Когда передатчик был собран, Оксана сама ещё раз проверила все соединения, и включила прибор. Засветилась лампочка. Проверка на контрольном стенде показала, что передатчик работает в соответствии с документацией. Только после нескольких проверок передатчик установили в корпус спутника и закрыли крышку. Перед закрытием Оксана, Дэвид, Сьюзанн, Энн и все пионеры, участвовавшие в сборке спутника, расписались изнутри на крышке корпуса.

   – Сейчас он вылежится до завтра, – сказала Оксана. – Завтра мы его включим и ещё раз проверим, а потом повезём его на космодром, и там проверим ещё несколько раз, перед запуском.

   – О! А ведь нас тоже пригласили на космодром! – ответил Дэвид. – Мистер Хрущёв обещал нашему дедушке показать нам, как запускают спутник.

   – Наверное, он наш спутник и имел в виду, – догадалась Оксана. – Его должны запустить вместе с другим спутником, одной ракетой.

   Вот тут уже удивились Джон и Барбара Эйзенхауэр, наблюдавшие за ходом работы с гостевых мест за барьером, обрамлявшим рабочую площадку.

   – Так это не макет? – спросил Джон. – Эта штуковина по-настоящему полетит в космос?

   – Конечно, – серьёзно ответила Оксана. – Мы работаем по заданию Главного конструктора товарища Королёва. Через этот спутник будет идти связь между детскими коммунами всего Советского Союза.

   Джон и Барбара переглянулись.

   – Я вообще думала, что это у вас игра такая, – призналась Барбара. – Ещё удивилась, надо же, как всё серьёзно и похоже на настоящую лабораторию.

   – Это не игра. Здесь всё взаправду. Мы сами этот спутник проектировали, вместе со студентами из Бауманки, и сами его сделали, – рассказала Оксана. – Я участвовала в разработке передатчика, а вообще над проектом работали пионеры со всего Союза.

   – А обычные игры у вас бывают? – спросил Джон.

   – Конечно. Каждый день, – Оксана повернулась и посмотрела на часы. – Вот сейчас мы как раз успеем искупаться перед ужином. Пойдёмте?

   Пока внуки президента в «Артеке» принимали участие в сборке «пионерского спутника», Эйзенхауэр с Хрущёвым посетили Иркутск, а затем прибыли в резиденцию на берегу Байкала, для переговоров. Здесь к Никите Сергеевичу присоединился сын Сергей, в некоторых беседах заменявший профессионального переводчика. Переговоры велись и в зале резиденции, и во время прогулок по окружающему её парку. На прогулках профессиональные переводчики шли в нескольких метрах позади. Пока разговор шёл на отвлечённые темы, Никита Сергеевич просил переводить сына, если же беседа касалась политических вопросов, он подзывал Виктора Михайловича Суходрева, а президент – своего переводчика. Сергей в этих случаях отходил и шёл сзади.

   Эйзенхауэр вёл себя сверхосторожно. Впервые войдя в зал переговоров, украшенный лепными гипсовыми розами и другими масонскими символами, президент и бровью не повёл. Он уже насмотрелся на эту символику и в Москве, и в Ленинграде. Не среагировал он в момент первой встречи и на опознавательное рукопожатие Сергея, которого готовили к операции вместе с отцом. Лишь во время очередной прогулки, когда беседа зашла о посещении Ленинграда, об Исаакиевском и Казанском соборах, президент вдруг спросил:

   – Господин Хрущёв, вы ведь атеист?

   – Официально – да, – Никита Сергеевич тут же насторожился.

   – Официально? – переспросил президент. – То есть, на самом деле...? – он умышленно не закончил фразу.

   – Вы только посмотрите вокруг, – уклончиво ответил Хрущёв. – Какая красота! Кто-то ведь должен был всё это создать?

   – Так вы верите в Высшую Сущность? – рискнул спросить Эйзенхауэр.

   – В Великого Архитектора Вселенной? Конечно.

   – А вы, молодой человек, – президент повернулся к Сергею. – Вас тоже коснулся свет знания?

   – Да, но я лишь в начале долгого пути, – так же осторожно ответил Сергей, сообразив, что наконец-то начался тот разговор, ради которого его задействовали в мероприятии.

   – Но почему вы, господин Хрущёв, молчали раньше, например, в прошлом году, в Кэмп-Дэвиде? – спросил Айк.

