Огромное кольцо бронзового цвета, до ста метров в диаметре, высотой в пять метров, было увенчано сферическим куполом из бледно-желтого металла. Ни одного окна, ни одного иллюминатора, только внизу, в кольце, виднелась дверь — отверстие овальной формы.

— Ну вот, — разочарованно сказал Волгин, обращаясь к Мэри, — а ты говорила!

— Увидишь! — еще раз ответила девушка.

— Этот корабль, — по-русски сказал Второв, — очень похож на здание цирка. Только очень уж огромное.

— Спросите, — попросил Вильсон, — на каком принципе устроен корабль? Антигравитация?

— Да, — ответил Владилен. — Ракетоплан использует в полета гравитационные поля Солнца, Земли и Марса. Но нам пора идти, до отлета восемь минут.

Торопливое прощание, и улетающие направились к ракетоплану. У входа их встретил человек, одетый в традиционный комбинезон астролетчиков. У всех подходивших он спрашивал имя и называл номер каюты.

Когда подошли Владилен и Мэри, этот человек только взглянул на их спутника и сразу понял, кто перед ним. Не задавая вопроса, он коротко бросил:

— Первый! — и добавил: — Седьмого не будет?

— Нет, — ответил Владилен.

— Проходите!

Наверх вела широкая лестница с металлическими перилами, украшенная цветами. Поднявшись по ней, они оказались в самом настоящем саду с песчаными дорожками, клумбами, кустами и деревьями. Вверху — голубое небо и горячее солнце Африки: верхняя часть купола была совершенно прозрачной.

Вдоль дорожек стояли удобные скамейки. Невдалеке несколько молодых людей играли в какую-то игру с мячами на небольшой площадке, вокруг которой была сетчатая ограда. В нескольких местах били фонтаны.

Пассажирские каюты размещались по борту, вокруг сада.

Они легко нашли дверь с цифрой «1». За ней оказалось просторное помещение с самой обычной мебелью, даже не прикрепленной к полу. Мягкие диваны и кресла, столики, шкаф с микрокнигамн, диктофон — ни дать ни взять обыкновенная гостиная в городе.

Наружная стенка была, разумеется, прозрачной, но она выходила на другую сторону корабля, и Волгин пожалел, что не увидит еще раз Виктора и Джорджа. Но Мэри повернулась к внутренней стене, где была дверь, и стена вдруг потускнела и исчезла, открыв взору противоположную часть космодрома. Озеров и Вильсон стояли на прежнем месте, не спуская глаз с корабля. Возле них никого уже не было.

— Сколько минут до старта? — тревожно спросил Волгин.

— Может быть, лучше лечь или хотя бы сесть? — спросил Второв.

— Как хотите!

Волгин сел в кресло, у него подкосились ноги. Он едва мог дышать от волнения. Кроме него, сели только Второв и Мельникова. Крижевский, по примеру Владилена и Мэри, остался стоять у наружной стенки.

Волгину захотелось закрыть глаза, но любопытство оказалось сильнее, и он не только не сделал этого, но даже передвинул кресло ближе к «окну», собрав для этого всю свою волю.

Он знал ощущение подъема на самолетах, наконец, просто на лифте. Инерция всегда давала себя чувствовать. А здесь предстоял подъем с ускорением, во много раз превышающим ускорение силы тяжести. Но поведение Владилена и Мэри указывало на то, что люди ничего не почувствуют.

И вдруг земля провалилась. Было именно такое впечатление, что корабль остался неподвижным, а земля стремительно ушла куда-то вниз. Мелькнули крыши домов Космограда, далекая линия горизонта, небольшое облако. Серебристо сверкнула равнина Атлантического океана, и все исчезло. За стеной без конца и края звездное небо.

Корабль по-прежнему казался неподвижным. Волгин чувствовал, как сиденье кресла слегка прогибается под ним, совершенно так же, как это было на земле. Ни повышенной тяжести, ни отсутствия веса — ничего! Все, как до старта.

Владилен подошел к нему.

— Видишь, как просто, — сказал он. — А ускорение взлета превышало сто метров в секунду. Сейчас оно еще больше. Ты почувствовал что-нибудь?

Волгин ничего не ответил. Сердце внезапно сменило ритм на обычный, и он немного задыхался. За него ответил Второв.

