Тут еще из-за апельсиновых деревьев появился человек в широченных штанах-пайджама и белой длинной куртке. Он с интересом понаблюдал за усилиями, которые прикладывала Басанти, чтобы подняться, вежливо поклонился всем присутствующим и поинтересовался, собираются ли они еще стрелять.

Виру, отряхиваясь, любезно ответил ему, что, если и будут, то самую малость.

Это вполне удовлетворило незнакомца, и он удалился, отвесив на прощание еще один церемонный поклон.

— Это еще кто? — спросил Виру, глядя ему вслед.

— Керим, — ответила раздосадованная Басанти, недовольная тем, что кто-то застал ее в такой неудачный момент. — Сторожит заднюю часть сада. Он купил у господина Тхакура урожай и теперь живет прямо в саду, дожидаясь, когда фрукты поспеют.

— От кого же их здесь сторожить? — поинтересовался Джай из своего убежища.

— Как от кого? — возмутилась девушка. — А мальчишки?

— Эх, сколько садов было ограблено лично мною, — мечтательно закатил глаза Виру, вспоминая славную юность.

— Эй, вы теперь будете о детстве вспоминать, а я так на земле и останусь? — напомнила о себе Басанти. — Дайте же мне руку!

— Ох, извините! — Кавалер с запоздалой галантностью протянул ей широкую ладонь, слегка покачнувшись под тяжестью опершейся упитанной ученицы.

Впрочем, ему была приятна эта тяжесть, он любил полных, крепких девушек.

— Так кто из нас дурно воспитан? — не удержался Джай.

Стрелок, терпение которого истощилось, сорвал с себя ботинок, чтобы поразить наконец насмешника, однако вовремя остановился — уж больно хороши были сияющие гуталином, будто облитые черным лаком туфли. Любовно оттерев невидимую пыль, Виру снова надел ботинок на ногу и потопал, не жмут ли? Но все было в порядке.

— Спасибо за урок, — смущенно сказала Басанти, отряхивая сари. — Пожалуй, мне уже хватит. Два дня — это слишком много.

— Но мы ведь еще не закончили… — попытался уговорить ее Виру.

— Отчего же, — возразила Басанти, — я уже научилась стрелять.

И в подтверждение своих слов она вскинула револьвер и выстрелила, почти не целясь. Крупный плод взорвался на мелкие кусочки, как раз над головами разинувших рты друзей, обдав их сладким соком.

Глава тринадцатая

Следующим утром Виру проснулся с твердой решимостью начать завоевание сердца Басанти. Он знал три пути для достижения подобной цели, не считая, конечно, незаурядной внешности и личного обаяния претендента. Это были, во-первых, лесть — тонкая или грубая, напыщенная или правдоподобная — особого значения не имело. Во-вторых, подарки — цветы, сари, украшения, особо набожным годились даже статуэтки, изображающие богов, — лучше всего, Кришну, «возлюбленного пастушек», а также всех остальных женщин Индии. Третий путь был самым тернистым, опасным и трудоемким — речь шла о знакомстве с ее родней с целью не просто им понравиться, а стать для них совершенно необходимым — настолько, чтобы они сами начали подумывать о том, каким образом им заполучить в зятья такого замечательного и добродетельного молодого человека.

Надо сказать, что в своей предыдущей деятельности с целью завоевания сердец девушек Виру вполне обходился первыми двумя пунктами, делая основной упор на лесть. Рецепт был такой: много-много лести, немножко подарков, несколько раз вздохнул, прижал с чувством руки к сердцу — все, девушка готова была упасть в его горячие объятья.

Но Басанти оказалась трудным случаем. Возможно, его располагающая внешность и несколько меркнувшее от волнения при встрече с ней красноречие и произвели на нее впечатление, но, надо отдать ей должное, она это искусно скрывала.

Подарки дарить, несомненно, порядочной, да еще деревенской девушке он не отважился бы при всем своем безрассудстве — она приняла бы это за оскорбление.