   – Мы не были уверены в обоснованности такого шага, – ответил Первый секретарь. – Не было уверенности, что нас поймут правильно. Кроме того, правила братства запрещают раскрывать себя, ради безопасности, в том числе и за пределами границ страны. К примеру, очень немногие видели тот барельеф в моём кабинете. Обычно вместо него висит портрет Ленина, и лучезарную дельту я на столе постоянно не держу.

   – Уф-ф... – Эйзенхауэр шумно выдохнул, как будто сбросил с плеч тяжёлый груз. – Я уже неделю гадаю, то ли это – провокация вашего Кей-Джи-Би, то ли реальная попытка контакта...

   – Конечно, провокация, – ухмыльнулся Никита Сергеевич. – Агенты Кей-Джи-Би за каждой травинкой прячутся, тут вообще каждый комар в округе как минимум в звании майора...

   Айк расхохотался, чувствовалось, что его отпустило сильнейшее нервное напряжение.

   – Комары, говорите? – он улыбнулся. – Я перед поездкой прочитал эссе нашего писателя-фантаста, Хайнлайна, он только что вернулся из поездки по вашей стране. Не могу сказать, что я во всём с ним согласен, хотя, конечно, он видел больше меня.

   Что меня особенно заинтересовало – это полярная лиса на службе полиции. Вы их как-то по-особенному натаскиваете?

   – Полярная лиса? – переспросил Хрущёв. – А-а! Песец! Нет, тут, скорее, расчёт на фольклорный образ песца, известный в народе. Если пришёл песец – юлить и сопротивляться бесполезно. Поможет только явка с повинной.

   – Гм... я всегда считал, что у вас в России основной фольклорный образ – это медведь? – удивился президент.

   – Медведь, волк, заяц, лиса – это всё герои русских народных сказок, – улыбнулся Никита Сергеевич. – Но язык и фольклор живут и развиваются самостоятельно. Сейчас в поговорках чаще упоминаются не заяц и медведь, а жаба, песец и белочка.

   Айк несколько минут помолчал, собираясь с мыслями:

   – Когда мы были в Лениграде, – сказал президент, – меня поразило, как много там символов истинного знания. В Москве их тоже много, но весь центр Ленинграда как будто построен в едином стиле, понятном только для посвящённых. Лучезарная дельта на фронтоне Казанского собора, фигуры Исиды и Урании на Адмиралтействе, две колонны перед Храмом – напротив крепости (Айк имеет в виду Стрелку Васильевского острова), фигура Исиды на одной из колонн, и компас под её рукой, указующий на Восток... (см. фильм «Тайна вольных каменщиков» https://www.youtube.com/watch?v=bAILURVjCFY)

   – Ничего удивительного, – пожал плечами Хрущёв. – Пётр Первый, основатель Петербурга, был посвящён и принят в члены Великой ложи Англии. Архитекторы, приглашённые им для строительства города – Тома де Томон, Монферран, Бетанкур – тоже были посвящёнными высоких степеней...

   Эти имена он заучивал долго, понимая, что перепутать нельзя.

   – А кстати, какая степень у вас, господин Хрущёв?

   – Мастер, но это чисто номинально. Среди нас есть братья, посвящённые в куда большей степени, чем я.

   – Понимаю, – кивнул президент. – Теперь мне вообще многое понятно.

   – Пасьянс сошёлся? – улыбнулся Никита Сергеевич.

   – Именно! Жаль только, что так поздно. Скольких жертв можно было избежать!

   – Их можно было избежать и без этого. Например, строго соблюдая достигнутые договорённости, – заметил Первый секретарь.

   – Но мы же считали вас варварами, мечтающими разрушить цивилизацию! Кто мог предположить, что в недрах варварского коммунизма зреет зерно истинного знания? Кстати, какова ваша настоящая цель?

   – Коммунизм не большее варварство, чем капитализм, а цель наша – та же, что и у вас. Мы с вами идём к одной цели, хотя и очень разными путями, – ответил Хрущёв.

   – Вы выбрали очень уж окольный путь, на мой взгляд, – произнёс президент.

   Ирония судьбы заключалась в том, что каждый из них, говоря об «одной цели», вкладывал в это выражение совершенно разные, противоположные понятия.