— Ты так думаешь, Аниза? Ты действительно считаешь Лизу очаровательной?

Миссис Айвори в ответ коротко рассмеялась и пояснила несколько снисходительно:

— Надо же принимать во внимание ее молодость. Конечно, в больших дозах она была порой довольно утомительной. Помнишь, у Тома в каком-то стихотворении что-то о «тревожном блаженстве»?

Гейл почувствовала, что у нее закружилась голова.

— «Любовь наша вновь расцветает в тревожном блаженстве». Ты это имеешь в виду?

— Да, именно. Лиза любила повторять это стихотворение. И мне оно тоже очень нравится. Вот я вспомнила стихи Тома и уже жалею, что так себя вела несколько минут назад. Даже немножко стыдно. Знаешь, я даже не представляю, что бы я делала без мужа!

В дверях появилась Кэти Пру.

— Мама…

— Гейл, дорогая, мне вовсе не хотелось, чтобы ты подумала, что я такая. — Аниза грустно вздохнула.

— Мама, я уже очень долго ждала. Когда мы будем пить чай?

Гейл не могла собраться с мыслями.

— Да нет же, Аниза, я вовсе так не думаю. Все хорошо. А сейчас мне надо кормить Кэти Пру.

— Сказать Оррину, чтобы позвонил?

— Нет, не надо. Все в порядке. Я свяжусь с ним позднее.

Она повесила трубку и невидяще уставилась в окно, пока Кэти Пру не подползла к ней на четвереньках и не засвистела, подражая кипящему чайнику.

Хэлфорд положил перед Айвори копию фотографии Гейл Грейсон. Они сидели в его кабинете в редакции. В соседней комнате Маура беседовала с Джилл. Через полуоткрытую дверь кабинета доносился спокойный голос Джилл. Хэлфорд плотнее прикрыл дверь. Голоса женщин стихли.

Копия фотографии была в полиэтиленовом пакете, но все равно Айвори к ней не прикоснулся. Он быстро взглянул на фото, а затем на Хэлфорда.

— Значит, вот что украли в архиве? Боже мой, как ее там смогли найти?

— А вы уверены, что узнаете эту фотографию? Если хотите, возьмите и внимательно рассмотрите.

Айвори осторожно и с видимой неохотой поднял фотографию.

— Да. Я узнал, тут на обороте моей рукой написан формат, в котором я хотел дать ее на газетной полосе. Видите, и на лицевой стороне есть мои отметки.

— Как она к вам попала?

Айвори аккуратно положил фотографию на место и откинулся на спинку стула.

— Ее дал мне Том.

— И зачем же? — спросил Хэлфорд после некоторой паузы.

Айвори потер руками лицо.

— После всего, что потом произошло, это действительно кажется абсурдным. — Он опустил руки, лицо его покраснело. — Примерно лет пять назад я планировал написать статью о нелепости американских законов по поводу хранения оружия частными лицами. Вы ведь знаете эту глупую ситуацию: у них пятьсот тридцать два телевизионных канала. Это они смогли! А вот отобрать из рук подростков оружие ну никак не получается. Однажды вечером я был у Грейсонов, мы болтали с Томом о том о сем, в том числе и об этом. Он вышел на минуту и вернулся с этой фотографией. Спросил, нравится ли мне она, хорошая ли это работа. Я взглянул на нее и сказал, что действительно работа хорошая.

— Том сказал вам, где было сделано фото?

— Конечно. Тем более, что я спросил. Ведь это очень впечатляющее фото. Там изображены двадцать или тридцать пистолетов и автоматов. Неплохо, да? Он объяснил, что сделал это фото, когда учился с Гейл в колледже, для плаката в поддержку изменения закона об оружии.

— И это показалось вам разумным?

Айвори скрестил руки.

— В тот момент да. А какие у меня могли возникнуть сомнения? Поймите, старший инспектор, это случилось за год, если не больше, до того, как мы узнали о связях Тома с террористами. Возможно, в тот момент, давая мне эту фотографию, Том еще и не был с ними связан.

Хэлфорд придвинул фотографию к себе и начал ее разглядывать. Она действительно была мастерски сделана — хороший баланс черного и белого; хотя фотография сделана не в студии, композиция очень законченная, никаких там любительских наплывов. В летнем платье и белых босоножках миссис Грейсон выглядела, как темноволосая Бонни Паркер. Легкий ветерок чуть взлохматил ее волосы, и она улыбалась, глядя в объектив: застенчивая, симпатичная молодая женщина, счастливая рядом со своим возлюбленным. Тома на фотографии не видно, но его присутствие ощущалось.

