Но Мюллер так легко не сдавался. Он чувствовал, что его спасение в быстроте. Вспыхнувшая в стране революция до известной степени благоприятствовала его бегству. Правительственные чиновники и полиция были заняты преследованием своих политических противников. Но можно ли было на это рассчитывать? И до каких пор?

Поэтому без всяких задержек — вперед и только вперед, к берегам океана! Как медленно шли тяжело нагруженные мулы! Гробы с нарисованными на них черными черепами, покачиваясь на их спинах, зловеще поскрипывали. При виде таинственного каравана люди разбегались. Мало ли на свете чудаков, но такого чудака, как этот немец, который перевозит старые человеческие кости, они еще не встречали. И все с готовностью уступали ему дорогу, лишь бы скорее он проваливал со своим страшным грузом.

Труднее всего ему пришлось на таможне. Мюллер обдумал все до мельчайших подробностей. На всякий вопрос у него был готов подходящий ответ. Но все же, разве можно было все предусмотреть?

Мюллер пошел в таможню, чтобы предварительно выяснить некоторые вопросы в связи со своим отъездом.

Начальник таможни встретил его весьма загадочным образом.

— Ну вот, наконец-то вы прибыли. Как ваше путешествие? Остались ли вы довольны вашей поездкой по Перу?

Мюллер вздрогнул. Этот человек что-то знает. Должно быть, ему кое-что известно. Означает ли это, что перуанские власти уже раскрыли его деятельность и теперь играют с ним, как кошка с мышью?

Но если им все известно, зачем даром тратить время? Наверное, его арестуют сразу же как только осмотрят гробы.

Мюллер все же не растерялся и ответил совсем спокойно:

— Спасибо. Путешествие было очень приятным. Вы живете в прекрасной стране. Какие чудесные горы!

— Нам приятно слышать, что наша страна вам понравилась. Удалось ли вам найти то, что вы искали? — Лицо таможенника расплылось в любезной улыбке, обнаружившей два гнилых передних зуба. Он нагнулся и шумно сплюнул в сторону табачную жвачку.

Мюллер не знал, что отвечать. Что таможенник хотел этим сказать?

— Я продолжу свои исследования в Германии и только тогда смогу прийти к окончательным выводам, сеньор, — ответил он уклончиво, желая выиграть время и выяснить намерения своего собеседника.

— Я знаю, кто вы такой. Вы не тот, за кого себя выдаете. Вы никакой не Мюллер!

— Ну кто же я такой? — Голос Мюллера слегка дрогнул.

— Будьте покойны, ваше высочество. Я не выдам вашу тайну.

— Какое высочество, какая тайна, сеньор? Я вас не понимаю, — сказал Мюллер с удивлением.

— Как не понимаете? Вы боитесь за свое инкогнито, но я вас не выдам, ваше высочество!

— Но я в самом деле вас не понимаю! О чем вы говорите? Какое инкогнито вы имеете в виду, сеньор?

Таможенник подошел к Мюллеру и наклонил голову. От него несло тяжелым водочным перегаром. С таинственным видом он прошептал Мюллеру:

— Нам известно, что вы герцог Вюртембергский, ваше высочество, и что по Перу вы путешествуете инкогнито, но, повторяю, я не выдам вашу тайну!

Говоря это, он таинственно улыбнулся.

Окончательно сбитый с толку, Мюллер с недоумением посмотрел на таможенника. У него отлегло от сердца. Но как такая дикая идея могла прийти в голову этому чудаку?

Впрочем, теперь это никакого значения не имело. Главное было то, что настоящее имя Мюллера не было известно властям. А если им угодно, пусть принимают его хоть за французского короля или даже за китайского императора.

Мюллеру это было совсем безразлично. Он сразу же решил использовать создавшееся положение и в свою очередь, с таинственным видом нагнувшись к уху чиновника, доверительно сказал:

— Мне приятно, что не другому, а именно вам стала известна моя тайна. Я рассчитываю на ваше благородство. Прошу вас, сеньор, сохранить ее до моего отъезда из Перу.

— Разумеется, сеньор… Мюллер. Вы можете на меня положиться. Я знаю, что значит государственная тайна, и вас не подведу. Мои уста — могила. — При этих словах таможенник посмотрел на Мюллера с видом заговорщика и подмигнул ему в знак сообщничества.

