Лагерь каскарильерос был разбит на полянке среди девственного леса. Он состоял из нескольких хижин, построенных из бревен и покрытых корою и листьями. У хижин лежали вязанки высушенной хинной коры. Около двух горевших костров, на земле и на деревьях, сушились еще сырые куски хинной коры.

У хижин их встретили трое других индейцев. Каскарильерос были все высокого роста, с мозолистыми от тяжелой физической работы руками. В лесном полумраке их лица выглядели бледными и изможденными. Они были вооружены луками, стрелами и копьями, а на поясе у каждого висел нож. Их единственной рабочей принадлежностью был топор. Несколько топоров были забиты в стволы деревьев. Топорами они рубили хинные деревья и ими же отделяли нежную кору.

Старший из каскарильерос, Хосе, спросил неожиданных гостей, нет ли у них с собой коки. Индеец объяснил, что их запасы кончились еще неделю тому назад, а караван, который должен был забрать высушенную кору, а им доставить коку, что-то запаздывает.

Мюллер раскрыл висевшую у него на поясе кожаную сумку и отдал всю имевшуюся у него коку старому каскарильеро.

Дрожащими руками индеец взял драгоценные листья и тут же разделил их между своими товарищами. Прежде чем Мюллер сообразил, что происходит, все пятеро индейцев скрылись среди деревьев в лесу. Еще на ходу они посыпали листья коки бело-пепельным порошком и с видимым наслаждением начали их жевать. Немного погодя, наглотавшись сделавшейся жгучей от листьев коки слюны, они неподвижно растянулись на земле. Уставившись в небо остекленевшим взглядом, они не замечали ничего вокруг. Индейцы перенеслись в блаженное царство великого Манко Капака.

Но не прошло и получаса, как индейцы вернулись. Их лица были освеженными и успокоенными. На губах играла блаженная улыбка.

Старик индеец засуетился. Ему хотелось угодить своим гостям и отблагодарить их за подарок. На огонь поставили котелок с кукурузой, и она вскоре закипела. Из костра выгребли большую кучу углей и в нее зарыли какую-то подстреленную перед этим дичь. Один из индейцев поддерживал огонь. С одной стороны он подкладывал дрова, с другой выгребал жар.

Мюллер воспользовался свободным временем, чтобы подробнее осмотреть поляну, где они находились и где на земле была разложена кора цинхон.

Хосе давно занимался добыванием хинной коры и хорошо знал свойства и отличительные признаки различных видов хинных деревьев. Он охотно отвечал Мюллеру на интересовавшие его вопросы и, очень скоро, выкурив у костра маленькую глиняную трубочку, набитую диким черным табаком, Мюллер и каскарильеро окончательно закрепили свою дружбу.

Хосе обещал дать Мюллеру несколько десятков молодых здоровых побегов благородной калисайи и мешочек сухих семян хинного дерева. Этим он хотел еще раз отблагодарить немца за коку. А сам, конечно, не мог и подозревать, какую огромную услугу тем самым оказывает человечеству.

Но Мюллер интересовался не только семенами и побегами цинхоны. Самым подробным образом он расспрашивал об условиях, в которых растет хинное дерево, о местном климате, о почве, о влаге и так далее. Его интерес к природным условиям, в которых развивается цинхона, дошел до того, что в том месте, где росли более крепкие и здоровые деревца, он накопал земли и наполнил ею кожаную сумку, в которой принес листья коки. Мюллеру нужно было узнать точный состав почвы, чтобы можно было подыскать подходящую для искусственного разведения хинного дерева на Яве.

Если бы он только знал, что для разведения цинхоны достаточно одних семян, что теперь известно всем натуралистам, он, конечно, не проявлял бы такого интереса к побегам дерева, а довольствовался бы обещанным ему старым каскарильеро мешочком семян.

Но в те времена этого еще никто не знал, а стараясь добросовестно выполнить свою задачу, Мюллер рисковать не хотел. Располагая как семенами, так и побегами, он надеялся оградить свое дело от всякого рода случайностей при разведении цинхоны вне пределов родных ей Анд.

Мясо уже испеклось, сварилась и кукуруза. Индейцы принесли готовое жаркое и разложили его на хорошо вычищенном плоском камне.

По данному Хосе знаку, Мюллер сразу же вслед за ним взял себе кусок мяса.

