— Скажи ему, что богатств его мне не надобно, я человек не бедный, побираться не привык. А вот потребное число скота на прокорм войска принять готов, равно и конского корму сколь может дать.

Шамхал согласно качал головой: всё-де будет сделано, великий царь — дорогой и желанный гость, а гостя принято всяко ублажать и исполнять все его желания.

   — Везде бы так, — молвил Пётр со слабой улыбкой и тронул повод своего коня.

До Тарков оставалось ещё версты три, когда князь Дмитрий встрепенулся, завидев руины каких-то строений. Дорога вилась меж камней, обтёсанных руками человека.

Князь кликнул своих людей: логофета, камараша, спатара[90]. Иван Ильинский тотчас угадал его намерение и подал князю альбом и принадлежности для зарисовок.

   — Гляди-ка, — обратился он к секретарю, — здесь, видно, был большой город. Сколько помню, о нём нет нигде у турецких и персидских историков... Он слишком велик, чтобы не быть упомянутым. Впрочем, память моя далеко не всё объемлет.

   — Найти бы надгробие с надписью, — подсказал Иван Ильинский, — многое бы прояснилось.

Они объехали останки городища, протянувшегося от горной гряды до берега моря. Но нигде не обнаружилось следа древнего кладбища с могильными плитами.

Город, несомненно, принадлежал какому-то восточному народу, обладавшему, судя по его останкам и протяжённости, немалой властью и основательными строительными навыками. Князь торопливо зарисовывал искусно обтёсанные камни, лежавшие в беспорядке, обломки гончарных труб — здесь знали водопровод. Увы, ни единой надписи не попалось им нигде.

   — Расспрошу шамхала, — решил наконец князь. — Он непременно должен знать, чей это город. А потом придётся вернуться для того, чтобы основательней обследовать сии руины.

На том и порешили. И принялись догонять ушедший вперёд царский обоз.

Горы стояли жаркой неприступной стеной, обрамленной кое-где оторочкой низкорослых деревьев и кустарников. Деревца отважно карабкались вверх, причудливо изогнувшись. Их корявые узловатые стволы, больше похожие на растопыренные пальцы, ухитрялись добывать пищу и питьё в расщелинах камня.

«Какова живучесть, — думал Кантемир, ловя взором этих аскетов растительного царства. — Неужто пустынники, страстотерпцы первых лет христианства, могли выжить в этих гиблых местах. Но, видно, могли, подобно жителям горных селений, довольствующихся малым».

Временами в дорогу вливались ущелья со следами каменной кладки. Князю показалось, что из-за одной из них за ними следили чьи-то внимательные глаза. Оптический обман? Мираж в раскалённом воздухе?

Он не сводил глаз с наполовину обрушившейся каменной стенки. То, что поначалу казалось ему булыжниками, неожиданно зашевелилось.

«Эге, да это бараньи шапки!» — догадался князь. — Он торопливо сообщил о своём открытии спутникам.

   — Стегнём коней, — отозвался Иван Ильинский, ехавший рядом.

Они дали шпоры, и кони понеслись вскачь.

   — Сторожат, наблюдают, — бросил Кантемир, нашаривая рукоять седельного пистолета: мало ли что. Но тут же подумал: вряд ли отважатся. Там их горстка — скорей даже любопытных, нежели лазутчиков. Однако впредь надобно испросить у государя эскорт из двух десятков драгун. Тем более что он собирался возвратиться в сии места и исследовать руины основательно. И не ограничиваться беглыми зарисовками, а составить основательный план, как положено серьёзному исследователю.

Кони уж были в мыле, и князь приказал перейти на рысь. Оглянулся — дорога была по-прежнему пустынна. «Так и есть, — подумал он, — не оказали себя, послеживают».

Пётр приказал разбить лагерь в версте от Тарков. Завидев князя Дмитрия, он погрозил ему пальцем.

   — Шамхал, коего истинное имя Адиль-Гирей, звал на пир, почтить нас желает. Без тебя, княже, мне не обойтись, ты же весьма помедлил. Я уж было слать за тобою собрался: не стряслось ли чего.

   — Пытался разгадать загадку древнего города, да втуне. Ни единого письма.

   — Шамхал ведает либо его люди.

