Май не только дополнил и исправил мои картины. Он нарисовал новое: пейзажи других планет - скалистые и водные, омерзительно-чужие, звёздные карты, искажённые человеческие лица.

Я двинулся по периметру кельи, рассматривая рисунки и стараясь не обращать внимания на давящий, преследующий взгляд молчаливого Мастера.

Картину, на которой умирал Алик, Май изменил, сделав до боли подробной. Ясновидящий лежал головой на сером, седлообразном камне, вытянув руки вдоль тела и задрав вверх подбородок. Вместо глаз на его лице зияли алые мясные отверстия, кровь струилась по вискам, пропитывая светлые волосы и лужей собираясь на земле.

Только у Алика тоньше губы, и острее - до болезненности - скулы. И он выше.

Это не Алик. Это я.

Я вздрогнул и отвернулся. Мастер одобрительно улыбнулся.

Я все ещё гоняюсь за похвалой.

Я не могу прекратить уважать Мастера, даже зная, что он чудовище и не стоит моего уважения. Но он... старше. Я обязан уважать старших. Слушаться старших. Боятся старших. Как отца.

Мой путь закончится рядом с Мастером и Маем. И Максимом, который бессознательной куклой обвис в объятьях Седека.

Прижав ладони к груди я низко поклонился седому мужчине. Я насквозь механичен и предсказуем. Я не могу себя изменить.

Не удивительно, что меня загнали в ловушку и сейчас съедят.

Я сделал ещё шаг - к Маю. Он в опасности из-за меня, но я рад его видеть. Будет здорово успеть сказать, что у него восхитительная улыбка, что он хороший человек, и что он важен.

- Привет. - Я наклонился, пытаясь поймать взгляд Ракхена. - Май, слушай... тебе надо уйти. Извини, но тебе надо сейчас уйти. Хорошо?

Май закрашивал тень под очередным бизоном и как будто не слышал.

- Ракхен! - Я поймал его предплечье, мешая рисовать, чтобы он на меня наконец-то глянул.

Май стряхнул меня так резко, что я отлетел на шаг.

- Май, тебе нужно уходить!

- Я не могу. Не могу. Не сейчас. - Губы Мая едва шевельнулись. - Ещё не закончено. Не закончено. Не закончено, никогда. Когда будет закончено. Полуповорот. Когда оно летит на тебя - земля тебя любит, любит, давит, обнимает, погружает вниз, за запястья. Полуповорот. Всё входит в это. Ты идёшь ниже и ниже. По спирали. Спираль пожирает. Ещё не закончено.

Я отшатнулся. Внутренности свернулись в ледяной узел.

Взгляд у Мая был больной и твёрдый. Неподвижный. Губы - сухие, с белыми корочками. Он здесь давно. Очень давно. Он измождён и обезвожен.

И он выполняет мою обязанность: заканчивает то, что не дорисовал я. Густой горькой волной нахлынула вина: Май - совершенно, полностью, съехал с катушек. Из-за Рыбы, Мастера, Лабиринта. Из-за меня.

Как хирургическая нить, которую протягивают под кожей, шевельнулось зерно.

- Зачем? - Повернулся я к Седеку. Зачем он это сделал с Маем? Ведь Май не такой, как я. Не такой, как Ксавье, или Максим.

- У всего есть цена, Ольгерд. - Мягко сказал Мастер. - Жаль, что ты вынужден платить её так.

Седек протянул руку, как будто хотел погладить меня по волосам. Я отступил.

- Зачем?!

- Твой учитель гениален, но лишён силы. Мальчик Саградова наполнен ею, но абсолютная бездарность. Для проекта нужны обе составляющие.

Мастер развёл руки, позволяя сыну Саградова соскользнуть на пол. Я подхватил его, смягчая падение. Прижал пальцы к шее Максима - его кожа была прохладной, но пульс прощупывался.

- Потом закончишь. - Обернулся Мастер к Маю, - Оставь нас.

Май поднялся, цепляясь ногтями за стену.

От затылка Мая к животу Мастера тянулся зелёный мерцающе-нематериальный жгут. Как будто Май - его кукла. Такой же точно поводок обвивал шею Фишера.

Ракхен уходил, кажется, даже не узнав меня. Когда он перешагнул порог и покинул келью, дверной проём поплыл, смещаясь, растягиваясь... и исчез.

Комната замкнулась так же, как когда Мастер утопил Ксавье.

Далеко прогрохотало. Я думал молния, но вслед за раскатом задрожала земля, а мне в лёгкие будто попала песчинка. Крохотная, но острая, мешающая невероятно - и приближающаяся.

