Теперь нужно было ответить на другой важный вопрос. Кем была организована охота? Здесь тоже не пришлось долго думать. Германская разведка. Больше просто некому. Только она могла иметь такой мощный ресурс в Астрахани. Так что сомнений тут быть не должно. После данного разбора на душе стало спокойней. Всё-таки есть возможность что-то, даже в таких запутанных обстоятельствах понять.
Следующий вопрос, на который нужно было найти ответ. Как суметь покинуть остров и увести с него Джа-ламу? Но для ответа на этот вопрос пока не хватало данных. Здесь Маккиндер немного отвлекся от анализа событий прошедших дней и стал вспоминать некоторые детали вечернего разговора с Джа-ламой. Джа-лама говорил следующее:
— Я вспоминаю старую историю о сапожнике, который пришел к монаху и спросил, его о том, какое ему будет наказание, ведь из-за того, что у него много работы, ему часто приходится пропускать утреннею молитву. На что монах, спросил, что же делает сапожник, в тот момент, когда должна была, произносится утренняя молитва. Я в этот момент глубоко вздыхаю, ответил сапожник. И тогда монах сказал, что этот вздох и есть самая лучшая утренняя молитва. Но главное нужно понять, что нет никакой разницы между буддистской практикой и обычной жизнью. Если поймешь, что сансара нирвана, то всякая твоя печаль полностью пройдет. Любая человеческая деятельность подобна буддийской практике и строится на работе с 4-мя сакральными энергиями, ровно, так же как и любая иная деятельность. Это следующие четыре энергии — энергия начала, энергия отсечения, энергия продолжения или удержания, и наконец, энергия завершения. Каждая из этих сакральных энергий имеет своё особое предназначение и используется в соответствующий период жизни и работы. Без понимания того как правильно работать с данными энергиями можно допустить массу ошибок в жизни и на работе. И в буддийской практике. Поэтому и любую деятельность нужно воспринимать как продолжение буддийской практики. Для того чтобы начать молитву мы обращаемся к энергии начала, потом мы отсекаем все лишнее, что может отвлечь нас от сути нашей практики. Затем мы прикладываем силы, удерживая себя от того, чтобы бросить начатое дело. А затем мы завершаем нашу практику и делаем посвящение заслуг.
То же самое мы совершаем, когда работаем над выполнением любой нашей задачи и любого нашего проекта. Сейчас я подробно, попробую рассмотреть именно первую энергию, энергию начала. Энергия начала, она связана с состраданием или, по буддистским канонам говоря, с бодхичиттой. То есть, почему именно сострадание? Понятно, что сострадание — это само по себе вроде бы абстрактное понятие, но когда человек видит страдание своей семьи, страдание своих детей, близких, отца, матери, людей, у которых нет возможности реализовать какие-то свои желания, какие-то свои пожелания, может быть, даже какие-то глупые и не очень необходимые вещи приобрести. Тогда это сострадание — это желание дать людям близким, дать кому-то возможности превращается у такого человека в страстное желание достигнуть каких-то целей в своей жизни. Это все и дает ту колоссальную энергетику, которая чаще всего и питает человека, дает ему возможность, скажем так, начать какой-то большой проект, добиться какого-то успеха. Энергия начала — это та энергия, которая питает нашу силу, дает возможность нашей самореализации состояться. Она основывается на сострадании, сострадании к каким-то людям, которые тебе небезразличны. А может и к каким-то группам людей, организациям. По большому счету не суть важно к кому конкретно, главное, скажем, сила чувств, которое вызывает это сострадание. Если это сострадание большое, сильное и, скажем, оно обладает само по себе какой-то высокой частотой или, скажем, высокой интенсивности, понятно, что у такого человека, у которого есть способность к такому большому состраданию, естественно и будет большая возможность превратить эту энергию сострадания, энергию начала, в какой-то успешный проект. Но тут тоже не все так просто.
Маккиндер стал медленно клевать носом, медленно погружаясь в сон. Но тут что-то привлекло внимание английского джентльмена. Некое непонятное тревожное чувство посетило его. Он отбросил в сторону сон и стал внимательно прислушиваться к раздающимся вокруг в ночной тишине шорохам и шумам. Через какое-то время ему показалось, что в коридоре послышались чьи-то осторожные, крадущиеся шаги. Дверь в комнату не открывалась, но каким-то непонятным чувством Маккиндер определил, что нечто уже вошло в неё. Было странное ощущение того, что в комнате кто-то незримо находится и этот кто-то сейчас стоит прямо возле кровати, на которой лежал англичанин. И вот медленно, словно во сне Джон Маккиндер стал ощущать в голове нарастающий шум, который буквально в течение нескольких секунд превратился в ужасающую какофонию. Казалось, что в этом шуме смешались в едином крике тысячи наполненных безмерным страданием голосов людей, которых подвергали жесточайшим истязаниям. С каждой секундой крики становились, всё более отчетливыми, уже можно было отличить отдельные крики женщин, детей, которые явно терпели какую-то смертельную муку. Они взывали к помощи, но помочь им было некому, их забивали, словно скот тысячами, и спасения от жестокости убийц, от их затупленных бесконечным смертоубийством ножей не было никому. Это был какой-то ужасающий конвейер смерти. Он увидел огромные кожаные мешки, в которые складывали просто пропитавшиеся человеческой кровью китайские воины детские уши. И тут одно еще теплое ушко, отрезанное буквально недавно у малыша ойрата упало на землю, и воин стал искать его в грязи, причитая, что император хочет получить в подарок от командующего их армией 2 миллиона детских ушей, и поэтому каждое ухо теперь на пересчет.
Дальше Маккиндеру показалось, что перед ним возник силуэт старца, одетого в черные пыльные кожаные сапоги, с изогнутыми носками, это единственное, что можно было разглядеть. Весь остальной облик был, с одной стороны различаем, с другой стороны не имел какой-либо твердой формы, каких-либо ясных очертаний. Как-то сразу стало понятно, что источником кошмарного шума, который влезал тысячами голосов в сознание, была голова этого странного старца. Наконец, Маккиндер взглянул в глаза старца, которые как два синих маленьких фиолетовых облачка светились в темноте. И там он увидел, сквозь мутную пелену тумана бездонных глазниц, огромное количество умирающих в жесточайших страданиях людей. Они, женщины, маленькие дети и старики, изрезанные на куски большей частью плавали в лужах собственной крови или барахтались в своих собственных выпущенных наружу беспощадными убийцами внутренностях. Было похоже на то, что эти люди никак не могут умереть и муки их длятся уже многие годы. Из бездны на Маккиндера уставились глаза — тысячи глаз, глаз без лиц, глаз, выдранных с множества лиц. Глаз, составляющих пары и существующих поодиночке. И все они смотрели прямо на него. Были здесь совсем маленькие детские глазки, глядевшие с задумчивой невинностью; глаза, налитые кровью и горевшие устрашающим огнем; был глаз распутника и мутный, слезящийся глаз дряхлого старика. И все они звали Амурсану, звали, с неизбывной мукой вглядываясь во тьму.
Огромным усилием воли Джону Маккиндеру удалось оторвать свой взгляд от светящегося в ночи кошмара. Но тут до него донесся голос предельно измученного старца. С невероятной для мира живых злобой, он кричал:
— Вставай проклятый лежебока! Страдания мои безграничны, и это только часть тех страданий, что ожидают тебя впереди, наших общих страданий! Ты совсем забыл о своем предназначении! Что ты делаешь на этом проклятом острове? С сегодняшнего дня в наказание за твою нерадивость я буду приходить к тебе каждую ночь! Вернись на свой путь! Немедленно!