— Я понимаю ваше удивление, но не нахожу нужным объяснять, как мы узнали ваше настоящее имя и цель вашего путешествия в Перу. Правительство Ее Величества не менее правительства Нидерландов заинтересовано в уничтожении перуанской монополии на хинную кору. Поэтому мы предлагаем: заготовленный вами „товар“ вместо Голландии отправить в Англию.
— Но это нечестно! — возмутился Мюллер.
— Ха-ха, нечестно! — раздался ехидный смешок Морриссона. — Честно лишать Перу его национального богатства, а передать хинные деревья Англии вместо Голландии, оказывается, будет нечестно! Ха-ха-ха! За эту небольшую услугу, которую вы окажете правительству Ее Величества, вы получите все, что пожелаете: деньги, славу, титул. Думаю, что сделка представляет для вас известную выгоду. Ничем не рискуя, вы можете только выиграть. Кроме того, наше консульство гарантирует полную неприкосновенность как лично вам, так и вашему багажу. Мало вам этого? — Не меняя своего положения и не поворачивая головы, человечек сверкнул глазами в сторону Мюллера. Его пальцы продолжали барабанить по серебряному набалдашнику.
— А если я не приму вашего предложения, мистер Морриссон?
— Тогда полицейское управление Мольендо получит краткое сообщение, в котором самым любезным образом попросят перуанскую полицию обратить внимание на любознательного путешественника Мюллера и более подробно осмотреть его багаж. Думаю, что результат такого осмотра весьма обрадует уважаемую перуанскую полицию.
— Это же вымогательство!
— Зачем употреблять такие сильные выражения, герр Мюллер? Я вам предлагаю сделку, а вы можете принять ее или отказаться. Обдумайте все спокойно и основательно. Я не тороплюсь!
Мозг Мюллера работал с лихорадочной быстротой:
„Что же делать? Принять или не принять гнусное и подлое предложение английского агента?“ В одном случае Мюллер обрекал себя на позор и бесчестие. В другом он обрекал на провал то дело, которое стало смыслом его жизни, ради которого он перенес столько лишений и затратил столько трудов.
Мюллер принял решение:
— Хорошо, я принимаю ваше предложение!
— Мне нравится ваше благоразумие, герр Мюллер. В течение одной недели вы получите от перуанского правительства разрешение беспрепятственно покинуть страну. Можете сесть на наш корабль „Урсулу“, который отходит прямо в Англию. Пароход примет ваш багаж в полной сохранности. До скорого свидания, герр Мюллер!
Мистер Морриссон встал на свои коротенькие кривые ножки и самым любезным образом поклонился Мюллеру. Затем он надел свой черный котелок и засеменил к выходу из таможни. Вскоре его небольшая фигурка скрылась за ближайшим углом.
С океана доносился шум разбивавшихся о прибрежные скалы волн. Соленые брызги разлетались туманной пылью, охлаждая вечерний воздух. Солнце давно уже скрылось за горизонтом.
Глава XVI
Отъезд. Джон Морриссон обманут. Фрегат „Принц Фридрих Нидерландский“. Благодарность плантаторов и торговцев.
Расставание было тяжелым. Мюллер пытался убедить Пепе уехать с ним в Европу или на Яву, но индеец категорически отказался. Он инстинктивно чувствовал, что всюду вне родины будет несчастным. Ему всегда будет недоставать родных гор, безбрежного тропического леса с дикой Ла-Монтаньей и неприступных скал Сьерры. Поэтому Пепе даже и со своим благодетелем не согласился уехать из Перу.
Полтора года они прожили вместе. Взбирались на снежные вершины гор, блуждали в лесах, переплывали реки и озера, делили трудности и невзгоды путешествия, помогали друг другу в минуты опасности и испытаний. Теперь каждый из них должен был идти своим путем.
Мюллер подарил Пепе все лишние вещи и щедро вознаградил его за труды. Но Пепе это не интересовало, он даже и не взглянул на подарки. Он стоял на набережной Ислая и не спускал глаз с английского корабля „Урсула“, который, готовясь выйти в открытое море, уже снимался с якоря и поднимал паруса.
В лучах утреннего солнца одинокая фигура Пепе напоминала бронзовое изваяние.
С палубы корабля Мюллер на прощанье махнул ему рукой. Это расставание было для него очень тяжелым. Он даже втайне желал, чтобы „Урсула“ скорее скрылась за стеной мола и вышла в океан. На сердце у него была тяжесть, которая его душила, к горлу подступал комок. Когда, наконец, корабль отчалил от берега и ветер надул его паруса, Мюллер дал волю своим чувствам, и обильные слезы потекли по его щекам.
