— Надеюсь, в эволюционный процесс? — осторожно спросил Хомак.

— Или в мутантскую революцию? — добавил Мантл.

Клавичек встретил их догадки широкой светлой улыбкой и совершил обеими руками принимающий жест.

— Ну, слава Дарвину, — произнёс Хомак, — а то я уже волновался, не отпал ли дорогой Вацлав от наших основных идеалов.

— Не отпал, — ещё шире улыбнулся Клавичек, — напротив!

Напротив? Это как же?..

— В Березани, — пояснил Клавичек, — в ночи меня посетил дух мутации. Я боролся с духом, но он меня одолел. Я расслабился и впустил духа в тоскующее сердце. Я победил.

Победил?

— Я отмечен судьбой. Я засеян мутантским семенем, — сказал Клавичек.

Ну, положим, гордиться-то, вроде, и нечем?

— Семя мутанта меня переродило.

Это-то я вижу, настороженно подумал Хомак. Перерождение налицо: старый добрый Вацлав городит какую-то чушь собачью… В чём же подвох?

— Моё сердце осеменено. Не только лишь пищеварительный тракт.

Ага. Комплексное влияние. Надеюсь, «осеменённое сердце» — это фигура речи? Братислав Хомак сам не знал, что из приходящих к нему мыслей стоило бы произнести вслух, потому в смятении молчал. Похоже, и Мантл чувствовал и думал нечто подобное.

— Семя мутанта говорит со мной. Я слышу его, но не могу вместить всю мудрость его посланий, — после паузы продолжил Вацлав.

Семя говорит? Значит, Клавичек слышит голос. Но это же психиатрия! Или он это — в переносном смысле?

— Грядёт мутантская революция. Из людей мало кто спасётся. Спасутся только лишь готовые воспринять мутантское семя для новой жизни.

Ну, о революции-то — всё правда, мысленно тестировал Хомак слова товарища. Тут и внутреннего голоса не надо, подобную вполне разумную фразу мог бы и Карел Мантл высказать, она — в его репертуаре. Только разве странный пассаж про семя…

— Это мои слова, — узнал и Мантл. — Только про семя я не говорил.

— Семя мутанта священно. Вам ли, Карел Мантл, этого не понимать?

— Э… Ну да… — Карел смешался.

— Семя мутантское прорастёт на благодатной человеческой почве.

— Согласен, но…

— Бесполезно бежать от мутанта. Он везде тебя догонит и осеменит.

— Ну, это спорное утверждение… — Мантл закашлялся.

— Кого не осеменил священным семенем мутант, тот навеки потерян для новой жизни! — возвысил голос Вацлав.

— Ну, если только в духовном смысле… — всё ещё пытался скорректировать ход его логики Карел Мантл.

На то Клавичек аргументировано ответил:

— Моя духовная беременность проистекает от материального семени.

И ещё:

— Семя мутанта исключительно пассионарно!

Карел покраснел — очень уж он не любил, когда его перебивают в спорах. По лицу казалось — вот-вот вспылит, но ещё пытался возражать спокойно:

— Вацлав, прошу, мутантов не надо…

— Мутанты — это уже те, кто надо! — взвизгнул Клавичек. — Человечеству же придётся приспосабливаться.

С последним, ясное дело, и не поспоришь. Мантл было закивал, но Вацлав Клавичек вдруг выкрикнул громовым голосом:

— Оставьте меня в покое, во имя Мамонта!

— Ты сам нас позвал, — попытался его урезонить уже Братислав.

Клавичек ему ласково улыбнулся и, извиняясь, пояснил:

— Я Мамонт. И я беременен новым Мамонтом!

Рассерженный Мантл чуть ногами не затопал, но Хомак ухватил его за плечи, зашептал:

— Разве не видишь, он не в себе!

— Не я в себе! Во мне Мамонт! — прекрасно его расслышал Вацлав.

— Не кощунствуй! — прокричал Клавичеку Мантл (Братислав возражал, но упрямцу не так-то просто заткнуть рот).

— Замолчи, человечество! — на лице Клавичека появилась презрительная гримаса. Твоё дело — приспосабливаться! — безумец рассмеялся новой мысли, которая посетила его. — Слово «приспосабливаться» произошло от «сабля». Отсюда ясно, что случится со всяким, кто не приспособится.

Теперь оба собеседника Вацлава молчали. Он же, не торопясь, продолжал с ними диалог. В паузах выслушивал какие-то доводы, после чего решительно их разбивал надёжными аргументами.

