Молодой индеец не имел обыкновения расспрашивать своего господина о его намерениях. Он точно исполнял распоряжения, не задавая никаких вопросов.

Началась спешная работа.

Они снова собрали доски разобранных гробов, которые привезли на мулах и ламах из самой Лимы. Как и договорились с Вебером, они с внутренней стороны выложили гробы стеклом. Чтобы стебли и ветки растений предохранить от повреждении при перевозке, они старательно обвернули их шерстью ламы. Корни покрыли землей, которая была предварительно насыпана в гробы. Над этим местом проделали небольшие отверстия для поливки, растений в пути.

Наконец все было готово к отправке.

После того, как Мюллер еще раз убедился, что все в порядке, он с удовлетворением посмотрел на оба готовых гроба. Но вдруг вспомнил еще о чем-то.

Он пошел в хижину и вернулся оттуда с кистью и банкой черной краски. Опытной рукой Мюллер старательно нарисовал на каждом из гробов по два больших черных человеческих черепа.

Пепе удивился зловещим рисункам на стенках гробов.

— Зачем это, сеньор?

— Я сейчас тебе скажу что-то очень важное, Пепе! Я должен остаться здесь на некоторое время, так как еще не закончил свои исследования, а ты вернешься в Лиму один и перевезешь гробы. Ты согласен? Задача трудная и опасная!

— Пепе сделает все, что хочет сеньор.

— Что же делать, Пепе. Так нужно! Со мною останется Казус. Ну, как? Сможешь ты вернуться один в Лиму? Я дам тебе денег и все, что необходимо для дороги.

Внимательно выслушав своего господина, Пепе кивнул головой.

Мюллер продолжал:

— Эти деревья и семена нужно доставить в Лиму в полной сохранности. Ты их передашь моему соотечественнику Веберу. Там я буду продолжать свои опыты с ними. Вот и письмо! — Мюллер вручил ему большой запечатанный конверт. Письмо будешь беречь как зеницу ока и, смотри, никому его не отдавай.

В знак своего согласия Пепе снова кивнул головой и спрятал письмо за пазуху.

— Никто не должен знать, что лежит в гробах! Если это откроется, могут задержать нас обоих. А поэтому, если будут спрашивать, что в них находится, отвечай, что это скелеты умерших людей, которые я выкопал в Ла-Монтанье и отправляю в Европу. Понял, Пепе?

— Да, сеньор!

— Берешься выполнить это поручение?

— Да, сеньор!

Этими словами верный Пепе подтвердил готовность на все жертвы ради своего господина и благодетеля. Многословие с ним было излишне. Молчаливый, как все индейцы, он предоставлял своим делам говорить вместо себя.

Посылая Пепе вперед с семенами и молодыми цинхонами, Мюллер хотел дождаться в Ла-Монтанье извещения от Вебера об их благополучном прибытии и пересылке в Голландию. Если бы посылка почему-либо не дошла до места назначения, он мог бы организовать отправку новых цинхон и семян из Ла-Монтаньи.

Тайной отправке деревьев и семян из Анд помогло то, что „белый кокеро“ снова таинственно исчез в тропическом лесу. Таким образом Гансен ничего не знал о получении цинхон и о внезапном отъезде Пепе. Мюллер не сомневался в благородстве шведа, но опасался его болтливости, благодаря которой истина могла стать известной во всей Ла-Монтанье и повредить делу.

— Прощай, Пепе! Счастливого пути! — И перед тем как расстаться с верным индейцем, Мюллер его обнял. На его глазах показались слезы. Опять приходилось оставаться в одиночестве! Сколько времени оно продолжится? Неизвестно.

— Прощай, сеньор! Сеньор, не бойся! Пепе будет в Лиме, верное слово. Пепе хорошо знает Анды! — успокаивал молодой индеец своего господина, в последний раз проверяя навьюченных мулов. Оба животных, нагруженные гробами и пожитками Пепе, смирно стояли на каменистой тропе, лишь изредка постукивая копытами.

Мюллер проводил Пепе до края поляны, на которой стояли хижины индейцев, возделывавших коку. Здесь он нанял кокеро для сопровождения Пепе до Уануко, и они расстались. От Уануко до Лимы Пепе должен был сам позаботиться о переезде.

