— Хорошо, хорошо... — шеф полиции затушил очередную сигарету. — Во сколько вы оцениваете это собрание?

— Поищите оценщика. Я всего-навсего геофизик. Меня не волнуют ваши... ваши полицейские дела.

Наймушин тронул пояс, на котором рядом с револьвером висела дубинка:

— Может, шеф, его привести в соответствие?

Начальник зло глянул на прибалта. Тот приподнялся со стула:

— Только попробуйте! Я сегодня же обращусь к адвокату...

— Вы плохо о нас думаете. Никто не собирался вас трогать... пока, — раздумчиво добавил шеф.

— Однако я на вашем месте способствовал бы нам охотней.

— Поучите своих подчиненных!

— На вашем месте, — продолжал начальник полиции, — я помогал бы местной власти с большей охотой.

— Мне, повторяю, нету дела ни до ваших полицейских забот, ни до сепаратизма ваших властей...

— Кстати, — эксперт прямо-таки сочился ехидством, — нынешняя администрация не приветствует, мягко говоря, столь узко очерченные тенденции.

Рот Закурдаева растянулся в широкой улыбке:

— Стоит ли касаться далекой от нас администрации, мудро запамятовавшей о Вашем членстве в Верховном Совете небезызвестной республики. А ведь об этом нетрудно напомнить...

Эксперт вскочил:

— Мое членство было противодействием. Я боролся изнутри.

— Ага-га. Стенограммы сохранили «яростный накал» вашей борьбы.

— Чушь! Не было никакой стенограммы!

— Было. Все было. Подобные вещи всегда закрепляются документальным образом, когда официально, а когда... Хм-м-м.

Прибалт-геофизик смотрел на шефа полиции, беззвучно шевеля губами. Затем выскочил вон.

Закурдаев повернулся к подчиненному:

— Зажми намертво доходягу, у которого изъял камни. Зажми в тиски. Хочешь — поджигай ему пятки, выдергивай через рот кишки, но узнай, откуда шел товар...

Ростислава хватились вечером. Вызванный Володей Соратник заявился сам не свой, в глазах черти высвечивали. Не доверяя подопечным, самолично обыскал комнату. В заключение обыска глянул под кровать, завернув жалкую подстилку к изножью. Отчетливый след подкроватного «лежбища» на пропыленном полу отразился в его очках. Сухой кулак Соратника выбил каплю крови из Валериковой губы. Осмотрительный Володя уклонился от причитающегося ему удара.

— Он вас подслушивал!

Валерик забыл про рассеченную губу. Дико уставился на панцирную сетку.

— О многом болтали? — слегка остывший Соратник Начал допрос...

Как и предполагал очкастый поклонник хромовых сапог, Ростислав отправился на поиски Наташи. Ее приезд сюда, в предгорье, мог объясниться только одним — она надеялась встретить здесь Пархомцева. В крайнем случае — нащупать конец той ниточки, которая привела бы ее к нему. Можно было предположить, что она направилась прямо в горы, к прабабке Ростислава. Ведь ей не было известно то, о чем догадывался он, а именно — о смерти Хатый. На автостанции могла ждать засада. Пришлось отказаться и от такси: он не запасся деньгами. Откуда бы Ростислав их взял? В редкие случаи, когда Володя вкупе с бывшим приятелем брали его с собой, за всех расплачивались первые два.

Попутки шли густо, но ему долго не везло. Водители косились на потрепанную фигуру, а затем или прибавляли скорость, или, тормознув, тотчас срывались с места, выстреливая черными клубами полусгоревшего топлива. Лишь на исходе второго часа ожидания взвизг тормозов смеялся звуком открываемой дверцы.

— Куда? — Вытянутые по вертикали овалы светозащитных очков чудом держались на курносом лике. В первый момент трудно было определить, кто сидел за рулем — мужчина или женщина. Но следом, по припухлости губ и высокой груди, Ростислав догадался, что перед ним особа женского пола.

— Куда вам?

Особа содрала очки. Именно содрала — он заметил на внутренней стороне дужек присоски. И это было не все: с таким типом лица, который скрывался за зеркальными стеклами, он встречался впервые.

Глаза особы располагались пол острыми углами к линии носа, отчего лицо женщины напоминало... напоминала что-то оленье.

