Принц обернулся, порывы налетающего ветра секли лицо холодными струями.

Воин выбрался из-под коня и приближался осторожно, полукругом, высоко держа хедмор двумя руками. Сквозь грязь сверкали прищуренные ненавистью глаза и злобный оскал, на правом плече топорщились зеленые стебли, застрявшие в кольцах хауберка. И когда осталось всего несколько шагов, он сделал резкий выпад.

Хедмор скользнул быстрым и умелым движением — воин не впервые держал меч… Но он слишком молод, чтобы помнить Долгую войну, и уж тем более иметь опыт сражения с Перворожденными…

Принц не стал парировать — пропустил клинок мимо, и «клостенхемский» маскат лег на шею в изголовье. Раздался скрежет разрубаемого хауберка, и голова хлюпнула на сырой земле, а следом повалилось тело; «багрянец» густо растекался по прибитой дождем траве.

Атен смотрел тусклыми глазами, опираясь на меч, пронзивший спину раненого в поясницу.

— Я не просил… помощи, — невнятно пробормотал он слабым голосом. — Я бы… справился.

Стройный, но крепкий юноша, чуть моложе Марена, с темными, но не черными, волосами, он еле держался на ногах. Серые глаза выдавали в нем Смертного, и моргали устало, взгляд терялся за поволокой — силы покидали его с каждым движением ресниц.

Мех, по низу жилета, с правого боку, к которому юноша прижимал локоть, слипся от крови. На белой рубахе на левом плече, куда попала стрела, растеклось багровое пятно, размываемое дождем по всему рукаву.

— Нисколько не сомневаюсь, — не без тени дружелюбной улыбки ответил Марен. — Но, по-моему, схватка была бы не равной. Против тебя всего-то — четверо…

— Было больше… — Атен пошатнулся, — Остальные остались… покормить волков…

Он обхватил рукоять своего крайвера и попытался вытащить из мертвого тела, но у него не вышло.

Рука принца легла на эфес, сжимаемый юношей, и без усилия выдернула клинок — пальцы Смертного даже в этот момент не отпустили меч.

— Жизнь за жизнь, — пробубнил юноша, тронув пробитое плечо и скривившись от боли. — Но сперва… мне надо в Латтран.

Он сделал два неуверенных шага к своему гнедому, что, потеряв наездника, остановился поодаль и сейчас бездумно жевал сырую траву, пытаясь унять жажду от распалившей скачки. Покачнулся, и силы покинули окончательно. Нога подогнулась, и Атен, припав на колено, рухнул лицом в грязь.

Принц глянул на мертвые тела, омываемые ливнем, поднял глаза на темнеющие в отдалении Средние горы, смахнул со лба сырые волосы и коротко свистнул — Инесвент незамедлительно оказался рядом.

Хозяин постоялого двора в Терасате подозрительно осматривал Марена — не он ли пронесся на север несколько ранее? Вода лилась с капюшона принца, мех воротника торчал сырыми клочьями. Но сапфировые глаза глядели гордо и властно… Перворожденный!.. А второй, истекающий кровью, перекинутый через голую спину гнедого… Даже — не Смертный, а при смерти!

Но несколько монет протянутых принцем, сменили его настороженность на радушную улыбку… Золото — оно тоже умеет Обращать… Да и что, мало раненых он повидал за свою жизнь? Ничего нового. Городок на перекрестке дорог, на границе королевств — здесь постоянно такие останавливаются. Как жить — личное дело каждого, за других — никто не в ответе…

Атен в сознание не приходил ни в дороге, ни когда принц снял с коня и взвалил на плечо. Ни когда стащил с него жилет, уже в комнате на постоялом дворе. Лишь слабо дернулся, когда Марен протолкнул сломанную стрелу, и наконечник прорвал кожу на груди; кровь медленной струйкой покатилась по коже; ослабевшее сердце стучало с перебоями.

Сквозь бегущие по стеклу струи дождя Марен всматривался в северный горизонт. Капли валили крупные, дробно стучали по крыше. Мир за окном расплылся, словно Рэгира, дочь Бога Акева, выплеснула на землю все запасы отца разом, желая утопить Ардегралетт. Небо не прояснялось даже днем, а ночью вперемешку с дождем сыпали хлопья снега — зима не хотела отступать без боя, но здесь, на Равнине, это походило скорее на прикрытие «почетного» отступления, желанием не показать спину врагу и сохранить достоинство в проигранной битве.

