Не вставая, он похлопал лежащую рядом Кейко по щекам — довольно сильно. Девушка вдруг подхватилась, как встрепанная, и шарахнулась в сторону.

Амико тут же положила руки ей на плечи.

— Спокойно. Все в порядке, мы убежали от террористов.

Не давая подруге сказать ни слова, она сильной материнской хваткой взяла ту за голову и положила себе на колени.

— Тебе надо отдохнуть.

Кейко всхлипнула, схватившись за покрасневшие щеки, и заплакала:

— Какой кошмар!.. Мы же еще позавчера были дома, стояли в очереди в Нарите… безо всяких террористов, бандитов, гайдзинов!.. Мама мне не зря говорила — что ты там хочешь найти, за границей? Безопаснее и уютнее Японии ничего в мире нет!.. Как же я хочу домой! Здесь так страшно… и очки мои куда-то подевались!..

— Тише, тише, — успокаивала ее Амико, гладя по голове как котенка. — Поплачь, поплачь, будет легче. Не бойся, все будет хорошо. Мы целы и уже не в руках этих бандитов.

— Как же я могу не бояться?! Ты что, за дурочку меня держишь? Вертолеты улетели без нас — что же теперь может быть хорошо?! — рыдала Кейко.

В этот момент русский, некоторое время прислушивавшийся к их разговору, удивленно спросил:

— Так вы не китаянки, что ли?

Амико, поглаживая безудержно рыдающую подругу по голове, оглянулась на него с удивлением во взгляде.

— Мы японки.

— Японки?!

Реакция русского матроса заставила девушек в ужасе сжаться — она была неожиданной, мягко говоря. Он сперва вытаращил глаза, потом сделал классическую «фейспальму» и бешено заржал. Не в силах справиться с приступами хохота, он раскачивался на своем камне, а потом наклонился и пару раз стукнулся каской о ствол нависшего дерева.

— Амико-тян, он, кажется, сошел с ума, — в ужасе шепнула Кейко, перестав по такому случаю рыдать.

— Спокойно, — механически повторила Акеми, готовая уже и к такому исходу: — Скажите, а что в этом смешного?

Все еще похохатывая и утирая слезы, русский помахал рукой:

— А, виноват!.. За китаянок вас принял. И нам не говорили, что там японцы будут… но, блин! И ведь слышу что-то знакомое, но поверить сначала не мог!.. Японки!.. Настоящие ОЯШки!.. Сразу две!.. Етитская сила!!! Бу-ха-ха-ха!..

— Мамочки, псих, — позабывшая о трагичности их положения Кейко прижалась к подруге с детским ужасом.

Амико, смотревшая на русского не без подозрения, переспросила:

— Так почему же вы смеетесь?

— Варуй, варуй! Сумимасэн десита, — вдруг заявил ненормальный мясник на странно акцентированном, но более менее понятном японском языке. — Извиняйте, это… ну, как бы трудно объяснить… м-м-м… а, придумал — психологическая реакция!

Глаза у обеих девушек сделались как плошки.

— Вы… говорите по-японски? — не поверила Амико.

— Да так, немножко. Только читать не заставляйте, кандзи никак не укладываются, хоть башкой об стенку бейся… — рассеянно ответил русский и снова закис от смеха, бормоча что-то по-русски. — Ну-у-у, офигеть!.. Нет, конечно, подозревал, что японские школьницы и на самом деле существуют в природе, но чтоб вот так… чтоб безо всякого предупреждения… чтобы — на голову свалились! Да сразу две! Ипать-колотить! Мечта фетишиста!.. Уа-ха-ха-ха-ха!!!

Совершенно шокированная Кейко вскочила — видимо, она не была так уж сильно травмирована, как хотела показать — спряталась за Амико и жарко зашептала ей на ухо:

— Слушай, это же ужас-ужас-ужас! Русский военный, который знает японский! Даже американцы, которые нас защищают от страшных русских и злых корейцев с китайцами, японского не знают. Это же как он подготовлен! Наверняка из самого жуткого и опасного спецназа! Точно говорю — они специально готовятся напасть на мирную Японию! Он же возьмет нас и зарежет, чтобы сохранить военную тайну! Давай не будем с ним разговаривать!!! И ты не видела мои очки?..

Амико, чья голова начала болеть от громкого смеха русского и постоянных причитаний подруги, лишь нахмурилась.

— Кейко, какой смысл ему нас убивать, я не понимаю. Он нам жизни спас не далее, как полчаса назад. Господин русский, не могли бы вы пояснить, чем все-таки вам так смешон тот факт, что мы японки. И не могли бы вы ответить на пару вопросов?

