— Эк-кей, гордый Албанчи, — сказал Ай-Мирген, — ты понравился мне, и я должен открыть тебе всю правду. Напрасно ты собираешься ловить за хвост птицу счастья, когда твой отец, могучий алып Хулатай, снова попал в лапы черной напасти. Кровавоглазая Юзут-Арыг, которая держит в неволе мою мать, несчастную Ак-Баш, злыми чарами снова опутала бедного Хулатая. Помутился разум удалого храбреца, и он забыл, кто его жена и кто его сын. А быстроногий Хара-Хулат накрепко прикован к железной коновязи.

Потемнело в глазах у презиравшего страх смельчака Албанчи, но еще крепче ладонь его сжала резную ручку волшебного посоха.

— Видно, нелегко идти по следу счастья! — ответил юный алып. — Черные силы вновь хотят преградить нам путь! Но такова уж, наверно, судьба богатыря! Глупец становится знаменитым, когда раздувает губительный пожар; имя умного повторяют уста за доброе дело, которое он свершил. Я знаю, что делать, и мы не свернем с выбранного нами пути! Прощай, Ай-Мирген! Большой удачи тебе, Ах-Молат! Счастливой дороги!

Когда два богатыря скрылись за узкой полоской горизонта, Албании обратился к своему названому брату:

— Послушай, Тюн-Хара! То, что сказал нам добрейший Ай-Мирген, не заставит нас петлять по дорогам жизни и искать легкой тропинки! Всему свой черед! Придет время, и мы выручим моего отца, гордого Хула-тая, и померяемся силой с самой Юзут-Арыг! А пока путь наш лежит к границам щедрой земли Алтын-Хана. Постараемся не посрамить славу предков, в честь которых мы и получили свои имена.

С этими словами Албанчи потер волшебным шариком костяной посох, и перед ним встал во весь рост волк-богатырь Ах-Пёри, а ветхая переметная сума снова превратилась в быстроногого карего скакуна.

И вновь перебирает мохнатыми лапами перистые облака белогривый Ах-Пёри, а карегривый конь острыми копытами касается самых высоких гор.

Два раза промелькнула внизу земля. Луга сменялись степями, моря — реками. А когда в третий раз пролетели над землей, Албанчи и Тюн-Хара разглядели благодатные владения Алтын-Хана.

Бесчисленные толпы разноязыких людей собрались на огромной зеленотравой поляне. Народу было так много, что не стало видно юрт; коней было такое несметное количество, что невозможно было привязать их всех у золотой коновязи, вершиной упиравшейся в голубое дно неба.

— Ну вот, Тюн-Хара, кажется, мы и достигли заветной цели, — сказал Албанчи. — Теперь не скупись, доставай свою смекалку и смелость!

— Мои карманы пусты, друг Албанчи, — с удивлением ответил Тюн-Хара. — Все богатство мое — резвый скакун да боевые доспехи, что сверкают пожаром на солнце!

— Смелость не носят в кармане, смекалку не прячут за пазуху. Удаль хранят в сердце, а ум — в голове! — И Албанчи, взяв за плечи своего любимого друга, трижды тряхнул его так, что закачались вековые деревья и стаи перепуганных птиц с криком поднялись в небесную синь. — Теперь взгляни на себя, — продолжал Албанчи, поднося к лицу Тюн-Хара маленькое зеркальце. — Только не пугайся своего вида.

С зеркальной поверхности на Тюн-Хара смотрел грязный одноглазый уродец. Рваная овчина едва прикрывала его костлявое тело, а худые ноги, покрытые кровавыми струпьями, дрожали, как у новорожденного щенка.

— Не печалься, дорогой брат Тюн-Хара, — с улыбкой проговорил Албанчи. — Ты лучше взгляни на своего верного друга, и печаль сразу же покинет твое сердце!

С этими словами юный алып дважды высоко подпрыгнул над землей, а когда ноги его в третий раз коснулись дорожной пыли, он принял облик плешивого старца со слезящимися слепыми глазами. Нос его вытянулся и повис над распухшей губой, а уши стали похожи на два таежных лопуха, по которым прошло стадо голодных овец.

А богатырский карий скакун превратился в потертую переметную суму, повисшую на костлявом плече одноглазого урода.

— Теперь, любезный Тюн-Хара, нас и родня не признает, — прошамкал беззубым ртом Албании.