Но, о ужас! В руках он держал печеную обезьянью ножку. Мюллер вскочил со своего места и отбросил мясо в сторону. Ему показалось, что он держит в руках ножку ребенка. Какая же, в сущности, разница между ним и людоедами? Полный негодования, он пристально посмотрел сперва на Хосе, а потом и на остальных индейцев. Ничего не подозревая, они с наслаждением ели печеное мясо, жадно отрывая от него куски своими острыми зубами.

— И ты ешь это мясо, Пепе? — спросил с отвращением Мюллер.

— А что, сеньор? Мясо очень вкусно! Пепе голоден.

— Черт возьми, Пепе! Ну, как ты можешь есть обезьянье мясо? И тебе не стыдно?

Пепе с недоумением посмотрел на своего господина, потом перевел свой взгляд на кусок мяса, который держал в руках. Почему сердится на него господин? Что ему не понравилось в мясе? Во всей Ла-Монтанье не найти более вкусного мяса. Старый Хосе очень вкусно его приготовил!

— Очень хорошая обезьяна! Пепе любит печеная обезьяна! — Он продолжал жевать и чавкать так, что у него даже двигались уши.

И все же один вид этой пищи внушал Мюллеру отвращение. Он брезгливо отвернулся и наотрез отказался от еды.

Ему не оставалось ничего другого, как приняться за вареную кукурузу… Черпая из котелка деревянной ложкой, поданной ему одним из каскарильерос, Мюллер с наслаждением ел разваренные кукурузные зерна. Они ему казались необыкновенно вкусными.

— Эй, бродяги! — еще издали приветствовал их Олаф Гансен, сидя перед хижиной, покинутой ими четыре дня тому назад. — На этот раз даже старый кокеро не нашел бы вас в Ла-Монтанье. Куда вы исчезли так поспешно, что забыли даже бедного Казуса?

Швед сидел на срубленном дереве перед домиком, держа в зубах коротенькую трубочку. Из-под его черных обвислых усов пробивалась тонкая струйка дыма. Тяжелое ружье лежало у него на коленях.

Громко лая, Казус бросился к Мюллеру и, радостно повизгивая, начал лизать ему руки.

— Я вашего пса освободил из заключения, в которое вы, бессердечные люди, его заточили, — продолжал Гансен, добродушно улыбаясь. — Как видно, вы хорошо нагулялись в лесу! Ого, что я вижу! Пепе возвращается с крупным трофеем! Поздравляю, Пепе! Неплохой экземпляр. Самка! Большой зверь! Молодец, Пепе! Такой удачей может гордиться не каждый охотник, — болтал он не переставая, видимо, довольный благополучным возвращением путешественников, о судьбе которых он начал уже серьезно беспокоиться.

— Теперь вы не будете думать, что только вам одному дано хозяйничать в вашей дикой Ла-Монтанье, — подтрунил над ним Мюллер и сердечно пожал протянутую ему руку. — Мир невелик, и человеку трудно в нем затеряться! Приятелей можно найти всюду, достаточно только, чтобы и ты к ним относился по-дружески.

— Конечно! — одобрительно кивнул головой Олаф Гансен.

В простой маленькой деревянной хижине Мюллер, снова почувствовал себя дома. Вечером твердое ложе с подстилкой из травы и листьев показалось ему удобным и мягким. Даже шуршанье гусениц на крыше представлялось ему теперь приятным, и он вскоре погрузился в глубокий здоровый сон.

Через несколько дней старый Хосе выполнил свое обещание.

Два каскарильеро принесли на плечах четыре вязанки, в которых было пятьдесят молодых великолепных побегов цинхоны. Они же передали Мюллеру и мешочек с отборными сухими семенами. Положив свою ношу к его ногам и не говоря ни слова индейцы отошли в сторону на несколько шагов. За свой труд они оба были богато вознаграждены. Мюллер дал им еще целый мешок с листьями коки, по охотничьему ножу и по куску хлопчатобумажной ткани, а старому Хосе послал новый топор, медный котелок для варки пищи и пакет коки.

На другой день довольные подарками индейцы покинули лагерь Мюллера и направились обратно в Ла-Монтанью, к своим хижинам.

— Ну, Пепе, скорей за работу! — торопил Мюллер своего помощника. — Нужно немедленно упаковать деревца.