Оставалось заняться ее родней, хотя как раз этот путь и нравился Виру меньше всего. Мало того, что тут приходилось идти в обход, изучая привычки и слабости семейства, которое могло оказаться довольно большим и не слишком симпатичным, ведь в результате такого многотрудного подвига на горизонте появлялось самое пугающее — свадьба, семейный очаг и долгие-долгие годы тихого супружеского счастья, которые совсем не привлекали непоседливого и любящего перемены Виру, как хотелось бы некоторым девушкам.

Виру и в данном случае не был уверен, действительно ли он мечтает обвести Басанти вокруг свадебного огня. Немного успокаивало, правда, то, что для этого еще надо было хорошенько постараться, потому что сама она не проявляла никакого желания поскорее у этого огня оказаться, — во всяком случае, он этого не замечал. С другой стороны, если задуматься, Басанти так мало была похожа на женщину, рядом с которой можно соскучиться, что бесконечный супружеский век с ней не выглядел таким уж тоскливым. На крайний случай, решил Виру, я всегда успею вовремя смыться — от полиции месяцами скрывался, не то что от невесты.

Участь родственников Басанти была решена этим же утром — им предстояло пасть первыми жертвами его обаяния.

Осложняло дело то, что он уже успел испортить отношения с одним из них, показав свою кровожадную сущность пожирателя мяса. Поправить это в один раз было бы непросто, но Виру решил не останавливаться перед трудностями и действовать постепенно. Он, не теряя времени, отправился на кухню, чтобы успеть еще до завтрака объявить Рамлалу о случившихся с ним переменах.

Потоптавшись на террасе у входа в кухню, Виру решил начать с доброго дела и старательно насыпал на жестяной совок древесного угля для глинобитной печки, ящик с которым стоял тут же. С этим совком он и заявился к родичу своей будущей невесты.

Увидев Виру, топчущегося в дверях в поисках места для угля, Рамлал застыл в изумленной позе. Это было особенно опасно, если учесть, что в эту минуту он орудовал вертикально укрепленным на доске огромным ножом-бати. Виру даже забеспокоился, как бы старик не поранил себе руку блестящим острым лезвием. Так и не найдя у печки какого-нибудь листа или корзины для угля, Виру попытался сделать намасте в знак приветствия прямо с совком в руках, но стоило ему склониться в поклоне, уголь с глухим стуком посыпался на безупречно чистый пол.

Такое начало обескуражило бы кого угодно, но только не Виру. Непринужденно сгребая ногой уголь обратно на совок, он приступил прямо к делу.

— Видите ли, — начал Виру, указывая на свою злополучную ношу, — я решил облегчить ту тяжелую работу, которую вы вынуждены проделывать, чтобы накормить таких прожорливых гостей, как мы с Джаем, и помочь вам немного по хозяйству.

Старик удивленно переводил взгляд с совка на лицо добровольного помощника и обратно, пытаясь по достоинству оценить тот вклад, который Виру был намерен внести в домашнюю работу. Так ничего и не поняв, он счел за лучшее вернуться к своему делу. Ловкие руки замелькали у страшного ножа, под которым лежала огромная рыбина. Рамлал разделывал ее, отрезая небольшие кусочки, каждый из которых заворачивал в банановый лист.

— Я должен сказать, что очень раскаиваюсь в своем вчерашнем поведении, — пошел Виру в новую атаку. — Конечно, это варварство — есть столько мяса. Ведь мясо — это плоть наших меньших братьев, которые есть такое же творение богов, как и мы сами, — продолжал Виру, постепенно входя во вкус. — Почти тридцать лет я блуждал во мраке, потому что не было рядом со мной человека, способного личным примером вдохновить меня и помочь пересмотреть свои взгляды. Но вы…

Виру внимательно посмотрел на старика, оценивая произведенное его речью впечатление. По растерянному лицу слуги он понял, что все идет по плану, и смело продолжил:

— Своей гневной отповедью вы дали мне понять, как велико мое заблуждение и в какую пучину греха я медленно погружаюсь вместе с килограммами съеденного мною мяса.

Насчет килограммов Виру несколько покривил душой, потому что прошедшее через его желудок за всю жизнь мясо можно было бы смело измерять тоннами, но в общем контексте речи эта маленькая неправда показалась ему вполне уместной.