И два грязных, оборванных старика, поддерживая друг друга, двинулись к огромной поляне, где у белоснежной юрты Алтын-Хана собрались готовые к единоборству смельчаки. Убогие старцы шли, пыля посохом по дороге, брели плача-горюя, оставляя на дороге окровавленную кожу подошв.

Богатыри с отвращением и брезгливостью отвернулись от безобразных уродов. Тогда слепец ударил костяным посохом по лысине одноглазого и закричал визгливым голоском:

— Смотрите, этот негодный хитрец задумал обмануть меня! Он хочет тайком пробраться в ханскую юрту и туго набить свой тощий живот самыми жирными кусками баранины! А меня он решил бросить, как бездомного пса! Не оставьте в беде несчастного слепца, добрые люди.

Услышав шум, щедрый богатырь Алтын-Хан вышел из юрты и пригласил двух старцев к обильно уставленному различными угощениями золотому столу.

— Эк-кей! Убогие калеки, — ласково сказал Алтын-Хан, — из какой Земли держите путь? На каких лугах пасутся ваши стада? Из каких полноводных рек поите ваших коней? У какого очага греете озябшие руки?

— Эк-кей! Славный Алтын-Хан, — воскликнул плешивый слепец, — мы не владеем стадами, и у нас нет табунов резвых коней. Пламя нашего очага давно задула кровавая нечисть. Вот и бродим мы от земли к земле и ищем путь к тайне человеческого счастья. Может быть, в твоих стойбищах, которым нет числа, прячется оно и люди с глазами, как звезды, что собрались здесь, уже не знают ни войн, ни тягостных бед?

— Нет, несчастные старцы, — грустно ответил Алтын-Хан. — На моей земле идут проливные дожди и зной выжигает луга, по моей земле текут реки слез и деревья ста пород гнутся от стона обездоленных. Да и мои глаза закрыла черная туча горя! Единственную дочь, лунноликую Алтын-Арыr,уводит к себе за черный перевал коварный злодей Хара-Моос. В богатырском единоборстве он одолел всех и теперь берет бедную Алтын-Арыг себе в жены. А у меня нет сил, чтобы сразиться с ним. Мои волосы, некогда черные, как вороново крыло, побелели, словно туманом покрылись; мои зубы, некогда острые и крепкие, как лезвие стального меча, обломились, точно сухой сук; мои глаза, яркие, как предрассветные звезды, погасли, и ум, свежий, как утро, совсем помутился. Что делать мне с черной силой Хара-Мооса? Видно, придется распроститься с единственной отрадой моей, любимой Алтын-Арыг, и отдать ее в жены кровавоглазому злодею!

Слепой старик сокрушенно покачал головой в знак сочувствия великому горю, посетившему Алтын-Хана. Потом обвел присутствующих невидящим взглядом и, будто бы найдя того, кого искал, воскликнул:

— Скажите люди, неужели обмануло меня мое чутье? Я знаю, что где-то здесь, совсем рядом, находится женщина, радость моей измученной души и свет моих невидящих глаз! Отвечайте же скорее, где притаилась она?

И тогда один из тех, кто оказался посмелее, вышел из толпы и промолвил:

— Ты прав, слепец! Рядом с богатырем Хара-Моосом сидит его сестра — внушающая страх людям великанша Чил-Хара. Не ее ли ты ищешь, несчастный уродец?

— Эк-кей! — восторженно вскричал опирающийся на посох, согбенный старец. — Не зря я девять раз измерил землю кровавыми пятками! Наконец-то злая судьба сжалилась надо мной и подарила мне встречу с моей ненаглядной невестой! Подойди ко мне и обними меня своими ласковыми руками!

— Убирайся прочь с моих глаз, мерзкий старик! — скривилась великанша. — Я не знаю тебя и не хочу знать! Мне ненавистен твой жалкий вид и жалобно скулящий голос! Ты противен и достоин лишь презрения!

И Чил-Хара с силой оттолкнула от себя плешивого странника, а ее брат, коварный Хара-Моос, почернев от гнева, Сказал:

— До каких пор мы будем смотреть на это гнусное зрелище и выслушивать дурацкую речь грязного оборванца? Пора начинать последнее состязание. Мне надоело ждать того часа, когда прекрасноликая дочь Алтын-Хана, сладкоречивая Алтын-Арыг, станет моей женой! Отчего вы все молчите, будто испугались мышиного писка лысого попрошайки?!

Услышав грозные слова Хара-Мооса, Алтын-Хан, тяжело опираясь на кованый меч, поднялся во весь рост и, глядя на толпившихся на огромной поляне статных алыпов, промолвил: