И первая сложность состояла в том, что сакральные потусторонние силы чаще всего были совершенно равнодушны к пожеланиям и страстям обычных людей. Можно было сказать, что они зачастую были полностью индифферентны к людским пожеланиям. Почему эти духи равнодушны в целом к своим носителям, то есть к каждому человеку, как индивидууму? Почему все эти структуры, как, к примеру, их обозначили в Тибете духи Гьялпо, на самом деле к нам глубоко индифферентны, то есть наши желания, наши какие-то стремления их особо не волнуют, то есть их вообще не волнует наша с вами жизнь, наши стремления. Их волнует только своя собственная программа, и использовать их энергию мы можем только в рамках вот этой самой программы, для выполнения которой они и служат эти самые могущественные духи. И никак иначе в принципе. По большому счету именно из-за этой индифферентности этих структур, этих сущностей, видимо и появилось их выражение и осознание нами в виде духов. То есть неких отдельных от нас сущностей. Их, скажем так, некое описание в виде не структур нашего «я» или чего-то нам близкого и дорогого, а именно в виде некоего, отчужденного от нас и часто для нас зловредного духа. И это так и есть.
А эти структуры, типа как духи Гьялпо, они не столько, являются частью нашего сознания, сколько они существуют в мировом подсознании. Причем они такое подсознание, которое действительно, как мы уже говорили, связано не просто с одним твоим собственным сознанием, а еще и фактически через миллионы маленьких каких-то малейших тончайших энергетических связей, соединены практически со всем живым на земле. И, естественно, у этого, соединения всеобщего есть некие свои собственные интересы. То есть по большому счету эти самые иррациональные сущности, находящиеся в нашем подсознании, они глубоко рациональны. То есть, если посмотреть на них с точки зрения, скажем, вопроса обеспечения выживания, но не твоего лично, а обеспечения выживания, обеспечения успешности рода. То можно сделать вывод о том, что вот эти структуры как раз, и направлены на это общее выживание, на обеспечение продления рода и так далее, и так далее.
Причем дух Гьялпо, эти королевские духи, на самом деле не относятся к разряду добрых духов, а скорее относятся к разряду особо зловредных духов. Почему зловредных? Потому что по большому счету они отвечают за выживание, за успех, а, к сожалению, может быть, и к счастью все, что не стремится к успеху в соответствии с той программой, которая заложена в эту систематику, оно по большому счету ими сносится с этого света. И всё для того чтобы оно не мешало жить и развиваться новой жизни под солнцем. То есть фактически обеспечение этого выживания подразумевает под собой еще и уничтожение всего, что, скажем так, не несет пользы, и не имеет смысла с точки зрения той программы, которую исполняют эти могущественные духи. Именно поэтому, к примеру, любовь и сострадание к детям, это и есть самое лучшее подношение им и защита от приносимого ими уничтожения.
Почему? Потому, что именно это самое чувство и должно при своем, так сказать, сильном проявлении посылать колоссальной мощности заряд к управителям программы нашего жизненного успеха. То есть в нашей систематике, в смысле, в тибетской систематике, это духи Гьялпо. Посылать этот сигнал, говорящий, что мы в программе, мы двигаемся в рамках этой программы, поскольку дети и есть наивысшее проявление жизни и выживания. Дети это обеспечение выживания рода — и высшая сила духов в нашем сознании. И почувствовав свой интерес, а интерес духов, редко или никогда не имеет интереса к определенной личности. А всегда имеет отношение лишь к роду целиком, к его сохранению на земле в дальнейшей жизни, может начать реагировать на полученный сигнал. И нам категорически нужна помощь. И вот тогда, если, этот сигнал достаточно сильный, эти самые духи и начинают, включать всю систему, связанную практически со всем человечеством тончайшими информационными связями для того, чтобы обеспечить исполнение программы выживания и программы достижения некоего успеха и, проведения некой успешной реализации каким то отдельным человеком.