Разговор продолжался недолго. Но это были минуты такого напряжения, что, выйдя наружу, провожаемый любезными и угодническими поклонами чиновника, Мюллер должен был сесть на скамью, чтобы успокоиться после пережитого волнения. Голова у него все еще кружилась. Он мог ожидать всего, он все продумал, перебрал все возможности, но чтобы его приняли за герцога Вюртембергского, подобное не могло даже прийти ему в голову.

Теперь, когда опасность миновала, он едва удерживался от смеха. И с чего он это взял, глупец? Уму непостижимо!

Мюллер этого так никогда и не узнал.

Он сидел на скамейке у самой воды. До него долетали соленые брызги. Солнце уже склонялось к западу. Лучи его отражались на медно-красных гребнях волн. Вот пролетели две чайки, едва касаясь белоснежными крыльями изумрудной воды. От свежего морского воздуха веяло спокойствием. Впервые после многих месяцев напряжения и тревог, Мюллер наслаждался тишиной наступавшего вечера.

Вдруг он очнулся и поднял голову. К нему приближался маленький человечек неопределенного возраста. На нем был немного поношенный, неподходящий ни к месту, ни к климату черный сюртук. В руках он держал палку с серебряным набалдашником. Человек шел мелкими шажками, как обыкновенно ходят люди, страдающие одышкой.

Незнакомец остановился в двух шагах от Мюллера. Учтиво приподняв свой черный котелок, он попросил разрешения сесть рядом с ним.

Тот в знак согласия кивнул головой.

Человечек подошел к скамейке, провел по ней пальцем, чтобы убедиться, нет ли пыли, и, переложив котелок в другую руку, в которой держал палку, сел. Опираясь обеими руками на серебряный набалдашник, незнакомец уставился на безбрежную ширь океана.

Мюллер встал, собираясь уходить. Приход незнакомца нарушил его покой. Сколько дел предстояло еще сделать, прежде чем сесть на спасительный корабль…

Незнакомец как будто угадал его мысли. Не двигаясь с места и все так же глядя на океан, он едва слышно сказал:

— Вы слишком спешите, герр Хасс…карл. Не хотите ли побеседовать. Здесь так хорошо.

Как ужаленный, Мюллер отскочил в сторону.

— Не бойтесь, герр Хасскарл! После стольких лет скитаний под чужим именем, мне кажется, вам будет интересно немного побеседовать под своим настоящим именем.

Человечек барабанил пальцами по серебряному набалдашнику палки. Морской ветерок шевелил его редкие сильно выгоревшие на солнце волосы. Он продолжал неподвижно сидеть на скамейке.

С ужасом, как на явившийся из преисподней призрак, смотрел на него Мюллер. Он с трудом вымолвил:

— Я… я не понимаю, господин, о чем вы говорите…

— Сейчас я вам объясню! Имейте немного терпения меня выслушать. Это в ваших интересах. — После короткой паузы незнакомец продолжал: — Когда-то в красивом рейнском городе Бонне учился молодой студент-ботаник. Этого студента звали Карлом Хасскарлом. По странной игре случая студенту Хасскарлу пришлось драться на дуэли с другим студентом, который много лучше его владел шпагой. Поединок закончился ранением Хасскарла в левую щеку. Шрам от этой раны остался у него на всю жизнь.

Молниеносным движением, которое никак не соответствовало его поведению до этого момента, человечек, быстро вскочив, схватил Мюллера за подбородок:

— Вот этот шрам, герр Хасскарл! Будете ли вы еще упорствовать?

Мюллера бросило в холодный пот. Он слушал незнакомца с широко раскрытыми от неожиданности и ужаса глазами. Нанесенный ему удар был рассчитан точно. Мюллеру потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя и обдумать ответ. Холодные серые глаза человечка в черном сюртуке как бы пригвоздили его к месту, и он был не в состоянии шевельнуться. Наконец, переведя дух, Мюллер с трудом прошептал:

— Что вы от меня хотите? Почему вас занимает эта история?

— Что хочу! Многого! Выслушайте меня спокойно! Сильные волнения пользы здоровью не приносят. — И человечек едва заметно усмехнулся. — Но позвольте мне прежде всего представиться — он слегка привстал со скамьи и наклонил голову: — Джон Морриссон, сотрудник английского консульства в Мольендо. Для вашего удобства впредь я буду вас называть герр Мюллер. Полагаю, что вы ничего не будете иметь против. Быть Мюллером в Перу намного выгоднее и безопаснее, чем Хасскарлом. Не так ли? — В голосе незнакомца слышались иронические нотки. Он снова повернулся к океану и положил подбородок на серебряный набалдашник палки, которую держал между коленями.