— Шармута, — радостно оскалил желтые зубы игиловец, дернув Кейко на себя.

Кейко задрожала всем телом, выпрямилась, и, зажмурившись, плюнула в бородатую физиономию. Плевок пришелся прямиком в глаз игиловцу, мгновенно рассвирепевшему от подобного обращения. Не потрудившись даже вытереть оскорбления, он с басистым рыком занес руку и ударил. Кейко крутануло на месте и повело вбок. В глазах у школьницы помутилось, голову заполнил гулкий звон. Второй удар, пришедшийся в живот, показался уже не таким болезненным. Она не удержалась на ногах и упала на грязный пол. Сильный пинок отшвырнул юное тельце к порогу.

Игиловец явно собрался потоптаться на девушке, пребывавшей в лучшем случае в состоянии «грогги», а в худшем — совсем без сознания. Он шагнул вперед, примериваясь, словно футболист. Но вдруг на пути встала Амико. Собравшийся было отшвырнуть помеху в сторону игиловец замер. Перед ним стояла девица ничуть не хуже первой, тонкая, изящная, чистая и аккуратная. Его взгляд скользнул по точеной стройной фигурке, и разжавшийся кулак тяжелой пятерней опустился на очерченную под формой грудь.

Амико не произнесла ни слова, не выдала себя ни одним звуком. Когда властные мужские руки дернули ее к себе, девушка лишь украдкой обернулась к подруге. Та неподвижно лежала на полу, скорчившаяся в позе эмбриона. Вокруг гремело похотливое пыхтение. Спустя секунды оно поглотило и саму Амико.

Единственная койка была занята предводителем, подмявшим под себя стюардессу. Амико повалили прямо на пол. Жадные руки вцепились в форму. Насильник даже не потрудился снять одежду, попросту разрывая ее. Однако сделать это было не так просто, как в кино. Сопя и бурча себе под нос, игиловец сумел-таки пробраться в прореху порванной сэйлор-фуку и взяться за простенький белый лифчик, прикрывавший созревшую уже грудь. К несчастью, бюстгальтер проблем не составил вовсе, поскольку застежка на нем для удобства располагалась спереди, между чашечками.

Амико почувствовала, как виски наливаются могильным холодом. Она лежала, одинокая и беспомощная, перед мужчиной, бесстыдно разглядывавшим ее грудь. Одна его рука крепко сдавила горло, прибив жертву к полу, вторая же принялась жадно шарить по обнаженному телу. Он словно проверял полученный товар, убеждаясь в качестве. Просунув руку глубже в рваную прореху на одежду, игиловец грубо прихватил стройный девичий бок, провел ладонью по плоскому спортивному животу. Она чувствовала нараставшую в теле дрожь отвращения, возникавшего от этих прикосновений. Насильник был грузен, тяжел и неприятно пах смесью немытого тела, какой-то технической смазки и грязи. Каждое касание словно оставляло осадок всего этого и на ней. Но сопротивляться было бы бесполезно.

Вот он прекратил грубые хозяйские ласки вверху и опустил руку вниз. Забравшись под помятую плиссированную юбку, здоровая немытая пятерня нащупала тонкую ткань трусиков. Ухватившись за них, игиловец потянул самый интимный предмет девичьего туалета вниз по стройным ногам. Когда Амико не сдвинула ноги, чтобы трусики снялись быстрее, насильник грубо дернул рукой, и они затрещали. И все-таки он не смог их сорвать, стянув до лодыжек и освободив одну только ногу.

Вдруг захотелось поступить так же, как Кейко, пусть даже он убьет ее, пусть забьет насмерть. Только бы не происходило то, что сейчас произойдет.

Смерть. Да, лучше так.

Во рту пересохло, но Амико нетрудно было бы набрать достаточно слюны, чтобы плюнуть.

— Ник хинзир, — сладострастно хрюкнул насильник, задирая подол юбки и наваливаясь сверху. Его руки сдавили ее запястья, но горло освободилось. Теперь она раскинулась под ним, в рваной одежде, наполовину обнаженная, с раздвинутыми ногами, между которыми он мостился со спущенными штанами. Внутренней поверхностью бедра Амико почувствовала грубую ткань рубахи. А в следующий миг внизу живота вспыхнула резкая чудовищная боль. Мужчина впервые входил в нее и делал это грубо, бесчувственно. Она поняла, что потекла кровь, но лишь крепче стиснула зубы.

