Слава поднялся, охнув, – в затылок ударила боль, гулким эхом прошлась по голове. Скосил глаза на бутылку в углу – ровно четверть. Признался:

– Принял немного… В лечебных целях.

– А это что за выхухоль? – Тяпкин ткнул пальцем в стену. – Ты что это здесь вычмурил такое? Откуда ты это взял? Художественная, блин, самодеятельность…

Когда взгляд сфокусировался на стене, Славе захотелось не просто провалиться под землю, а немедленно рассыпаться на такие мелкие кусочки, чтобы никто не смог собрать их обратно. Аккурат посреди белой стены красовались три всем известные буквы, аккуратно выложенные из синих и голубых плиток. Видимо, в этом слове Слава выразил все свое отношение к дизайнеру. В остальном все было сделано исключительно хорошо и тщательно: плитка нигде не плыла, швы – идеально ровные, просто безупречная работа. Любо-дорого было бы посмотреть, если бы не одно слово… И если не вспоминать раскладку, задуманную дизайнером.

– Трындец просто – и это мой лучший плиточник, – Тяпкин потер лоб, посмотрел на Славу и добавил, – Был. Собирай инструмент и гуляй отсюда.

– Саныч, я только день отдохну и все переделаю в лучшем виде. Плитка за мой счет, само собой.

– Ты уволен, – сказал начальник. – Трудовую заберешь у Светланы Федоровны в конторе. Расчета не будет – пойдет на покрытие твоих косяков.

Перед глазами у Славы потемнело, грудь сдавило, будто кто-то наступил на нее тяжелым ботинком. Он попытался сделать глубокий вдох, но из комнаты словно откачали весь воздух.

– Саныч… мы же с тобой столько лет вместе работаем. Я тебя не подводил никогда. Согласен, такая хрень с этой ванной получилась, самому смотреть тошно. Понимаешь, тут такое дело…

Слава замялся, не зная, какие слова подобрать. Он никогда не любил и не умел оправдываться. Да и нет ему никаких оправданий – ясен пень, виноват.

– Эх, Славка, – вздохнул Тяпкин. – Думаешь, мне самому этого хочется? Я же тебя даже не проверял никогда! Тебя одного. Знал – поручишь дело Добролюбову, и можно спать спокойно – красота будет, как в Версале. Ты же один у меня с душой работаешь, будто сам для себя делаешь.

– Так дай мне еще один шанс.

– Не могу! Хотел бы, но не могу. Ты знаешь, чем моя бригада от всех остальных отличается? Знаешь, почему на мою бригаду в любой кризис и несезон очередь стоит?

– Цена-качество, – неуверенно ответил Слава.

– Пунктуальностью, Славка, пунктуальностью! Знаешь, какая сейчас конкуренция? А сколько таджикам за твою работу платят, ты в курсах?

– Наверстаем… еще запас есть по времени, – робко сказал Слава и тут же пожалел об этом.

– Ты мне сказки не рассказывай! – вскипятился начальник. – Кто тут прораб, я или ты? Я кто тебе, лох-клиент, что ли? Как будто сам первый год работаешь! Как один раз срок сорвешь, так весь план к чертовой матери полетит… к гадалке не ходи.

– Саныч, да я все понимаю. В другой раз я бы и сам после такого ушел… Но мне сейчас без работы никак нельзя. Ты сядь, послушай… просто по-человечески, как мужик с мужиком с тобой хочу поговорить.

Тяпкин посмотрел на часы, потом на стенку с крестиком и поморщился.

– Пятнадцать минут. Меня на другом объекте ждут.

Они вышли в кухню, Слава вытащил из пачки чистую газету, постелил на табуретку – для начальника. Плеснул себе в стакан воды – в горле пересохло. Собирался честно сказать: так и так, по дурацком стечению обстоятельств потерял сумку с деньгами. Но тут его будто черт за язык дернул, и сама собой родилась для Тяпкина другая история. Мол, привязались к нему какие-то типы – похоже, в банке выследили – подрезали в темном переулке, чуть тачку не разбили, вон и куртку порвали ему. Он бы защищался, да у грабителей был ствол, пришлось отдать деньги. Менты честно сказали: шансов мало. Даже если тех козлов и найдут, деньги – дело такое, утекают, как сквозь пальцы, сегодня есть, а завтра нет. Слава говорил гладко, как по маслу, и сам себе удивлялся – так убедительно рассказывал, что и сам чуть себе не поверил.

