дождливо. Я звоню сказать, что папа будет сниматься в рекламе.

— Это хорошо, — я передвинула телефон, чтобы сесть. — Реклама банка? Он говорил, что собирается участвовать в прослушиваниях, потому что они планировали снять серию роликов.

— Нет, не банка, но режиссер — наш бывший студент. Он пригласил Джона на прослушивание.

Бывшие студенты моих родителей — довольно разношерстная компания. И почему это она не говорит, что за реклама?

— Это какой-то продукт от эректильной дисфункции? Папа будет сидеть полуголым в ванне на вершине горы?

Мама фыркнула.

— Конечно, нет. Ты же знаешь, он легко обгорает.

— Что тогда? Мазь от геморроя? Таблетки от простатита? Лак для волос?

Папа, может, и говорил о рекламе банка, и у него, определенно, положительный, вызывающий доверие внешний вид — высокий рост, серебряные волосы, классический профиль. Но в итоге он всегда оказывается в гораздо более красочных проектах.

— Очень смешно, Кэтлин, — в голосе мамы послышался легкий укор. — Он будет блохой, только и всего.

Я уставилась на трубку.

— Блохой?

— Это будет реклама нового средства от блох. Режиссер захотел снимать твоего отца, потому что он не соответствует типажу.

— Есть какие-то типажи блох?

Она проигнорировала мое замечание.

— Он хотел актера классической школы.

— Чтобы сыграть блоху?

— Очень, очень-очень хорошо оплачиваемую блоху, Кэти.

— А, вот оно что, — рассмеялась я. — Папа рядом?

— Ушел за рогаликами.

— Передай ему мои поздравления.

— Передам, — ответила она. — Есть новости о Грегоре Истоне? Похоже, его карьера катилась к закату. Собщение о его смерти не попало даже на первую страницу раздела об искусстве.

— Особых новостей нет, — сказала я, положив ноги на пуфик. — Оказывается, он сменил имя.

— Серьезно? Ну, актеры часто меняют имена, почему бы и музыкантам этого не делать? Никто не выберет Лулу Мэй Крумхольц на роль девушки Бонда. И Грегор Истон продаст больше классической музыки, чем Буфорд Хорнсвэгл — она остановилась. — Истона же не звали Буфорд Хорнсвэгл?

Я рассмеялась.

— Нет, он урожденый Дуглас Грегори Уильямс. Отличное имя для дирижера.

— Дорогая, может он пытался от чего-то избавиться. Стеснялся своей семьи. Или ему не нравилось его имя. Ты тоже прошла через это.

— Я — нет.

— Да, да. Когда тебе было семь.

— Это не считается, — возмутилась я.

— Считается. Ты очень постаралась, написала официальное заявление о смене имени. Точнее, шесть заявлений. Пытаясь расплавить карандаш, чтобы сделать печать, ты чуть не подожгла занавеску в душе. Один документ ты вручила нам с папой, один своей учительнице, а остальные раздала соседям.

Я закрыла глаза и приложила руку ко лбу.

— Принцесса Аурелия Роузбад Найтингейл, — вздохнула я.

— Ага, ты помнишь.

— Еще бы. Джоуи Хиггинс отказался называть меня новым именем.

— И ты разбила ему нос.

— Мне пришлось остаться после школы и писать строчки. Это было долго — я умела только печатными буквами.

Мама рассмеялась.

— Ты спорила с директором, что строчки — это жестокое наказание, нарушающее конституцию, потому что школа еще не научила тебя писать.

— Ну, меня отпустили на полчаса раньше.

— Бедный мистер Кэмпбелл выпустил тебя, боясь, что иначе у него голова лопнет.

Я припомнила мистера Кэмпбелла — маленький тощий человечек с мышиным лицом и редкими волосами, напоминавший мне резиновую игрушку-тянучку — его рукава и штанины всегда были немного коротковаты. Помню, как была поражена много лет спустя, узнав, что мистер Кэмпбелл вбежал в горящее здание, спасая сына-подростка своей школьной подруги.

— Мне пора, — сказала мама.

— Ладно. Скажи папе, я позвоню ему вечером.

— Скажу. Я буду держать кулачки за ваш музыкальный фестиваль. Скоро еще поговорим. — Она чмокнула меня через телефон и повесила трубку.

Я осталась лежать, опершись головой на стул. Мой отец будет играть блоху в серии рекламных роликов. И к тому же высокоинтеллектуальную блоху. Может, мне ещё не поздно сменить имя на Принцессу Аурелию Роузбад Найтингейл?

Подстрели тигра

Утром по дороге в библиотеку я решила загянуть в студию Мэгги. Перед встречей с Эвереттом я чувствовала неуверенность — он имел право прервать мой контракт, ремонт в библиотеке шел не слишком гладко, а я еще и оказалась замешана в убийстве.

Студия Мэгги располагалась на верхнем этаже Ривер-артс-центра. Подъем по ступенькам всегда напоминал мне о школе, и неудивительно — в этом кирпичном здании некогда и была школа. Мэгги, в белом топе и мешковатых синих хлопковых штанах, склонилась над рабочим столом, грызя карандаш.

— Мэгги, — окликнула я.

Она подняла глаза с тем же виноватым выражением, что напускал на себя Оуэн, когда я заставала его за чем-нибудь неподобающим — кражей из мусорной корзины Ребекки, например.

— А что случилось с «больше никаких погрызенных карандашей»? — поинтересовалась я, подходя к столу.

— Этот проект, вот что случилось.

Мэгги грызла карандаши не хуже бобра — по крайней мере, раньше. Любой ее карандаш был покрыт отметинами зубов от кончика до ластика. Она и сама признавала — отвратительная привычка, негигиенично и не особенно полезно для зубов. Поэтому Мэгги пыталась завязать с погрызанием карандашей, используя заменители вроде ломтиков морковки.

— Как насчёт бананового хлеба на замену? — я подняла бумажный пакет с парой ломтей от булки, которую испекла прошлой ночью.

— А кофеина у тебя случайно не найдётся? — вздохнула она.

Я вытащила из-за спины другую руку.

— Вот, я взяла у Эрика большой чай. Не для тебя, правда, — я протянула ей чашку через стол.

— Как ты узнала, что я его хочу? — Она отхлебнула прямо из чашки-непроливайки.

— Себе я купила большой чёрный кофе. — Я сделала глоток и поставила чашку на стол. — Потому, что когда я зашла к Эрику, он сказал, что именно ты берёшь в первую очередь. Полагаю, ты уже готова ко второй чашке.

— Ты правильно поняла. Спасибо. — Она развернула бумажный пакет и заглянула внутрь. — Люблю банановый хлеб, — она отломила кусочек.

— Так что тебя тревожило прошлой ночью? Ты ведь не делаешь банановый хлеб просто так, верно?

— Не делаю.

— И?

— У меня сегодня встреча с Эвереттом.

— Ты же знаешь, он поддержит тебя.

Я поскребла пятнышко засохшей краски на столе.

— Он может просто разорвать со мной контракт.

Она потрясла головой.

— Ничего подобного. Следующая проблема?

— Мой отец будет блохой.

Мэгги чуть не подавилась.

— Он будет блохой, или у него будут блохи?

— Ха-ха-ха, как смешно. Отец сыграет блоху в рекламе, которую, наверное, будут показывать по всей стране.