Итоговая картина такая — войско обычных солдат с остатками нашего клана и двумя с половинами сотнями героев обороняют лагерь; восточная армия жрецов удерживает внешнюю стену, не даёт войскам из лагеря прорваться к нам, одновременно постоянными атаками поддерживая наш тонус; мы вместе с войском Судьи зажаты со всех сторон, не можем ни прорваться к своим, ни продолжить атаку на город — из-за малого числа войск и большой занимаемой ими территории прорыв противника по одной или двум улицам может стать фатальным. Самое хреновое то, что войска, шедшие на прорыв, не имели практически никаких припасов — планировалось, что мы займём часть города, а еду и воду будем получать из лагеря, чему сейчас немножко мешали одержимые. Чем занимались Корд и Алая — не понятно, впрочем, уверен, что им на южной оконечности Столицы тоже приготовили тёплый приём. Единственной не разыгранной картой с нашей стороны оставались повозки с гранатами, которые сейчас охранялись так, что к ним даже пара микробов не подобрались бы незамеченными. Сколько козырей припасено у жрецов и Некроманта, мы не знаем, а ведь в строю сам сумасшедший Властелин, являющийся нашей целью, и Гасп тоже никуда не делся.

— Доктор, разведай, что там, — сказал Свей, кивая в сторону третьей дома на запад, где кучка осквернённых затеяли странную пляску.

Я кивнул, с трудом сдержав усталый вздох. Зелье подействовало, но довольно слабо, наверное, вышло из наших «подпольных лабораторий», а не из котла Гаи. Я растворился в Тени и, низко пригибаясь к земле, метнулся влево. Прошла какая-то чёртова доля секунды, я едва успел миновать один дом, как что-то впечатало меня в стену на уровне второго этажа.

— Привет, Палач, — прошипела мне в лицо слюнявая клыкастая пасть. — Сразимся на общей территории?

Пасти Комка клацнули пустоту. Я свалился на груду камней, валяющуюся на раскуроченной мостовой. Правый бок и грудь пронзила боль — я даже не успел сгруппироваться и свалился как мешок, сломав минимум пару рёбер. В мою маску вцепилась семипалая когтистая ладонь, дёрнула её за клюв так, что я едва не откусил себе язык, а потом вжала мой затылок в стену. Я практически ничего не видел. Отмахнулся наугад саблей, но, кажется, попал в кого-то — раздался короткий вздох, кривая тощая лапа отпустила моё лицо.

— Дальше в Тень, — прошипел враг мне на ухо, и я почувствовал, как проваливаюсь куда-то.

Солнце исчезло, воцарился полумрак. Дома и баррикада стали полупрозрачными, кругом вяло копошились фигуры лишь отдалённо смахивающие на человеческие, не понять, где враг, а где друг.

Впрочем, враг рядом со мной. Его скрюченная нескладная фигура мелькала то тут, то там с такой скоростью, что я не мог его толком рассмотреть.

— Дальше в Тень, — повторила тварь.

Я ощерился и шагнул в ту сторону, где противник был долю секунды назад, намереваясь зацепить его Крыльями Тени… и понял, что Тень тает. Она буквально растворялась в окружающем полумраке, переставала мне подчиняться.

Мой противник на миг замер, и я успел его рассмотреть. Это был человек, когда-то. Урод, ошибка природы. Череп гидроцефала, будто изломанное тощее тело, семипалые ладони, ступни же наоборот — атрофированные культи, из-за чего ему приходилось перемещаться на каком-то подобии четверенек. Тень изменила его — на тонких костях вились толстые жилы, из узкой кривой челюсти торчали клыки, пальцы оканчивались острыми когтями. На короткий промежуток времени я испытал острый приступ жалости. Но жалостью драки не выигрываются. Я видел его суть, такую же уродливую, как и тело — сотни убитых людей, которых он подстерегал в Тени, десятки изнасилованных женщин, воспользовавшись которыми, он бросал их сходить с ума и умирать в муках в царстве Тени, возвращаясь к ним время от времени, чтобы продлить и усилить их агонию.

— Я всю жизнь в Тени, — прошипел урод. — Я знаю о ней то, чего не знаешь ты.

— Бла-бла-бла, — с издевкой сказал я, — бедный ты несчастный. Родился уродом, в детстве почему-то не задушили, вырос, возненавидел мир, решил его уничтожить. Не мог просто повеситься, когда осознал свою ущербность?

Гидроцефал истерично взвизгнул и набросился на меня. Но я уже выпустил Комка и взялся за саблю. Мы схлестнулись. Моя растрёпанная и рваная одежда не давала никакой защиты, а Доспех растаял, но и мой противник был абсолютно голым. Жало Комка оставило на его лице длинную глубокую царапину, которая вмиг задымилась от яда, а я отступил, обливаясь кровью из разорванной щеки. Плоть неестественно сильно болела, прикоснувшись к ране, я понял, что она уже загноилась. Будет шрам похлеще того, что едва затянулся на подбородке.