И тогда он начал двигаться. Неровные резкие фрикции принялись накатывать волнами все более сильной боли. Амико не чувствовала никакого возбуждения, никакой физической реакции вовсе. Секс оказался большой глупой выдумкой. На самом деле была только боль, тупая и тягучая.

Терпеть было все труднее, и помимо воли с девичьих губ сорвался приглушенный стон. Насильник, приняв его, видимо, на счет своей мужской удали, ускорился. Он едва не раздавил ее. Амико видела лишь густую бороду, касавшуюся лица, елозившую по нему, пока насильник наслаждался ее телом, впервые познававшим плотский грех.

Она не вела счет времени, но готова была судить, что дольше десяти минут изнасилование не продлилось. Издав приглушенный рык, игиловец сильнее навалился на жертву и принялся изливаться прямо в нее. Влажные толстые губы с высунутым языком потянулись к застывшему лицу, готовому прорваться гримасой боли.

Акеми Амико была девушкой тихой, благородной и незлобивой. Но даже она не могла безропотно перенести надругательство. Наглый хозяйский язык все-таки переполнил чашу терпения. Собрав последние крупицы самоконтроля, она открыла рот, подавшись навстречу насильнику. Его язык проник меж раскрытых губ… и жемчужные зубки девушки со всей силы впились в этого противного красного слизняка.

Все в хижине вздрогнули, когда с пола раздался дикий свинячий визг, и насиловавший японскую девчушку игиловец кубарем покатился от нее в сторону, зажав руками окровавленный рот. Акеми осталась лежать на полу с красными ручейками, стекавшими из уголков губ, и брызнувшими, наконец, из глаз слезами.

— У-у-у!!! — завыл насильник. — У-бу-мну!

В этот момент снаружи что-то затарахтело и взвыло, а секунду спустя вся хлипкая бамбуковая хижина заходила ходуном от грохота вертолетных турбин и винтов. Низко прошедший вертолет буквально сдул выстилающие крышу пальмовые листья, и комнату озарили мерцающие вспышки дульного пламени. Потом тарахтение пулемета перекрыло бешеное шипение — и почти сразу же грохот разорвавшихся ракет. Снаружи донесли испуганные вопли, а несколько секунд спустя по полу дождем запрыгали гильзы: в атаку зашел следующий вертолет.

Когда мир вокруг взорвался криками, грохотом и стрельбой, Амико сделала единственное, что успела счесть разумным — сжалась в комок и откатилась к стене.

А снаружи творились яркие чудеса — небо рушилось на головы от оглушительных разрывов и воя винтов. Казалось, на следующем заходе вертолеты просто раздавят хижину колесами и перемелют всех, кто там остался, в мясной фарш.

Ища укрытия, с улицы на четвереньках, припадая к полу, ввалились трое бирманцев. Более привычные к таким делам игиловцы, гортанно и яростно что-то крича, похватали оружие.

Амико, изо всех сил надеясь, что сейчас насильникам и убийцам не до нее, осторожно подползла к лежавшей на полу Кейко и взяла подругу за плечо.

— Кейко-тян!

Тем временем командир игиловцевов с выпученными глазами и расстегнутой ширинкой вскочил в полный рост, отбросив в сторону стюардессу в порванной форме. Та, в отличие от Амико не стеснявшаяся кричать, упала на колени перед кроватью и тут же забилась под нее.

Первый выскочивший на улицу игиловец тут же рухнул обратно, расплескав мозги по всей комнате — пуля попала ему точно в лоб. Двое других попятились, но, быстро сориентировавшись, навалились на хлипкую тыльную стенку хижины и под хруст бамбука вывалились наружу, в раскрашенную пламенем и трассерами ночь.

Бегство насильников подсказало Амико путь.

— Кейко-тян, очнись! — она тряхнула все еще не отвечавшую подругу. К счастью, та не была совсем без сознания и даже ухватилась за руку Акеми в ответ. — Бежим!

Обе девушки юрко подобрались к проломленной в стене дыре.

— Давай! — сказала Амико и толкнула Кейко впереди себя сквозь пролом и тут же бросилась следом.

На улице оказалось темно и сыро. Кейко сумела подняться на ноги, но ее все еще шатало. Амико и сама чувствовала себя не лучшим образом, однако охать и ахать не приходилось — грохот стрельба и крики только усиливались. Вот только куда бежать?