Хотя, конечно, чувство собственного достоинства и тяга к самореализации вероятнее всего появились значительно позднее, чем стремление к выживанию, но эти качества во многом и есть результат дальнейшего развития этого основного инстинкта. Этим глубочайшим внутренним структурам, ответственным за выживание, наше чувство собственного достоинства и стремление к самореализации вероятней всего менее известны потому, что по всей вероятности они возникли раньше, чем некие психические структуры, возникшие, когда великий дух Азазель сделал этот колоссальный подарок человечеству в виде чувства собственного достоинства.
Инстинкт выживания был значительно раньше, и в связи с этим и энергетика, та, которая обеспечивает выживание, значительно сильнее и могущественнее. Поэтому в принципе понятно, почему именно к этой изначальной энергии стремятся подключиться очень многие люди и организации, которые ставят перед собой самые высшие цели достижения такого большого громадного жизненного успеха.
Английский ученый постепенно стал отвлекаться от своих глобальных размышлений и занялся непосредственным планированием операции в Баку. Постепенно все детали предстоящего этапа операции стали складываться в голове у Маккиндера в некий единый и логичный план действий. С каждой секундой пожилой джентльмен всё больше погружался в свои размышления, и казалось, что всё происходящее кругом его более не интересует. Но именно в этот момент в ночной тишине раздался далекий выстрел. Затем раздались еще несколько выстрелов. Пожилой джентльмен, Джон Маккиндер, не смотря на то, что находился в глубокой задумчивости, сразу же, как только услышал звук выстрелов, вскочил с жалобно заскрипевшего шезлонга и бросился к поручням. Увы, увидеть что-либо там, откуда донеслись выстрелы, — было все равно, что пытаться разглядеть в темной комнате незнакомый предмет, да еще закрытый покрывалом. Ничего рассмотреть во тьме было полностью невозможно. Но старый офицер не оставлял попыток разобраться в ситуации. Маккиндер взобрался на поручень, чтобы лучше видеть, то откуда могли бы раздаваться выстрелы и застыл там, словно каменное изваяние.
В это время, когда он наклонился, вслушиваясь в ночь, на палубу вышел Джа-лама. Хриплый крик вырвался у него из горла, когда и он, услышал шум раздавшихся вдали новых выстрелов. Лама, практически ни секунды не задумываясь, нелепо размахивая руками, подбежал к поручням и попытался, выпрыгнуть за борт. Хаусхофер молниеносно кинулся на пытающегося сбежать с корабля калмыцкого ламу. Он вцепился железной хваткой в беглеца, но удержать беглеца на корабле ему не удалось. Оба они, и калмыцкий лама, и английский джентльмен, с громким криком полетели за борт. Этот крик сразу же захлебнулся, когда черная, как кровь, вода сомкнулась над их головами.
…Маккиндер невольно после небольшой борьбы выпустил из своих рук Джа-ламу, и вынырнул на поверхность и принялся бороться с неподатливой темной водой, стараясь подняться как можно выше, чтобы закричать, но упругие обжигающие холодом волны зло били его в лицо, в глаза, в ноздри. И когда он открыл рот, крик его, хрип его, клекот его был настолько слаб, что он сам ничего не услышал. Маккиндер яростно бросился плыть вслед за удаляющимися огнями судна, но, не проплыв и нескольких метров, остановился. К нему вернулись рассудок и способность соображать.
Сейчас главное было не упустить беглеца, их крики, конечно же, услышаны на корабле, и они скоро начнут их поиски. А вот шансы бесследно исчезнуть у их беглеца с каждой секундой увеличивались, по мере того как судно исчезало в ночи. Тут Маккиндер вспомнил о ружейных выстрелах. Они слышались справа, и он, экономя силы, поплыл в том направлении. Невольно мозг поразила мысль о том, что еще несколько минут назад Маккиндер был полностью расслаблен и планировал продолжение операции, а сейчас он плывет в полной темноте, и не знает, удастся ли ему остаться в живых в этой передряге. Но теперь уже с этим ничего не поделать. Этого сейчас уже не исправить. Нужно было по возможности экономить силы и продолжать преследовать беглеца. Тот был в темноте еле виден, или это казалось преследователю. Рассуждать было долго нельзя, и поэтому английский ученый из последних сил продолжил свою погоню, стараясь не потерять окончательно из вида Джа-ламу.