— Ну, — сказал я, — давай, вымести на мне свою злобу, свою ненависть ко всему человечеству. Или кишка тонка нападать на сильного противника?

— Ты у нас что ли сильный? — прошипел урод и метнулся в сторону.

— Я.

Он не успел закончить движение, когда я впечатал колено ему в солнечное сплетение.

— Моя Тень может заиграть багровыми красками, — прошипел я ему на ухо и высвободил Злобу наружу.

Сабля со звонким свистом врубилась в его правую культю, отсекая недоразвитую ступню. Когти урода разворотили мне левый бок, но я успел охватить его голову щупальцами Комка и сдавил. Противник задёргался, в панике пытаясь оторвать мою руку от своей головы, но я сдавливал её всё сильнее, параллельно кромсая узловатое тело саблей. Его кости были крепкими, но плоть легко от них отходила. Он на глазах слабел от кровопотери, а в определённый момент не выдержал его череп. Голова лопнула, забрызгав меня с ног до головы своим содержимым — какой-то жижей, совершенно не похожей на мозг.

Я отшвырнул бездыханное тело и огляделся. Отсюда надо выбираться. Я закрыл глаза и с трудом призвал крупицы Света, что ещё теплились во мне — Тень нужно развеять. Это заняло много времени, должно быть, минуты…

Я вновь оказался в обычном мире. Израненный, в лохмотьях, с одной саблей. Я стоял посреди бури. Свей одним ударом разрубил жреца от макушки до паха, правая половина его тела упала на меня, словно какой-то сломанный манекен, свалив с ног. Я ударился виском об острый камень, в рот набилась кровавая грязь. Кто-то наступил на мою голую ступню, едва не раздавив её. Я призвал Тень, но ту ещё рассеивал Свет.

А над нашими головами всё быстрее и быстрее поднимался чёрный столп. Зависнув над тремя или четырьмя кварталами, он замер на секунду, после чего по всей его поверхности прошла дрожь…

…Столп лопнул, заливая всё Скверной.

Мир будто замер. Низко стелился чёрный дым, его запах, смешанный с запахом крови и грязи, щекотал ноздри. Из соседней улицы вытекал целый поток кипятка, смывающий и разбрасывающий осквернённых. Голем, составленный из булыжника мостовой и кирпичей, размазывал по стене двух зомби, уже окончательно превратившихся в кровавую кашу, но каменного воина это не останавливало. С одной стороны баррикады толпились воины, с другой на неё ползли упорные и бесстрашные осквернённые. Жрец вышагивал по свободному участку улицы к засевшим за домом кастерам, его руки были по локоть в крови, а в правой он держал кусок сердца, от которого отрывал острыми зубами кусок за куском. Я стонал, пытаясь призвать хоть крупицу Тени на свою защиту, и та откликалась, но слишком медленно — я чувствовал, как под одеждой появляется доспех, но полупрозрачный, способный разрушиться от одного неосторожного чиха.

Я выставил вперёд руку с раскрытой ладонью, будто пытаясь защититься от чёрного потока, льющегося в мою сторону. Секунда, и он захлестнул меня с головой, отбросил к баррикаде, размазал по камням, продержался несколько секунд и схлынул, оставив после себя чистую мостовую с обглоданными костями. Эта Скверна разъедала мертвечину, но живым пришлось куда хуже. Я с трудом поднялся, чувствуя горький вкус за зубах, голова шла кругом.

Впервые за долгое время я был абсолютно спокоен. Даже умиротворён.

Я взлетел на баррикаду и вцепился скрюченными пальцами в первую попавшуюся цель. Мои выросшие клыки впились в шею жертвы, я чувствовал как твёрдая мёртвая плоть поддаётся, наполняя мой рот свернувшейся кровью и мерзким склизким мясом, и сжимал челюсти всё сильнее. Пасти Комка сняли с жреца, попавшего под мою яростную атаку, лицо, выдрали ему левую руку, но тот, будто очнувшись, начал отбиваться. Крепкие пальцы вцепились мне в волосы. Рывок чудовищной силы оторвал мою голову от шеи жертвы. В моё солнечное сплетение уткнулось что-то твёрдое, кажется, локоть неестественно вывернутой левой руки, и надавило так, что я почувствовал, как хрустят рёбра и выгнувшийся позвоночник. Жрец отлепил меня от своего тела и швырнул в ближайшую стену. Удар пришёлся на левую руку, с громким щелчком моё плечо вылетело из сустава, а из предплечья высунулся острый осколок кости, похожий сейчас на окровавленный клык. Я кулём повалился на камни, но сразу же вскочил на ноги. Плевать мне было на всё, я должен был убивать.