— Мне нравится такой старт, — сказал он. — Это, действительно, замечательно. Помнишь, Мария, — обратился он к Мельниковой, перейдя на русский язык, — как мы стартовали на «Ленине»? Гидравлические кресла, амортизаторы, длительная специальная тренировка перед полетом. А на этом корабле могли бы лететь даже тяжелобольные.

— Но почему все-таки мы не чувствуем ускорения? — спросил Крижевский.

— Внутреннее гравитационное поле нейтрализует его, — ответил Владилен.

Волгин подошел к наружной стене. Только граница пола указывала, где она находится, самую стену нельзя было увидеть: она была идеально прозрачной.

Невольно опасаясь приблизиться вплотную, Волгин остановился в полуметре от края «бездны» и посмотрел вниз.

Он удивился, что не почувствовал головокружения. Далеко под ними, так далеко, что он даже в воображении не смог бы представить себе подобное расстояние, ослепительно блестел под лучами Солнца исполинский шар Земли. Именно шар, на котором, впрочем, ничего нельзя было рассмотреть, так нестерпимо было его голубовато-серебристое сияние. А за ним, еще дальше, виднелась верхняя часть лунного диска.

Земля и Луна заметно для глаз уменьшались и уходили куда-то в сторону. Ракетоплан, очевидно, летел с невообразимой скоростью.

«Не удивительно, если он за шестнадцать часов должен пролететь двести миллионов километров», — подумал Волгин.

Прямо перед ним, сверху, внизу, под Землей и Луной, — всюду расстилался черный занавес, усеянный светящимися точками. Но заезды не мерцали, а горели неподвижными огоньками.

Волгин стоял и смотрел, не в силах оторваться от этой впервые увиденной величественной картины Вселенной. Он не чувствовал больше никакого волнения, оно прошло, как только корабль улетел с Земли. Он испытывал смутное щемящее чувство непонятной тоски. О чем?

«Нет, хорошо! — подумал он. — Только ради такого полета стоило воскреснуть».

Товарищи не мешали ему. Волгин слышал их тихий разговор. Никто из них не подходил к стене. Да и что могло заинтересовать этих людей за бортом корабля? Они видели эту картину много раз.

— Хотелось бы, — сказал Второв, — увидеть современный космолет дальних рейсов.

— Вы это сможете сделать, когда мы вернемся на Землю. Намечена большая экспедиция на Грёзу. Космолет строится на Луне, и там же будет дан старт. Вас все равно пригласят строители корабля, им нужна консультация об этой планете. Ведь мы ничего не знали о ней до вашего прилета. Никто даже не подозревал о существовании Грёзы.

— Разве не было экспедиций к 61-Лебедя?

— Были две. Но вы же сами знаете, что нелегко заметить планету, если ее обитатели не могут увидеть космического гостя и подать ему весть о себе. У этой звезды были известны три планеты, и все три необитаемые.

— Да, это верно, — согласился Второв. — Трудно заметить планету, не зная о ней. Мы нашли Грёзу случайно.

— Космолет, — продолжал Владилен, — стартует примерно через год. И его решено назвать так же, как и ваш корабль, — именем Ленина.

2

Волгин наконец оторвался от «окна».

— Налюбовался, Дмитрий? — ласково спросила Мэри. — Правда, какое сильное впечатление производит Вселенная? Ты увидишь это зрелище еще много раз. Может быть, фаэтонцы сейчас и не на Марсе. Их придется искать где-нибудь на базовых астероидах. Кроме того, я думаю, вы все захотите понаблюдать, как работают истребители.

— А что это такое?

— Рабочие корабли очистительных отрядов. Их называют так потому, что они специально предназначены для истребления пояса астероидов.

— В таком случае, конечно, захотим. Это очень интересно.

— Они автоматические или с людьми?

— С людьми. Работа настолько сложна, что ее нельзя доверить даже электронному мозгу.

Мельникова предложила осмотреть ракетоплан. Ее предложение было с удовольствием принято всеми.

Они вышли из каюты и очутились в знакомом уже саду. Вся верхняя часть ракетоплана под сферической крышей площадью около восьми тысяч квадратных метров была занята этим садом, где могли свободно поместиться все пассажиры корабля. Двадцать две каюты, рассчитанные на семь-восемь человек каждая, шли вдоль борта, кольцом окружая сад. Другие, меньшего размера, располагались а нижнем ярусе вокруг огромной столовой. Еще ниже, у самого дна, помещались грузовые отсеки и механизмы. Ракетоплан мог принять на борт до шестисот человек.