— Вертизад — только лишь оболочка. Главное, что в нём действует истинная мутантская ДНК.

И ещё:

— Мутантские ДНК лихо закручены!

А под конец — ещё и такое:

— Мутанты вкушают человеческую плоть и кровь. Они каннибалы и антропофаги. Они к нам давным-давно приобщены.

Есть хорошая новость. На БТРы полковника Снегова мутанты специально не охотятся. Но есть и плохая. К замку Брянск теперь фиг проедешь. Как ни петляли, на какие дороги ни выезжали, а результат один: впереди всегда ожидают баррикады с гранатомётчиками. Всё перекрыто. Свободных дорог не осталось, а лесом с машинами не пробраться.

— Однако, мутанты растут! — в замешательстве сказал рядовой Седых.

Да, растут. И мы оказались в зоне роста.

Большинство баррикад увидели заранее — ведь не ждали везения, а высылали пеших разведчиков. Правда, на одну нарвались, так уж нарвались. Плотность гранатомётного обстрела зашкалила. Хорошо, из мутантов стрелки никакущие. Попасть из гранатомёта в еле ползущий БТР — и то не сумели. Но лиха беда начало.

Час назад полковник связывался по радиостанции с замком Брянск. Оттуда ответили: поддержать не смогут. Свободных машин на ходу практически нет, да и под самим Брянском обстановка сложная. С дальних замковых стен в бинокли видно, как в подлеске по одиночке и группами собираются вооружённые мутанты. На что рассчитывают, непонятно, но сам симптом тревожный. Раньше такие крупные ватаги успешно сдерживал Заслон и радиальные патрули. Теперь мутанты слишком легко просачиваются, значит — нашли бесконтрольную тропу. Или истребили один из отрядов Заслона.

Конечно, стоит мутантам сунуться поближе к замковым стенам, правда восторжествует. Попадут, как миленькие, под перекрёстный залповый огонь. В сочетании с хорошо пристрелянными ударами точной пристенной артиллерии. Такой серьёзной обработки — и мутанту не выдержать.

Но ведь не сунулись до сих пор! Может, не за тем стоят. Хотят окружить и перехватывать патрульные БТРы — чем не цель? Но это мелочь, главная цель наверняка шире. Что-то назревает, подумалось Нефёдову. Что-то до дрожи масштабное.

— Много плутаем! — крикнул Нефёдову водитель Андолицкий. — Так скоро соляра вся выйдет!

И правда, выйдет. Ведь не дозаправишься. Дизельный мотор жрёт, как не в себя. Хоть припаркуйся на обочине, да и стой.

Что-то зреет и у самого Брянска, и здесь тоже. Прорывайся — не прорывайся. Если стоять, оно вызреет всё равно. Мутанты затеяли сложную игру. Их цель — разобраться с Заслоном. Они перекрыли все дороги, чтобы сорвать снабжение Наших-друзей-из-Заслона боеприпасами. Ещё выждут — и нападут наверняка. Тут и до трёх БТРов дело дойдёт. Как и до всякого, кто не сумел найти дороги наружу.

— Капитан! — голос полковника Снегова по радиосвязи. — Дальше искать нечего. Возвращаемся к базе Сокола.

То есть, к базе Заслона на реке Селезень. Хорошо, поехали.

Собственно, если понадобится стоять и пережидать, то лучше там.

В самом лучшем случае — если мутанты чего не затеют — можно будет через месяц прямо оттуда подхватить в обратный путь экспедицию Щепаньски. Неизвестно зачем, раз дороги перекрыты, но уговор есть уговор.

Правда, когда мутанты придут громить Заслон, сто процентов попадёт и МЧС-никам. Придётся стать плечом к плечу, отстреливаться, дорого продать — и всё такое. После этого мутанты точно перестанут делать различие между Заслоном и русскими федеральными войсками.

А впрочем… Ну и пусть их! Что ж одному Заслону за всех выгребать.

БТРы остановились за мостом через Селезень. Снова ритуал встречи.

Пока ожидали приглашения от атамана Сокола, Нефёдов оглянулся на дорогу, по которой приехали и проговорил вслух:

— Что-то зреет. Что-то назревает.

— Всё так, — энергично откликнулся полковник Снегов, — тревога висит в воздухе. Чувствуем мы, чувствует Заслон. Наши далёкие предки — это Суздальцев рассказывал — в таких случаях прижимались ухом к земле и слушали стук копыт. Ну а нам остаётся включить рацию и эфир слушать.