Расстояние между ним и Пепе быстро увеличивалось, и он уже не мог видеть, как по неподвижному и суровому лицу индейца скатились две большие чистые слезы, которые Пепе и не пытался скрыть.
В открытом море, милях в тридцати от берега, на горизонте показался военный фрегат, который взял курс прямо на „Урсулу“.
Когда корабли сблизились, капитан „Урсулы“ увидел, что это голландский военный корабль „Принц Фридрих Нидерландский“. Капитан „Урсулы“ был крайне озадачен необычайным курсом фрегата.
Он удивился еще больше, когда „Принц Фридрих Нидерландский“ подал сигнал „немедленно остановиться“.
— Сигнал непонятен! — ответили с „Урсулы“.
— Остановитесь немедленно! — повторили с фрегата.
— По какой причине? — запросили снова с „Урсулы“.
— У вас на борту нежелательный пассажир! — ответили с фрегата.
Оба носовых орудия фрегата были угрожающе направлены на „Урсулу“.
Капитан „Урсулы“ окончательно растерялся. За всю его долгую морскую службу с ним ничего подобного не случалось. Чтобы иностранный военный корабль в мирное время осмелился остановить английский корабль самого могущественного флота в мире! Это было неслыханно! Он просто не верил своим глазам. И все же это было так. Орудия „Принца Фридриха Нидерландского“ были наведены на „Урсулу“. Их красноречивый вид не вызывал никаких сомнений. Пока капитан „Урсулы“, подчиняясь силе, отдавал приказание остановить корабль, к нему подошел немецкий путешественник, который вместе со своими странными гробами сел на корабль в Ислае.
— Я желаю сойти с вашего корабля, сэр! Прошу дать распоряжение, чтобы для меня и моего багажа немедленно спустили шлюпку.
— Это безобразие! Это насилие! — закричал капитан. — Я никому не позволю давать мне указания в открытом море!
— Мне кажется, сэр, что вы скорее предпочтете выполнить мою скромную просьбу, чем увидеть красавицу „Урсулу“ на дне океана. К тому же с моим уходом вы ничего не потеряете.
— Но объясните мне, ради бога, что эта за шутки? В Кальяо я немедленно пожалуюсь перуанским властям на произвольные действия „Принца Фридриха Нидерландского“, — продолжал кричать капитан.
— Прежде чем сообщать кому-либо о сегодняшнем происшествии, посоветуйтесь лучше с вашим консулом в Кальяо. Он, быть может, объяснит вам, что по его настоянию вы приняли на борт контрабандиста из Перу, за что перуанское правительство потребует ответа как от него, так и от вас.
— Ей богу, не понимаю! Ничего не понимаю! — прошипел капитан.
— Я и есть этот контрабандист, сэр! И в ваших интересах поскорее от меня отделаться. Поняли вы, наконец? Пусть остальные вопросы решают между собой английское и голландское правительства.
— И что же, я должен вас перевезти на „Принца Фридриха Нидерландского“? — снова спросил капитан.
— Да, сэр!
— Хорошо, подчиняюсь насилию, но за все это вы будете отвечать перед английскими властями!
— Ничего не имею против, сэр! Передайте мой сердечный привет его превосходительству господину английскому консулу в Кальяо.
Мюллер усмехнулся и, вежливо поклонившись капитану, направился к шлюпке, которую уже спускали на воду.
Он остался доволен собой: игра с Джоном Морриссоном была выиграна. Мюллер знал, что английский консул не позволит разглашать это происшествие, так как он первый будет поставлен в неудобное положение перед перуанскими властями. Вместе с ним будет скомпрометировано и английское правительство. Что сказало бы перуанское правительство, если бы узнало, что английский консул в Кальяо помогал Карлу Хасскарлу вывезти из Перу семена и деревца? Вместо того, чтобы передать его полиции, консул выхлопотал Хасскарлу визу и предоставил ему возможность выехать на английском корабле из Перу, связав себя таким образом по рукам и по ногам. Он никогда не решится поднять вопрос о незаконной остановке „Урсулы“ голландским военным кораблем в открытом море, так как сам действовал незаконно. Узнав, что добыча выскользнула у него из рук, он немного покричит, покусает себе локти, но этим все дело и кончится. И поделом ему за его подлость.