Над Тарками, словно маяк и башня, царила плоская гора Тарки-тау. К ней были прикованы взоры путника, караван-баши, капитана парусника. На этой башне, сотворённой Аллахом, высились две башни, построенные руками людей, — две дозорные башни.

Одна из них принадлежала гарнизону российской крепостцы Тёрки. Артемий Петрович распорядился держать в дозоре посменно взвод солдат, дабы иметь наблюдение за безопасностью торговых дорог и, коли случится бесчиние, палить из пушчонки для острастки.

Служивые исправно несли сторожевую вахту, пушчонка так ни разу и не выпалила: окрест царило благонравие, и купеческие караваны, направлявшиеся в Тарки, Дербент либо в Баку и далее, чувствовали себя в полной безопасности. Воины шамхала ревностно блюли репутацию своего шамхальства.

Столица его укрылась в глубокой лощине, охраняемой горою Тарки-тау. Дома, сложенные из дикого камня, с плоскими крышами, лепились друг к другу, сталкивались, нависали, не соблюдая решительно никакого порядка.

   — Нешто это град столичный, — хмыкнул Толстой. — Камнепад, да и только.

Во дворец Адиль-Гирея вели ворота, сложенные из отёсанного камня. Верх их был украшен не очень искусным изображением барса либо льва. Сам же дворец поедставлял собою длинное, похожее на товарный амбар сооружение наполовину из камня, наполовину из самана.

Впрочем, внутри он был просторен. Скорей всего, потому, что пространство не было загромождено никакой мебелью: всюду лежали, висели и были сложены ковры, а кое-где по стенам притулились медные и глиняные кувшины и иная посуда. В центре главного зала журчал небольшой фонтан. Фонтан поболе с бассейном был устроен во внутреннем дворике, перед гаремом, где обитали шамхальские жёны и наложницы.

   — Не скажешь «стол был накрыт», — пробурчал Толстой. — Стола-то нет! гости, не исключая императорской четы, вынуждены были сидеть на корточках.

   — Ни стола, ни стульев, — прибавил князь Дмитрий вполголоса. — Вы, граф, должны бы привыкнуть к восточному гостеприимству. Стола нет ни у великого везира, ни у султана, ни даже у вельмож рангом пониже, равно и стульев. Эвон, поглядите: у шамхала только каменное седалище, навроде трона.

Слуги внесли блюда огромной величины. Угощенье — жареные барашки на вертеле — подавались особо. С них ещё стекали струйки жира прямо на ковёр, на котором, впрочем, отложились следы многих пиров.

Князь Дмитрий, улучив свободную минуту, спросил шамхала про руины, встреченные по дороге на Тарки.

   — Да-да, там был древний город, огромный город, главный город, — заулыбался шамхал, польщённый вниманием к достопримечательностям его владений. — Я велю мулле, знатоку наших достопамятностей, показать и рассказать тебе всё. Город этот именовался Семендер, что у персов означало «Войди в эту дверь».

Шамхал был предупредителен и внимателен. После молитвы он подвёл к Кантемиру учёного муллу, хорошо владевшего турецким. И на следующий день в сопровождении небольшого отряда драгун они отправились к руинами, причём мулла Ибрахим восседал на верблюде.

   — Духовному лицу не подобает ездить на лошади, ибо лошадь — животное мирское, — пояснил он.

Князь пожал плечами: ему прежде не доводилось слышать такое. Сколько он знал, конь почитался на Востоке более всех остальных тягловых животных.

Вскоре они достигли мёртвого города. Мулла был весьма сведущ в истории.

   — Да, город этот назывался Семендер, и был он одним из тех ворот, которые вели на юг. А владели им хазары — народ предприимчивый и воинственный. Много веков назад их власть распространялась на все эти земли. А столица их была в тех местах, где вы, русские, основали город именем Астрахань.

Князь Дмитрий читывал у историков древности про хазарское царство, каганат. И что было удивительно, эти тюркские племена исповедовали иудейскую веру. Их молитвенные дома напоминали те синагоги, которые ему доводилось видеть и в Константинополе, и в Яссах, и в других городах, где были еврейские кварталы. Между тем каганат одно время распростёр свою власть на все причерноморские[91] и большую часть прикаспийских земель.