Нет, не мне. Лабиринту. Кто-то взломал одну из его стен и насильно проник внутрь. Лабиринту больно - и мне больно.

Песчинка скребла. Мастер закашлялся, прикрыв рот платком. Затем едва заметно улыбнулся.

Загрохотало опять, бессознательный Максим покатился по сотрясаемой земле. Он нужен Мастеру не только, чтобы съесть. У действий Седека всегда несколько целей: Мастер заманил в Лабиринт всю организацию Саградова. Потому что Саградов пришёл бы за Максимом даже в ад... даже из ада. И доктор Девидофф пришла бы.

Он примется за них, закончив со мной.

Я шагнул к Мастеру, намереваясь... не знаю, наверное, ударить. Все стало неважным. Я шёл потому, что так положено. Механически, без желаний, или эмоций.

Мастер указал рукой на камень в центре зала. Вечность назад мы сидели на нём с Маем.

- Ложись. - Приказал Седек.

Я подошёл и лёг лицом вверх, подставляя шею чужому рыбьему небу, сияющим точкам звёзд, пробивающимся сквозь мантию. Это странно, но не страннее того, что я подчиняюсь Мастеру. Нет, не странно. Правильно.

Сейчас Мастер меня сожрёт.

- И от меня ничего не останется. - Тихо сказал я.

Я не мог сопротивляться. Вселенная так не работала, сами законы физики не допускали сопротивления.

Камень уютно поддерживал затылок и плечи. Поступать правильно всегда удобно.

Небо пульсировало жемчужными перекатами мантии и яркими звёздами. Всё было ясным. Впервые я понимал, что происходит. Я умру сейчас, вот что.

Когда я ложился, из кармана куртки выпал красивый нож Фишера. Откуда он взялся? Он же остался в пещере... Мастер поднял нож. Хмурясь, повертел в руках.

- Значит, это ты его убил... - Склонился надо мной Седек, закрывая чужое небо, - Что ж, будет только справедливо...

Он поднёс нож к моему глазу. Моё лицо отразилось в прямом широком лезвии под странным ракурсом, захватывающим, как в кубизме, слишком много. Я бы нарисовал. Как нарцисс, заглядывающий в пруд, я видел себя... лучшим. Правда, лучшим.

Отражённое лицо было спокойным. Одухотворённым. В расширенном взгляде ожидание, а не ужас. Сомкнутый легко рот. Тонкий нос и тонкие скулы. Я похож на маму. Впервые я смотрел на себя, и мне нравилось, что я вижу. Я был спокоен - и был красив. Как одна из тех фарфоровых кукол, что нравятся девчонкам.

Мастер двигался болезненно-неспешно. Это не он замедлился, это я спешу жить. Всё обрело остроту и свежесть. Мне было хорошо.

- Лежи тихо. - Мастер положил тяжёлую ладонь мой на лоб. - Выживешь - и я оставлю тебя при себе. Тебе же нравится Мария?

«Оставлю при себе как одну из искалеченных кукол,» - дополнил мысленно я. «Как Марию.»

Спокойствие, чужой, обволакивающий паутиной контроль, рассыпались.

Я - ложь. Я - пустая шелуха. Во мне нет ничего настоящего, ничего, что не было бы ответом на действия других, реакцией на рывок нити и вживлённой программой. Всё это ложное, всё это неправда. Но всё это достойно сохранения. Будущего. Я жить хочу!

Нож двинулся вниз.

Я дёрнулся, выворачивая голову из-под руки Мастера. Толкнул Седека кулаком в плечо, пытаясь освободиться. Лезвие чиркнуло под глазом, ослепив на миг короткой резкой болью. Кровь брызнула вверх, на звёзды и на лицо Мастера.

Тяжёлый, как сама Вселенная, он навалился на меня. Я сопротивлялся, пытаясь вырваться, сбросить его. Не подпустить нож. Мастер прижал мою голову к камню - на этот раз так сильно, что казалось, череп вот-вот лопнет. Я задыхался, и хотелось орать от отчаянья. Он слишком тяжёлый, слишком старый и слишком сильный.

Я вспомнил, что у меня есть ноги, и двинул его коленом в живот. Один раз.

Мастер впился пальцами мне в волосы и ударил головой о камень. Пройдя по черепу, импульс отозвался в шее и позвоночнике. В глазах потемнело, а затем вспыхнуло. Боль расколола голову на части. Седек ударил ещё раз. И ещё. Тьма упала неподъемным занавесом, и я сопротивлялся ей долгий миг, прежде, чем отключиться.