Она потерла висок, в котором болезненно отдавалась пульсация крови.

Русский покопался в многочисленных подсумках на бронежилете и вдруг протянул очки Кейко — совершенно целенькие.

— Держите. Мегане-ко должна быть мегане-ко. И еще, «россиадзин-сан» — странно звучит. Зовите как-нибудь по-другому, а? А что ржал — ну, я же извинился. Просто так вышло, что я немножко интересовался японской культурой: самураи там, гейши, сакуры, сэйлор-фуку. Вот, не сдержался, виноват. А что за вопросы?

Голова у Амико болела все сильнее.

— Вот оно что. Это объясняет ваше владение языком. Мы было испугались, откуда на нас свалился диверсант со знанием нашего языка. Уважаемый… матрос-сан, не могли бы вы хотя бы объяснить, что же произошло? Кто нас похитил, зачем, что случилось в лагере? И откуда вы и ваши, хм, товарищи здесь? Мы ведь ничего не знаем, мы просидели в клетке почти до… самого конца.

Не успела она договорить, как Кейко, получив назад свои очки, радостно и без особой задней мысли поблагодарила:

— А я думала, что они потерялись! Аригато, хейтай-сан!

Русский вдруг нахмурился:

— Какой, нахрен, хентай?! Ты чо, оборзела совсем?! Я вас и пальцем не тронул, даже не смотрел на ваши худосочные сиськи!

В голове Амико словно лопнул воздушный шарик.

— Она сказала «хейтай», «военный». Милитари, солджер, — сказала девушка, болезненно морщась от сыпавшихся на макушку воображаемых камней.

— Хейтай?.. А-а-а! Вон оно как. Тогда прошу прощения, — примирительно сказал русский, хотя выражение его измазанного лица в темноте было не разобрать.

В череп Акеми словно вгрызалась старая ржавая дрель. Стоически борясь с болью, девушка произнесла:

— Так что же вы можете нам рассказать о случившемся?

— Что с самолетом случилось — вам виднее. Мы-то вообще, ни сном, ни духом. Зашли в Хайфон, только решили, что на берег отпустят, хоть на земле постоять — и на тебе. Лети туда, не знаю куда, найди то, не знаю что. Сказали только, что действовали сообща Аль-Каеда и бирманцы какие-то. Целились-то они явно в каких-то своих афганских же шишек — и американских конечно. А вы и наша, русская делегация случайно под раздачу попали. Нас, конечно, в основном своих выручать нацелили. Дескать, ребятишки, школьники. Я и вас-то сперва за них принял — школьная форма ведь.

— Да, конечно, — Амико потерла висок. Боль все нарастала. — Афганцы, я их помню. Их убили почти сразу…

— Убили — не то слово, — мрачно кивнул русский. — Измывались — страшно было смотреть. Главного-то я запомнил, урода. Держал на мушке, но раньше времени нельзя было шуметь. Зато потом как раз и встретился — помните, с гранатой? Ты молодец, кстати, вовремя его цапнула, а то я как-то подустал к тому моменту.

— Но почему… почему нас спасали не американцы?

— Американцам лететь было далеко, как я понимаю. Мы-то случайно поблизости оказались, вот и помчались, сломя голову. Тут же глухомань страшная — Бирма, Шанское нагорье. Карты у меня нет, вот что грустно. Так что придется по пачке «Беломора» выбираться…

— Бирма… Вот оно что, — едва ворочая языком, пробормотала Амико. — И как же нам… Куда же мы… Ох…

Вместо могучей фигуры русского перед глазами вдруг поплыли черно-сиреневые полосы. Боль в голове словно развернула тонкие перепончатые крылья и принялась извергать огонь прямо в мозг. Девушка покачнулась, сидя на коленях, и накренилась вперед.

— Ой… Я, кажется…

Не договорив, она упала лицом вниз.

— Оп-па, — удивился Засельцев, поймав потерявшую сознание девушку, чтобы не дать ей удариться лицом о камни. — И вторая тоже. Хотя чего удивляться — тяжело вам пришлось. Куда бы ее уложить?

— Да черт знает… — Кейко испуганно озиралась. — Тут везде один камень голый да земля…

— Эх-хе-хе. Тогда пришла ее очередь кататься, — заявил русский, с кряхтением выпрямляясь и укладывая Амико к себе на плечи. — Потому что рассиживаться нам некогда, а надо перейти в стратегическое отступление. Был такой грек, звали его Ксенофонт. С чувством он описал такое предприятие — ох, чует моя… хм… ну, в общем, чувствую я, что наш Анабазис будет не короче. Пошли.