„Удастся ли Пепе выполнить поручение? Не выдаст ли он себя чем-нибудь в пути и, тем самым, не провалит ли все дело? Сможет ли проявить этот полудикий индеец достаточно сообразительности, энергии и воли?“ — эти сомнения мучили Мюллера. Он гнал их от себя как назойливых мух, но они настойчиво возвращались снова.

Нет, нет! В одном только он не сомневался: в верности и в преданности Пепе. „Человек с таким золотым сердцем, как Пепе, оправдает доверие“, — убеждал себя Мюллер, и это укрепляло его веру в успех дела.

— В добрый час, Пепе! Всего хорошего! Будь осторожен!

Пепе махнул рукой и высоко поднял ружье, которое Мюллер подарил ему на прощанье.

Вскоре он скрылся среди высоких деревьев и густых лиан Ла-Монтаньи.

Глава XIII

Возвращение из Ла-Монтаньи. Шкура онца. Мюллер тяжело болен.

Вот уже три месяца, как Мюллер ждал от Вебера известий о приезде Пепе и о получении посланных цинхон. Неизвестность начинала его сильно тревожить. Почему Вебер не пишет? Почему Пепе не дает о себе знать?

Не случилось ли с ним какого-нибудь несчастья? Что тогда? Неужели все усилия оказались напрасными и надо начинать все сызнова? Но как?

Наступил период дождей. Подошел ноябрь. С неба низвергались потоки воды. Нельзя было выйти наружу. Всюду проникала влага. Все было мокро. Даже горевший огонь не спасал от сырости. Все свои вещи и одежду Мюллер перенес поближе к огню, но они не просыхали. Даже порох, который необходим для жизни в Ла-Монтанье, превратился в черную кашу, и Мюллеру приходилось постоянно его подсушивать. Уже сколько раз его ружье давало осечку!

Оружие ржавело. Труднее всего было прочищать от ржавчины ружейные дула. А без ружья в Ла-Монтанье человека ожидала верная гибель. Эта мысль приводила Мюллера в ужас. Что он станет делать без оружия в диком тропическом лесу?

Хорошо, что по крайней мере у него было много, даже слишком много времени! Целыми днями до поздней ночи Мюллер чистил и протирал оружие и вещи. Отложив в сторону старательно вычищенный нож, он принимался за ружье. Кончал с ружьем и принимался за кухонную посуду. А на другой день и нож, и ружье, и кастрюли снова были покрыты ржавчиной.

И снова надо было их чистить, одно за другим, и так изо дня в день… Борьба с влагой и ржавчиной стала его главным, повседневным занятием.

А одежда и постель? Как мечтал Мюллер о том дне, когда сможет снова надеть на себя сухую одежду и лечь в сухую и чистую постель!

И все же Мюллер ежедневно посвящал несколько часов своим научным занятиям, приводил в порядок и систематизировал свои заметки и материалы, собранные за несколько месяцев его жизни в Ла-Монтанье и за время путешествия по Андам. Само собою разумеется, что больше всего внимания он уделял хинному дереву и климатическим и почвенным условиям в Андах. Наряду с этим его интересовали и другие растения и животные, которых он впервые здесь встретил.

В течение этих трех месяцев его иногда посещал Олаф Гансен.

Он оставался ночевать и спал на кровати Пепе. Эти вечера были для Мюллера праздничными. Они оба сидели на низких деревянных стульчиках у вечно дымящегося очага, курили, приводили в порядок свои вещи, чистили их от ржавчины и мирно беседовали до поздней ночи. Рассказам и воспоминаниям „белого кокеро“ не было конца.

Как был ему благодарен Мюллер за советы, данные во время постройки хижины! Красивая полянка, которую сначала выбрал сам Мюллер, сейчас была покрыта водой. Что бы он сейчас делал в этом болоте, если бы в самом деле построил там свое жилище? Да и мулы были спасены от кровожадных вампиров только благодаря Гансену.

— Если это будет продолжаться, — пошутил однажды вечером Олаф Гансен, — скоро и ты превратишься во второго „белого кокеро“. Как видно, здешняя жизнь тебе пришлась по вкусу, герр Мюллер?

— Нет, сеньор Гансен! Ла-Монтанья мне порядком надоела, но дожди заставляют меня оставаться на месте.