— Когда вышла статья?

Издатель покачал головой.

— Я так ее и не написал. Начались дела с ИРА[16], и я решил отложить это на потом. В общем, так эту фотографию и не использовал.

— И как вы с ней поступили?

— Вот в этом-то вся и загвоздка. Мне показалось, что я вернул ее Тому. Но, видимо, оставил ее где-то в архиве. Я действительно забыл. Теперь уж не вспомню.

— Кто, кроме вас, знал о ее существовании?

Айвори пожал плечами.

— Не знаю. Это же было так давно. Думаю, что кто-нибудь в газете мог знать. Разумеется, ни один из прежних репортеров теперь уже здесь не работает. Эти существа на одном месте долго не сидят. Так что здесь я вам, старший инспектор, помочь ничем не могу.

— А газета?

— Это я могу точно сказать: ее взяли из архива. Возможно, Гейл знает. Вы спрашивали ее?

— Да, — коротко бросил Хэлфорд. — Она тоже считает, что газета взята из архива.

— Она знает лучше, чем кто-нибудь из нас. А теперь скажите, как вам удалось их найти?

Хэлфорд взял толстый конверт и аккуратно спрятал туда фотографию.

— Я нашел это у миссис Грейсон, — ответил он. — Среди ее бумаг.

На этот раз, чтобы покраснеть, Айвори не нужно было тереть лицо.

— Господи! Может быть, тогда это не из архива? Может быть, действительно я отдал это абсолютно невинное фото Тому.

Хэлфорд встал и взял конверт с газетой.

— Если это так, то, чтобы себя защитить, она выбрала странный способ. Нет, мистер Айвори, миссис Грейсон была очень удивлена, я бы даже сказал ошеломлена, обнаружив в своем доме две эти вещицы. В противном случае она просто гениальная артистка и не менее талантливая лгунья.

Хэлфорд открыл дверь кабинета. Сразу же стал слышен уверенный голос Джилл Айвори.

— Конечно, — после многозначительной паузы добавил он, — если ставки слишком высоки, то, я уверен, талантливым лжецом может стать почти каждый.

Глава двадцать первая

Офис адвоката Дункана Мауре пришлось искать очень долго. Только после закрытия магазинов, когда на улицах уже стемнело, она заехала в узкий кривой переулок у знаменитых Западных ворот Винчестера. Там было несколько обшарпанных зданий с офисами.

Слава Богу, все участники сумасшедшего дневного потока разъехались по домам, в пригороды, и Маура медленно двигалась вдоль тротуара, внимательно изучая номера домов и вывески. Наконец она увидела: между двумя солидными табличками «Сдается в наем» зажата маленькая, скромная, беленькая, сообщавшая, что адвокат Кейт Питер Дункан к вашим услугам, надо лишь войти в эту дверь и подняться по лестнице. Припарковать машину где-нибудь рядом, конечно, было нельзя. Пришлось проехать сотню метров вперед. Но что делать, надо ведь не только побеседовать с этим адвокатом, но и вернуть после машину Хэлфорду, желательно непомятую.

Дверь открыл Кейт Питер Дункан, и Мауре стало ясно, что сам он никогда свою машину не паркует, потому как ее у него нет. Это был моложавый мужчина, лет тридцати с небольшим, широкоплечий, с копной пшеничных волос. Такой типаж лучше бы смотрелся где-нибудь на средиземноморском пляже, а не в этой тесной комнате без штор на окне. Он улыбнулся, показав крупные зубы, которые делали улыбку заразительной. Однако, перестав улыбаться, адвокат делался похожим на лошадь, собирающуюся заржать. Совершенно очевидно, улыбка ему шла больше, чем грусть.

Видимо, он об этом знал, поэтому не переставал улыбаться и, довольно потирая ладони, проводил Мауру к стулу. Увидев ее удостоверение, Дункан просиял.

— О, Скотланд-Ярд! Да я ведь вырос на детективных романах. А мой папа вообще собирался стать полицейским. Да не получилось — плоскостопие помешало. Но он до сих пор зачитывается романами о сыщиках Скотланд-Ярда. — Он снова потер ладони, а затем хлопнул себя по коленям. — Значит, вы расследуете убийство. Неплохой мне подарочек к Рождеству!