Ольга Розен. «...Неужели он не понимает, — в отчаянии думала я, — что всё началось там, в Баку?»
Григорий сидел на диване, не отрываясь смотрел на меня. Нас разделял стол с дурацкой бутылкой шампанского и закусками.
— Ну, хорошо... — сказала я. — Если ты не понимаешь того, что всё случилось в Баку...
— Что, что случилось в Баку? — перебил он.
— Ладно, скажу по-другому. — Безмерная усталость (или апатия?) до краёв заполнила меня. — С тех пор как мы переехали в Москву, мы — чужие. Ты мне — чужой. Мы живём в одной квартире, в одной комнате, у нас дочь... Но она не объединяет нас...
— Оля! — снова перебил меня Григорий. — Ты права: нам необходимо разобраться, выяснить всё... Но почему именно сейчас? Я думал... Поживёшь в Германии, будем писать друг другу... Всё станет на место. Мы поймём...
— Что поймём? — закричала я, и истерика была в моём голосе.
И тут взорвался он:
— Я! Я должен понять — что произошло? В чём я виноват перед тобой? Нет, ты ответь: в чём я виноват перед тобой?
— В чём? — кричала я. — Ты не знаешь? Не помнишь? Не догадываешься?
— Нет! Нет! Нет! — исступлённо кричал Григорий. — Объясни!
И растерянность обуяла меня: действительно, как объяснить? И — что?..
— Прости, — прошептала я. — Я сама во всём виновата. Я не выдержала этого испытания — быть твоей женой... Тебя нет для семьи, ты нас почти не видишь. Жена для тебя не я, а твоя работа.
Григорий молчал, изумлённо, потерянно, затравленно смотрел на меня.
«Нет, не то говорю. Не то...»
Я отошла к открытому окну. Над московскими крышами шумел тёплый августовский дождь. Над мокрым хаосом домов вздымалась громада храма Христа Спасителя, и даже в тусклом свете сиял золотом огромный купол.
«Неужели ты ничего не понял? — кричал внутри мой голос. — Не почувствовал? Вспомни, Гриша, вспомни! Тогда, в Баку, в двадцать первом... Двадцать первого августа я родила Ленку, мы жили в нашей коммуне. Была жара. Какая же стояла невыносимая жара! Уже всё переменилось в твоей бакинской жизни: в июне первым секретарём ЦК Азербайджанской компартии избрали Кирова, ты ещё возглавлял Бакинский Совет, вопрос о нашем переезде в Москву был решён. Конфликт с азербайджанскими националистами не прошёл даром. Да, ты доказал свою партийную правоту: с работы в Азербайджанской республике были сняты наиболее активные участники фракционных группировок, многие получили партийные взыскания. Пятнадцатого августа на заседании Кавбюро ЦК РКП(б) в Тифлисе ты добился этого... Ценой своего ухода со всех постов. Казалось, всё ясно, я уже готовилась к отъезду в Москву. И вдруг...
Помнишь, что ты мне сказал однажды вечером? Наверно, уже было начало сентября, но проклятая бакинская жара не спадала. Я кормила Ленку, молока не хватало, девочка капризничала... А ты стоял у окна и сказал, не оборачиваясь... О, я и сейчас помню, как ты это сказал! Беспечно, легко... Ты сказал: «Оленька, я очень устал». Да, да! Так и сказал: «Я очень устал и решил отдохнуть. На три дня уезжаю в Тифлис. Там замечательные памятники архитектуры, — сказал ты. — Надо ими полюбоваться». И ты уехал в Тифлис на три дня любоваться этими памятниками, будь они прокляты!.. Ты бросил меня и Лену, которой не было и десяти дней от роду, в чужом городе... Ты оскорбил меня, оттолкнул... В тот миг я возненавидела тебя! А потом... Ты стал мне чужим, ненужным. Я не могла простить. Я и сейчас не могу простить...
...Нет, я не сказала ему всё это тогда, 18 августа 1925 года, перед отъездом в Берлин. Стояла у распахнутого окна, слушала монотонный шорох дождя, мой бредовый монолог звучал во мне, а я боялась повернуться к дивану, на котором сидел он.
Почему не сказала? Не знаю... Гордость. Гордость, обида... Все последующие годы нашей жизни, полные мук... Да, те муки, те невыносимые муки начались в Баку... Они разрывали моё сердце. Если бы он ничего не скрывал от меня! Разве я не поняла бы его? Я терзалась сомнениями, воображала соперниц. Что только не лезло в голову!.. Признаюсь: мне померещилась ясновельможная Ядвига Санковская, жена Александра Фадеевича Михайлова-Станкевича, мне представлялось, как она и Гриша вдвоём в одном купе едут в Тифлис... Если бы он ничего не скрывал от меня!..
Но он скрыл. Скрыл! Уже после Двадцатого съезда партии... После всего-всего... Я хотела знать всё. До конца, до малейших подробностей... Для себя, для его детей. Да, да! И для его детей — тоже...