– Прямо лихие девяностые какие-то, – удивился Тяпкин. – Как тебе вообще в банке наличку-то дали? Ты про банковскую ячейку слышал когда-нибудь?

Слава пожал плечами. Он никогда раньше не брал кредитов в банке, как дали, так и дали.

– Слушай, так эти банкиры, небось, сами в доле. Сами же и слили тебя бандюгам… Так и передай ментам – кто-то в этом банке неплохо на тебе заработал.

– Мне-то от этого не легче, – вздохнул Слава.

– Да, брат, не завидую, – покачал головой Тяпкин.

– Оставь меня в бригаде. Буду двойную норму делать. Следующий объект бесплатно отработаю.

– Не могу! Во-первых, у меня правила. Работа должна быть сдана вовремя, и точка! Никаких исключений. Только за счет этого и держимся. А то одному поблажку дашь, потом другому, и все, пошло-поехало. Во-вторых… Славка, если бы ты просто срок сорвал – это одно. Но вот эти твои художества… ты меня извини, но это уже звоночек. И потом – это дело, – Тяпкин щелкнул себя по шее, – Где раз начал, там и губа засвистит. В моей бригаде на рабочем месте не поддают. Говорю же, у меня правила… Только одно могу тебе пообещать.

Тяпкин совершенно успокоился и говорил, как обычно, четко и по делу. Слава в глубине по души понадеялся, что начальник предложит ему хоть какую-то подработку, но услышал совсем другое:

– Про то, что здесь было, никто не узнает. Ты вот это свое художество сейчас уберешь – даю два часа, и чтоб стена до бордюра была чистая. Будем считать, что ушел ты по собственному желанию, а все остальное – между нами. Сам знаешь, город у нас маленький…

– Спасибо, Саныч, – глухо сказал Слава.

Когда за Тяпкиным захлопнулась дверь, в кармане запиликал телефон. Слава поспешно достал мобильник и с надеждой вгляделся в экран: вдруг сумка нашлась? Но звонил продавец дома. Слава долго смотрел на экран и слушал мелодию звонка. Как бы ни хотелось ему пропустить этот звонок, но человек на том конце провода не виноват в его, славиных, проблемах и ждет своих денег. Слава нажал кнопку приема.

– Вячеслав? Здравствуйте, я по поводу продажи дома, – голос в трубке звучало устало.

– Да-да, я слушаю, – ответил Слава.

– Маму сегодня похоронили….

– Примите мои соболезнования, – сказал Слава.

– Благодарю. Когда мы сможем встретиться насчет денег? Хотелось бы завтра, во второй половине дня…

– К сожалению, завтра у меня не получится. Я… я сейчас в другом городе, в командировке. Вернусь никак не раньше следующего понедельника. Понимаете, я ведь рассчитывал на пятницу…

– Да-да, я понимаю. Непредвиденные обстоятельства. Только я вас очень прошу, давайте побыстрее рассчитаемся. Хочу заказать для мамы хороший памятник.

– Да-да, конечно. Еще раз мои соболезнования.

И что теперь делать? Отменить сделку? Продавцу вернут право собственности на его дом, Слава заберет первоначальный взнос и отдаст его банку в счет долга. А потом будет выплачивать кредит за то, чего у него нет. Что тогда будет залогом – их квартирка-раковина? Как же сказать об этом Гуле? И как провернуть все это без паспорта?

Слава поднял бутылку, посмотрел на свое отражение в ней – опухший, небритый. Со злостью швырнул бутылку об стену – та со звоном разлетелась в осколки. Вот и себя бы так, по физиономии! Жалко, некому стукнуть. Слава взялся за работу.

За то время, пока он отдирал безупречно уложенную плитку, в голове не промелькнуло ни одной мысли. Будто он отупел, превратился в автомат, который осторожно поддевает зубилом очередной белый прямоугольник, потом соскабливает с задней стороны подсохший клей и аккуратно складывает плитку в стопку. И движения все четкие, выверенные, как по шаблону, по заданной программе.

Только один раз Слава вздрогнул – когда перевернул очередную снятую со стены плитку. Клей на обратной стороне засох в странной форме – очертания силуэта удивительно напоминали козла.

Закончив, он переоделся, собрал весь свой инструмент и понес к машине. Когда Слава вставлял ключ в дверцу, сзади его окликнули: