Парни пораскрывали рты. Такого им явно не рассказывали. Я только с грустью улыбнулся и путь продолжился в молчании.

— А что делать теперь? — спустя время, с растерянностью спросил Хват.

— Да пытались уже и не раз, — отозвался я. — Эльфы почти тысячу лет старались вытравить из вас эту гадость, да куда там. Велика мощь Ока.

— А что потом было?

— Раскол. Затеяв смуту, люди откололись и принялись жить своим укладом, заселяя Твердь. А эльфы ушли. Им тяжелее всего было.

Услышанное ребят явно расстроило. Гвальт бросает хмурые взгляды на них, а вот мне захотелось поддержать:

— Важно помнить, что помимо плохой части, есть и хорошая. Вы ведь больше чем на половину эльфы. Поэтому не надо думать, что за вас что-то решено. В любой ситуации, перед любым шагом к пропасти, каждый человек решает делать его или нет. Вот и вы всегда думайте, прежде чем соблазну поддаваться.

Ребята дружно закивали, но я не сильно обрадовался. Самое большее чего могу добиться — это посадить в них семена правды и, возможно, когда-нибудь они взойдут. В остальное время, квасясь среди людей и попадая под их воспитание, парни вскоре позабудут нынешние откровения.

И хорошо, что забудут. Конечно, я, как и любой гном или эльф, хочу видеть среди людей нам подобных по мировоззрению. Но если взять этих двух сорванцов, радостно топающих под просвечиваемыми солнцем кронами и болтающих так же беззаботно, как и птицы вокруг, то жизнь для них станет кошмаром, возьмись я за воспитание. Не в самом процессе, а когда вернуться к своим. Что за жизнь, когда всё творящееся кругом ранит сердце и пытает душу?

Мы напились из памятного ручья, где имеется удобный для отдыха ствол поваленного дерева, а потом двинулись к дозорным позициям, оказавшись рядом с коими быстрее, чем мне бы хотелось.

— Гвальт, Бун, — окликнул я друзей, что привычно вглядываются в показавшееся селение. — Есть кое-чего, что я утаивал до сего момента.

Привычно безэмоциональный Бун, раскрасил лицо удивлением, а Гвальт того пуще.

— Прошу, поймите правильно. Этим двоим нужна помощь, а то пропадут. И я сейчас пойду с ними в Сенистр, чтобы её оказать. Дело скорое — вернусь быстро.

— Ты чего?! — возопил Гвальт. — Да хрен с ними, чего бы там не было!

— А если Королевство подставишь? — сыпанул соли на рану Бун.

Я скривился, словно от зубной боли. Всё так, но пути назад нет.

— Простите, но по-другому я не могу, — вымолвил я, отведя взгляд.

— Великий Ор! — с отчаяньем отозвался Гвальт, готовый, кажется, рвать на себе волосы.

— Ладно, — вступил Бун. — Решил, так решил. Ждём тебя здесь. Будь осторожней.

— Может хоть вместе пойдём? — заглянул в глаза Гвальт и я с большим теплом воспринял его чувства.

— Друзья, — оглядел я гномов, — слава Ору, что даровал мне вас. Очень ценю беспокойство и понимание. Не будем же прощаться. Скоро буду!

Оглянулся на замерших парнишек.

— Ну! Ведите. Проведаем этого дядю извращенца.

Увы, но поля находятся за приземистым Сенистром. Я всмотрелся в почерневшие коробки домов, крытые соломой. В животных снующих всюду, копошащихся в копнах преющей травы и в кучах животных же экскрементах. Вонь не заставила себя ждать.

Улицы были когда-то землёй, где цвёл луг, а сейчас это череда луж, ям и кочек, перевитых колеями. В некоторых лужах лежат, слабо ворочаясь, крупные животные похожие на кабана. Только запах дыма и готовки скрашивает какофонию Сенистра, но я даже не поморщился — закалён сражениями с троллями.

Есть и люди, большая часть которых толпиться ближе к большому зданию, как обозначил его Хват — харчевне. Она и покрепче, и посветлее, и даже крыша драночная.

Нас стали замечать, и я положил руку на рукоять Меча Ужаса. Некая сила словно охватила кисть и прижала покрепче. Я удивился, но пока не время разбираться к чему это.

— Хто такие и чаго нада? — вышел вперёд, заросший по самые брови мужик. Он до этого пытался обстругать полено уродливым инструментом, чем-то напоминающим топор. Оружие осталось в руке.

— Эй, не узнаёшь что ли, Крок? — отозвался Хват, выходя вперёд.

— Узнаю, — сплюнул житель Сенистра. Ростом он на полторы головы выше меня. — Токма шо за коротышка с табой? Весь блескучий, мать его.

Меня пробрала волна гнева. Пальцы до хруста сжали эфес.

— Иди уже! — скривился Хват. — Вечно ты всех задираешь. Мы к дядьке моему идём.

— Есми захочу, то отойду, а не захочу — хрен вы меня атадвините! — насупился мужик. — Чаго там собралися делать?

Хват почти тут же отвечает:

— Инструмент будем чинить и новый предлагать. Для полей.

— Этот штоле будит чинить? Кузнец штоле?

— Хватит уже разговоров! — прорычал я.

— А то чо?! — вылупился Крок.

— А вот чо! — выдохнул я и метнулся к нему.

Меч выскользнул из ножен, чуть ли не толкая руку. Пользуясь ростом и ловкостью, я оказался совсем близко. Что-то вскрикнул Хват. У Крока пошла назад правая рука, а левой он попробовал защититься. Но я коротко ударил. Противовесом, в область ярова узла. Немного ошибся и попал в кость сверху. Меч словно в отместку, что не рублю насмерть, поднажал с обратной стороны. Человека аж подкинуло. Под глухой треск он отлетел в лужу. Грязь качнулась, принимая новую тварь и едва не сомкнулась над головой. Лишь кабаноподобное животное остановило движение. Массивная голова повернулась, пятак, размером с мой кулак, ткнул грязью в Крока. Животное хрюкнуло и снова откинулось в нагретую солнцем чёрную жижу. Потревоженная тьма мух начала рассаживаться обратно, заодно приноравливаясь и к новому кабану.

Драка привлекла внимания столько, сколько смогла. Люд скопился полукругом, гудит, шумит волнуясь и тыкая в меня пальцами. Я попробовал понять настрой и подманил заодно Хвата. Семён же успел слинять.

— Что скажешь? Бить будут? Дядька твой тут?

— Не-е, его нет, — оглядел он стоящих — человек тридцать от силы, считая молодых и юных. — А их можно не боятся. Просто мордобой — это одно из главных зрелищ. Крок — местный задира и первый на кулаках. Вы его очень круто уделали, теперь никто не сунется.

— Хорошо коль так, — проговорил я, вкладывая клинок в ножны. И не стал объяснять, что боюсь другого — бойни. Совсем не хочется поить кровью запертого в мече духа.

Мы двинулись дальше, обойдя лужу и две туши в ней. Крок уже пришёл в себя и стонет, ворочаясь. Народ расступился. Я с интересом оглядел харчевню — как бы схожее по назначению с нашей столовой строение, только другой принцип.

— За золото кормят?

Хват глянул удивлённо.

— За деньги. Это может быть и золото, и серебро, и медь. Однако на один золотой Вы сможете не только есть полгода, но и жить. Тут же ещё и постоялый двор.

Я кивнул и понял, что сравнение с нашей столовой неверно. Мы едим без оплаты, при том одинаковую пищу и уж если голод, то для всех. Ну, кроме беременных и шахтёров.

— Выходит, захоти я попутешествовать, был бы богачом? — вспомнились прихваченные с собой изделия.

— Угу! — кивнул весело Хват. — Если разрешили бы, то я с Вами бы пошёл. Показать там, рассказать. Правда, бандиты бы на нас стали охотиться.

— Это почему? — удивился я, чертыхнувшись в добавок, ибо чуть не вляпался в грязь на дороге.

— Стоит кому-то прознать, что у Вас много денег, то сразу же разойдётся слух об этом. А бандитов много. В них же каждый годиться.

Я криво усмехнулся.

— А ты чего не пошёл?

— Ну-у… — задумался Хват. — Сложно среди них выжить и занять какое-никакое весомое место. Везде уже крепкие костяки, они таких как я только и ждут на мечи стражи бросить. Можно, конечно, свою банду создать, да у меня для этого нет ничего.

— Да уж, — стало противно мне.

— А ещё это путь в один конец. Главарей убивают свои же, чтобы занять их место. Бандиты много пьют всякой дряни. Дерутся, сношаются с кем попало. Болеют. Говорят, что ворованные деньги не задерживаются. Даже что их лучше тратить побыстрей, а то начнут тянуть. Мол, заболеешь.