После Берлина я не вернулась к нему. В двадцать шестом году Каминский женился на Надежде Анатольевне Булгаковой, прекрасной русской женщине, враче. У них родилось двое детей — дочь Светлана и сын, названный в честь Кирова и Орджоникидзе Сергеем. Григорий был замечательным отцом. Он постоянно заботился о Лене, часто встречался с ней. Обычно местом этих встреч был Александровский сад у Кремлёвской стены. Помню, однажды осенью, Лене уже было лет десять, наверное, мы встретились втроём, как обычно в Александровском саду, сидели на скамейке, Лена убежала на детскую карусель, украшенную разноцветными лампочками. Мы с Каминским обсуждали её дела... И неожиданно Григорий сказал: «Володька недавно в компании прочитал стихи...» Да, надо пояснить. Каминский в ту пору близко сошёлся с Владимиром Владимировичем Маяковским, можно сказать, они стали друзьями, знаменитый поэт называл Григория ласково и шутливо Камушком. Так вот, тогда, сидя рядом со мной на скамейке Александровского сада, Григорий сказал: «Володька недавно в компании прочитал стихи. Там есть такая строчка: «Любовная лодка разбилась о быт...» Но ведь наша с тобой лодка не о быт разбилась, как ты считаешь?» Тогда я не ответила ему.
Обо что разбилась наша любовная лодка?..
В архивах я прежде всего искала документы тридцать седьмого года. Но сначала мне попалась папка двадцать первого года... Я листала пожелтевшие листы. Документ за документом... Багиров и Берия сфабриковали кляузу, гадкую кляузу... Они обвиняли Григория в развале партийной работы в Азербайджане методом избиения кадров и насаждения палочной дисциплины...
«Коммунист», 20 октября 1920 года. Из речи Григория Каминского на II съезде Азербайджанской партии коммунистов: «Во многих наших партийных организациях, а точнее сказать, во всей нашей системе сильно развит бюрократизм. Всюду мы наблюдаем конфликт между руководящими товарищами и рядовой партийной массой. По существу мы наблюдаем соединение партийной главнократии, которую характеризуют оторванность ответственных работников от масс, злоупотребление своим положением с целью создания личных привилегий. Только один пример. Нефтяной центр в Баку, квартиры наших ответработников великолепно отапливаются, а в пятидесяти вёрстах от Баку крестьяне и рабочие совершенно не получают керосину. То же мы наблюдаем среди командного состава армии, создалась самая настоящая военщина, которая использует своё ответственное положение в целях личного обогащения. Выход один: создание при Центральном Комитете партии контрольной комиссии, которая займётся рассмотрением всех дел и жалоб, руководствуясь законами революционного и военного времени».
«Коммунист», 6 декабря 1920 года. Из речи Григория Каминского в Бакинском Совете по случаю провозглашения советской власти в Армении: «Приветствую народную власть в Армении от имени партии, которая, когда надо, снимает головы дашнакам и мусаватистам и, когда надо, продолжает дело освобождения угнетённых народов. Теперь мы вправе сказать: отныне нет почвы для многовековой национальной розни народов Закавказья. Вспомните последние события этого года: майская резня, давшая тридцать тысяч трупов, сентябрьские события. Больше подобное никогда не повторится! Ибо если мы будем погибать, то мы погибнем вместе, если победим, то победим вместе! И это должен понимать не только Бакинский Совет — надо, чтобы национальный вопрос, теперь разрешённый советской властью, стал абсолютно ясным для каждого рабочего, каждого амбала».
«Известия ЦК Азербайджанской партии коммунистов», № 10— 12, 1 сентября 1921 года.
Всем уезжающим, Бакинскому комитету, ответственным руководителям-коммунистам советских профессиональных, военных и других учреждений АССР.
В дополнение к ранее изданным циркулярам ЦК АПК разъясняет и ещё раз напоминает для неуклонного руководства и исполнения следующее:
1. Откомандирование коммунистов из пределов АССР производится только через учётно-распределительный отдел ЦК АПК.
2. Откомандирование коммунистов в пределах АССР из одного уезда в другой производится в том же отделе ЦК АПК.
3. Коммунисты, получившие отпуска или командировки вне пределов АССР, с места работы регистрируют свои мандаты, удостоверения и другие документы в Учётно-регистрационном отделе ЦК АПК.
4. Ни одна местная партийная организация не имеет права давать командировки отдельным партийным работникам по делам партии из одного уезда в другой или из пределов АССР помимо ЦК АПК.
5. Всё бюро пропусков, действующие на территории АССР, обязуются строго следить за исполнением настоящего циркуляра при предъявлении коммунистами документов на право получения пропусков на выезд из пределов АССР, и всех товарищей, нарушивших настоящий порядок, препроводить в распоряжение ЦК АПК для привлечения к ответственности.
6. Неисполнение настоящего постановления повлечёт за собой предание партийному суду как за нарушение партийной дисциплины.
Секретарь ЦК АПК Каминский, зав. уч.-распред.отд. Авакян.
Там же. Из циркуляра «Плановое распределение работников»:
ЦК АПК предлагает к неукоснительному исполнению местных партийных организаций следующий порядок планового распределения работников:
...Необходимо начать систематическое осуществление постановлений ещё VIII съезда партии об откомандировании к станку и плугу работников, долго работавших на советской и партийной работе, причём они должны быть поставлены в обычные условия жизни рабочих.
В целях борьбы с ведомственностью необходимо систематическое перемещение товарищей с одной отрасли работы на другую, с тем, однако, чтобы по правилу каждый такой товарищ мог пробыть определённое количество времени на одном и том же месте и таким образом показать результат своей работы и быть за неё ответственным перед партией.
Откомандирование ряда работников к станку и плугу должно быть произведено в ближайший месяц.
Секретарь ЦК АПК Григорий Каминский.