– Добролюбов? Вячеслав Михайлович?

Он кивнул и обернулся – позади стояли двое полицейских.

– Пройдемте с нами.

Глава тринадцатая. Полковник

– Значит, говоришь, помочь хотел? Тоже мне, Робин Гуд нашелся, – хмыкнул полковник.

Слава не успел прочесть табличку на двери кабинета, в который его привели, но обстановка была солидная – свежий ремонт, большой Т-образный стол, кожаные кресла, портрет президента на стене над столом. Да и в звании начальника, который вальяжно развалился перед ним в кресле, трудно было ошибиться – на погонах две полоски и три звездочки.

– Ты, Робин Гуд, лучше расскажи, на кого работаешь, – за начальственным столом сидел еще один человек в гражданском.

Разговором заправлял именно он. Сразу видно – мужик серьезный. Ладно сидящий деловой костюм и массивные золотые часы выдавали в нем человека состоятельного, а манера разговора и поведения – хозяина по жизни, того, кого привыкли слушаться.

Слава с детства перед высоким начальством тушеваться не привык – будь то директор школы, начальник стройки или городской чиновник – головы не опускал, разговаривал на равных.

– Вас как зовут? – спросил он у гражданского.

– Валер, ты смотри, да он совсем обнаглел, – сказал полковник. – Поучить его, как себя вести? Ты, Добролюбов, имей в виду – допрос у нас неофициальный, время нерабочее. Тебя здесь и нет, считай. А в камере мало ли, что может случиться…

– Да все нормально, Андреич, – отмахнулся гражданский и повернулся к Славе. – Меня зовут Валерий Николаевич. Я тебя слушаю.

– Валерий Николаевич, пусть наручники снимут, и стакан воды, если можно, – попросил Слава. – Я все расскажу, как было.

– Может, тебе еще и коньячку налить? – ехидно поинтересовался полковник, но Валерий Николаевич кивнул в сторону Славы, выражая свое согласие с просьбой.

Полковник неодобрительно покачал головой, нажал кнопку вызова на телефоне и отдал распоряжение. Из-за двери появился паренек в форме, снял со Славы наручники и снова вышел.

Валерий Николаевич налил из графина воды, передвинул к дальнему концу стола. Слава присел на крайний стул и жадно припал к стакану – жажда мучила с того самого момента, как его привезли в отделение.

– Кража с незаконным проникновением в помещение, статья 158, часть вторая. До пяти лет лишения свободы, – скучающим тоном сказал полковник. – Или причинение ущерба по неосторожности – административка, отделаешься штрафом. Ущерб, конечно, возместишь Валерию Николаевичу. Выбирай.

Слава поставил стакан на стол. На слово ему не поверят. Одна надежда – початая бутылка коньяка, стоявшая на столе, и две рюмки. Только как к ней подобраться?

– Плиточником я работаю, в строительной бригаде, – начал он тянуть время.

– Звонили мы в твою бригаду, – перебил его полковник. – Говорят, ты там больше не работаешь.

– Меня сегодня уволили.

– И за что же?

– За пьянку, – Слава подумал, что такой ответ пойдет ему на руку.

– Ну, здесь-то он не врет, – усмехнулся полковник.

Валерий Николаевич принялся рассуждать вслух:

– Я думаю так: тебе кто-то пообещал бабла, если ты к нам залезешь и кое-что возьмешь. А ты как стекло разбил, так испугался и драпанул. Что искал? Кто тебя послал?

– Я человека хотел спасти, – настаивал на своем Слава. – Проверьте, его сестра в службу спасения звонила, там звонки наверняка записываются.

– Мало ли кто звонил. Может, ты знакомую попросил.

– Да чего с ним разговоры разводить! – вскипятился полковник. – Давай-ка я своих ребят позову, они ему быстро язык развяжут.

– Это, Егор Андреич, всегда успеется, – спокойно сказал гражданский. – Чего человека зря калечить… Не люблю я этого, когда обойтись можно.

Слава поежился.

– Если бы я хотел чего украсть, разве бы я посреди бела дня у всех на глазах полез через балкон?

– Вот и я тебя понять пытаюсь… – сказал Валерий Николаевич. – Тут проблема такая: сосед сверху божится, что в глаза тебя не видел, а стекло ему мальчишки мячом разбили.

– Да он сам алкаш еще тот! – возмутился Слава. – Он мамы собственной не помнит, не то что случайных знакомых. Он же пьяный был вдрыбадан, когда я залез…

– Какой же он алкаш? Интеллигентный человек, профессор, преподает в университете.