Атен второй день бился в горячке, ворочался, бормотал, не приходя в себя.

Марен ждал: Орден мог выслать еще отряд, а юноша сейчас не отобьется и от мух. Не стоило бросать его теперь, коли спас, отнял достойную смерть с мечом в руке — ледари не приходят к постели…

К вечеру свет за окном окончательно померк, и даже, когда взошло Ночное Солнце, светлее ничуть не стало. Ночь накрыла мир черным покрывалом, и лишь огонь, ютящийся в очаге камина, отвоевывал у тьмы небольшую комнату, где расположились юноши. Постреливание поленьев иногда прорезалось сквозь барабанящие по крыше капли, шум которых, в свою очередь, часто тонул в оглушительных раскатах грома — Торим не отставал от сестры, дети Акева резвились вволю.

Марен подбросил дров в камин, поворошил угли, давая им вздохнуть свободнее. И пламя полыхнуло искрами, наливаясь новой силой. Принц слышал, что дыхание юноши изменилось — пришел в себя. Сейчас, видимо, пытается понять, где находится?

— Ты… — раздался хрип за спиной.

— Я, — не оборачиваясь, ответил Марен, продолжая «играть» с огнем.

— Я… жив? — голос Атена звучал натужно, слова давались с трудом.

— Живее многих.

— А по ощущениям, и не скажешь…

— Чувства бывают обманчивы.

— Похоже, я… в долгу перед тобой… Жизнь за жизнь…

— Такими клятвами не разбрасываются.

— Считаешь, раз Смертный, значит, честь — пустое слово?! — вскинулся Атен. — Честь — она от Богов!

Что-то шевельнулось в памяти принца при этих словах. Что-то во мраке за гранью доступных воспоминаний… А ведь он помнил, как отец впервые взял его на руки, поднял и нарек Мареном!..

«Смотри, какие сапфиры, Далиа», — наклонился Инген, поворачивая малыша.

«Наш маленький Маерен Ар! — улыбнулась женщина, протягивая руки…

Атен с трудом подтянул себя к спинке кровати, скривился. Тронул левое плечо с багровым пятном на повязке, и тут же застонал — замотанный правый бок отозвался болью.

— Лечил?

Юноша пошевелил левой рукой. Та хоть и ослабла, но слушалась. По крайней мере, пальцы сжимались.

— Как смог.

— Мне нужно в Латтран. Нужно предупредить… — Атен попытался подняться, но без сил повалился на кровать.

Марен отошел от камина.

— Да, ты много бредил. Там все в порядке.

— Что случилось?

— Напали на короля Эйнара, похитили принцессу Раулет. Поэтому за тобой гнались?

Атен слабо кивнул.

— Орден хочет развязать войну.

— Это не секрет со времен Мангерета.

Смертный скривился.

— Для тебя не секрет. Для меня не секрет… теперь. Но для других… Мангерет уже полностью в их власти. И теперь у них есть Арнстал. Даже нападение этих бестий они обернули себе на пользу. Говорят, это Дикие Родичи, что напали по указке Перворожденных… И все верят! Долгая война оставила много шрамов…

— Смертные воевали с Перворожденными с Начала Времен, — тем не менее, безразлично отозвался Марен. — Все мы Дети войн. Воины. Иначе не можем.

— В этот раз все будет иначе! Король Эйнар теперь ни за что не поддержит Орден. Как отреагирует Деварен, еще не ясно, но подозреваю, решат примкнуть к «бордовым»: это самый разумный выход… И Эйнар окажется один против всех!.. Но даже, если нет, это нас расколет. Мы погрязнем в войне друг с другом…

— И такое Мир тоже помнит.

— Ты думаешь, Перворожденных это не коснется? — горько усмехнулся Атен. — Эйнару в одиночку не выстоять против трех королевств. К кому, ты думаешь, он обратится? А если «черные волки» выступят на его стороне, как отреагируют остальные ваши Дома? Один — точно будет против… И для многих война в этот раз пойдет не где-то на границе. А на их землях, на их полях. У порогов их домов… Как скоро повторится Содевей? Такие шрамы очень долго не заживут. Да и заживут ли…