— Садитесь, — она указала на свободное место рядом с собой. Голос попутчицы был низковат. А черты лица, если брать по отдельности, могли показаться излишне оригинальными. Однако в совокупности они могли вызвать шоковое состояние или грудную боль. Попутчица знала об этом, потому предупредила:

— Учтите, монтировка у меня под рукой.

Он осторожно захлопнул дверцу и уже затем спросил:

— Зачем подобрали, если не доверяете?

Плечи особы передернулись.

— Это не ответ.

— Скучно... — Ростислав не понял. Тогда ему пояснили.

— Я предпочитаю скуке боязнь.

Машина тронулась.

— Алик?.. Нарк?..

Он повернулся к «боязливой» попутчице с вопросительным видам.

— Упряжь на вас... незавидная. Как у алкоголика или наркомана.

— А-а-а. Нет-нет... Мое хобби — сумасшествие.

Его лицо хранило серьезное выражение. Особа за рулем стрельнула глазами сквозь тонкие стекла, убеждаясь, что странный попутчик не шутит.

— Это опасно?

— Что?

— Ваше хобби?

— Я тихий. Наоборот, меня обижают, — с отчетливой грустью пояснил Пархомцев.

— Ха-ха-ха...

Он обиделся. Дама-олень почувствовала его обиду:

— Не делайте плаксивой мины. Клянусь здоровьем президента, мой смех не относится к вам. Я считала чокнутой себя, но вот познакомилась с натуральным сумасшедшим и уже начинаю жалеть о собственной нормальности. Кстати, как вас называла мама? Ваша мама.

— Она называла меня Ростиславом.

— Архаика. — Что-то упало ему на колени. — Когда расчешетесь, выбросьте щетку в окно. Подозреваю, ваша голова давно не встречалась с шампунем.

Ростислав смущенно пригладил волосы:

— Думается, до того, на что вы намекаете, пока не дошло. Но щетку выкину обязательно.

Плавная смена спусков и подъемов убаюкивала; мягкое сиденье располагало ко сну. Автомобиль двигался плавно; управление находилось в твердых руках, хотя по внешнему виду узких длинных пальцев, оснащенных миндалевидными ногтями, этого нельзя было предполагать.

— Эй, ненормальный! Заснули?

Липкие тенета опутали сознание.

— Будете нагонять на меня сон, выкину на ходу. — Пархомцев посмотрел на водителя потусторонним взглядом. — Непременным условием нашего совместного путешествия является ваше бодрствование.

Смысл витиевато закрученной фразы не сразу осознался пассажиром — он клевал носом. Автомобиль тормознул, потом резко дернулся.

— Последнее предупреждение. — И почти жалобно. — Расскажите о своем сумасшествии. В противном случае усну, тогда мы оба окажемся в Катуни... Да откройте же глаза, наконец! Что вам — стриптиз продемонстрировать, чтобы взбодрить? — После минутного раздумья. — Сомневаюсь, чтобы столь крутая мера подействовала на законченного бродягу. Глаза у вас какие-то... — произнесла с отвращением, — ...снулые.

Ростислав очнулся. Залился краской.

— Осторожней. — Было непонятно, о чем он. Однако женщина олень ободряюще хихикнула...

Он испытывал удушье. Что-то жесткое ощущалось на горле, тянуло вверх, словно петля. Вот уже подошвы отделились от земли... Дыхание пресеклось... В легких, зародился хрип... Перед глазами — многоцветные миражи, в ушах — стократное эхо... Ни внизу, ни над головой, ни по бокам — нигде нет опоры, только склизкая зыбь. Эх, сказочный век! Какая бабка, неужто безумная Арахланиха, нашептала небылицы о земном рае? Какой спрос с безумной старухи? Надобно ль самим быть простофилями да верить в бредни ловких людей. Любому ведомо: сладки речи по хитрой нужде ведутся.

Арахланиха? Да вот она! Наискосок от Ростислава прибежища. В бобылках обретается.

...С некоторых пор уверовала убогая в телекомментаторов. Уверовала истово, не в пример новообращенным мусульманам, которые столь сильно почитают Коран, что не имеют ни времени, ни сил, дабы следовать самим наставлениям Книги Книг.