– И что, интеллигентный человек не может алкашом быть?

– Зачем же ты его спасать полез, алкаша этого? – поинтересовался полковник. – С риском для жизни, можно сказать.

– А вдруг я человека убил? – мрачно сказал Слава. – Случайно.

– Ну-ка, ну-ка, – полковник подался вперед.

– А если не до конца убил? – продолжал Слава. – Если его еще спасти можно? Валерий Николаевич, вы бы полезли?

– Погоди, – сказал полковник. – Я не понял: так ты его хотел спасти или убить?

– Я его накануне напоил до полусмерти. Испугался – может, плохо ему, сердце там, или блевотиной захлебнулся. Всяко ведь бывает.

– Что значит «напоил»? В рот, что ли, наливал насильно? – уточнил Валерий Николаевич.

– Напоил, значит, наливал и наливал. Обычно ведь как пьют – пока водка не кончится. Потом за второй бегут, а сейчас после одиннадцати уже водки и не купишь. А когда я наливаю, выпивка не кончается. И за второй бежать не надо. Так можно и до смерти допиться. Но я же не хотел, чтобы из-за меня человек помер… вот и полез.

– Как это «не кончается»? Самогон, что ли, варишь?

– У него и сосед от перепоя недавно умер, – уточнил полковник, похлопав по папке на столе. – От острой алкогольной интоксикации. Я распорядился сводку по участку составить за последний месяц, на всякий случай. Добролюбов, соседа тоже ты споил? Отраву, небось, гонишь… одна сивуха.

– Нет, соседа я не поил, – сказал Слава. – У меня эти способности только недавно открылись.

– Какие еще способности? Самогон варить?

– Наливать.

– Ты, Добролюбов, кончай пургу гнать! – вспылил полковник. – Или мы тебя в психушку сдадим. Там тебе мозги живо промоют!

– Я и вас могу напоить. Одной вот этой бутылкой коньяка, – Слава показал на стол.

– Больно умный нашелся! Нашим же коньяком нас поить – это каждый дурак может, – хмыкнул полковник. – Да здесь и поллитры нет – пить-то нечего!

– А я все ваше отделение могу напоить. Сколько у вас рюмок есть? – спросил Слава.

– Штук шесть еще найдем, – машинально ответил полковник, потом стукнул кулаком по столу. – Да какая, к едрене фене, разница?! Все, Добролюбов, разговоры по-хорошему закончились.

Полковник махом опрокинул рюмку коньяка и вопросительно посмотрел на Валерия Николаевича. Но тот разглядывал Славу – пристально и с любопытством, будто видел в нем что-то, чего не видно обычным людям невооруженным взглядом.

– Егор Андреич, достань рюмки, – в конце концов, сказал он.

– Да ты что, Валер, тоже спятил? – полковник раскраснелся – то ли от коньяка, то ли от возмущения.

– Объяснить не могу, но жопой чую для себя выгоду. Чутье у меня, Андреич, и оно меня еще никогда не подводило. Доставай рюмки.

– Совсем все с ума посходили, – полковник поругался себе под нос, но рюмки из шкафчика достал – еще шесть штук.

– Добролюбов, у тебя пять минут, – сказал Валерий Николаевич. – И на этом наши с тобой разговоры закончатся – перейдем к делу.

Когда Слава покончил с восьмой рюмкой, в бутылке плескалось ровно столько же, сколько и было – почти четвертушка.

– Йобанарот… – восхитился полковник. – Как ты это сделал?

Он вырвал у Славы из рук бутылку, посмотрел на свет, глотнул из горлышка. Потом выхватил из середины ряда рюмку, попробовал, выпил залпом. На физиономии полковника, до этого крайне самодовольной и несколько презрительной, теперь отражалось детское удивление, как у ребенка, для которого Дед Мороз достал из мешка давно желанную игрушку. Он вытер со лба пот платочком и выразил свои чувства вслух, как умел, – простым и незатейливым матом.

Спустя несколько часов в кабинете полковника воцарилась полная вакханалия. К начальникам присоединились еще трое полицейских, и все они, включая полковника, уже дошли до кондиции. Один безуспешно пытался развязать галстук, пыхтя и отдуваясь, словно тащил тяжелый груз, другой мерно раскачивался на задних ножках стула, держась рукой за край стола, третий громко храпел, обняв свою фуражку и положив на нее голову.