В то же время Сергей Павлович понимал, что для запуска АМС к Луне, Марсу, Венере и спутника связи «Молния» на вытянутую орбиту важно отработать именно блоки «И» и «Л», а чем вытаскивать их на орбиту – «девяткой» или «семёркой» – было не столь важно. Но ему хотелось попутно отработать в полёте и новый двигатель, в который было вложено столько усилий. Работа над РД-33 шла с конца 1956 года, совместными силами ОКБ-456 Глушко и ОКБ-276 Кузнецова (АИ). Николай Дмитриевич делал турбонасосный агрегат, а Валентин Петрович – весь остальной двигатель.

   РД-33 разом добавил ракете лишние 10 тонн тяги, к тому же однокамерный двигатель, пусть и более сложной закрытой схемы, обходился заметно дешевле четырёхкамерного РД-111. Поэтому в его отработке были заинтересованы и военные, рассчитывавшие за счёт большей тяги увеличить количество боевых блоков.

   В середине февраля ракету «Союз-2.1» вывезли на старт. Казалось бы, все её составные части были неоднократно испытаны по отдельности на земле. Но Сергей Павлович не хотел рисковать, и в первом запуске нового носителя приказал заменить полноценную АМС «Зонд» упрощённым габаритно-весовым макетом. На нём была установлена лишь часть аппаратуры – командная радиолиния, система ориентации на ионных двигателях, солнечные батареи для её питания, радиопередатчик и телеметрическая система со множеством датчиков. По ним предстояло собирать информацию о поведении аппаратуры.

   На случай возможной аварии Королёв распорядился приладить к макету систему аварийного спасения, уже хорошо себя зарекомендовавшую при отработке спускаемого аппарата «Севера» (АИ, см. 04-04).

   Сергей Павлович с 1957 года ввёл на полигоне строжайшие правила безопасности – после того, как узнал, что в «той» истории 19 апреля 1960-го года его заместителя Бориса Евсеевича Чертока и ещё несколько десятков человек едва не прибило падающим ракетным блоком. Описание и обнаруженная Серовым в смартфоне Веденеева документальная съёмка катастрофы 24 октября 1960-го, в которой погибло, по разным данным, от 78 до 126 человек, вообще привели его в ужас. Теперь на пусковых площадках ОКБ-1 категорически запрещалось находиться вне защищённого помещения кому-либо из незанятых непосредственной работой на заправленной ракете, а перед стартом в бункер загоняли вообще всех. По прямому указанию Королёва особист устраивал перекличку по списку. Опоздавший автоматически становился виноватым в задержке старта, что не прощалось никому.

   Был резко ужесточен порядок доступа на «нулевую отметку» — так называли основную бетонную площадку стартовой позиции. с началом заправки там устанавливался особый режим. Все участники подготовки теперь носили специальные цветные нарукавные повязки. По мере прохождения этапов подготовки обладатели повязок того или иного цвета организованно покидали старт. Последними после пятнадцатиминутной готовности уходил в бункер персонал в красных повязках.

   Было организовано сетевое планирование работ на стартовой позиции. В сетевом графике проставлялось точное время и место осуществления каждой операции. Ответственный исполнитель от воинской части, контролирующие его офицер управления полигона и представитель промышленности должны были, выполнив свою операцию, покинуть рабочее место до очередного вызова или эвакуироваться в заранее известный район. (В реальной истории такая система безопасности была введена после катастрофы 24 октября 1960 г)

   Старт назначили на 16 февраля. Новый скоростной заправочный агрегат заполнил ракету переохлаждённым жидким кислородом за считанные минуты. Пришлось ещё ждать пару минут, пока запущенный заранее гироскоп наберёт требуемые обороты. Рядом с Королёвым в бункере находился командующий РВСН маршал Неделин, он был председателем Государственной комиссии, дающей официальное разрешение на старт.

   Королёв доложил ему о готовности ракеты. Маршал дал разрешение.

   К перископам встали заместитель начальника полигона Александр Ильич Носов и один из заместителей Королёва, Леонид Александрович Воскресенский. За основным пультом, как обычно, расположились руководитель испытательной команды инженер-подполковник Евгений Ильич Осташёв, и «стреляющий офицер» Борис Семёнович Чекунов.

   Всех, кто не был непосредственно занят при пуске, Королёв привычно выпроводил в «гостевую комнату» бункера. Остались лишь Черток, Пилюгин, несколько инженеров-«управленцев» из его команды.

   Ракета была готова к запуску. Осташёв повернул ключ на старт, запустив стартовую последовательность операций. Теперь в бункере была установлена ЭВМ PDP-1М, которая и выдавала все команды в соответствии с временем. Осташёв лишь озвучивал прохождение команд, но мог в любой момент прервать или задержать старт.

   После поворота второго ключа закрылись дренажные клапаны, вокруг ракеты исчезли пары жидкого кислорода.

   – Наддув, – произнёс Осташёв.

   Теперь ракета держала устойчивость за счёт внутреннего давления. Кабель-мачта отъехала от ракеты, теперь она стояла самостоятельно на стартовом столе, удерживаемая разрывными болтами. В тишине прозвучал привычный отсчёт.

   Всё шло нормально, оснований для задержки старта не было. Чекунов нажал кнопку пуска.

   – Зажигание!

   Из сопла двигателя в бетонную траншею уловителя ударила колонна белого пламени. «Союз-2.1», сделанный на базе боевой ракеты, стартовал совсем иначе, чем «семёрка». Та поднималась медленно, величественно. Большая тяговооружённость Р-9 и ГР-1 была обеспечена специально для военных. Ракета должна была стремительно вылетать из пусковой шахты, и моментально уходить вверх, на случай возможного опережающего удара противника.

   Отдалённый рёв двигателей проник сквозь бетон бункера.

   – Старт! – крикнул в микрофон Осташёв.

   – Подъём! – сказал стоявший у перископа Воскресенский, неотрывно продолжая следить за ракетой, и почти в ту же секунду вдруг крикнул:

   – Заваливается! Авария первой ступени!

   – Отстрелить макет! – тут же скомандовал Королёв.

   Осташёв ткнул пальцем в кнопку, не попал с первого раза, но тут же нажал снова.

   Короткой очередью, почти слившейся в единый удар, сработали пироболты. Система аварийного спасения увела макет станции в сторону и вверх, на высоту, достаточную для раскрытия парашюта.

   – Падает! Идёт на нас! Все на пол! – заорал Воскресенский, скатываясь от перископа вниз, Носов последовал за ним.

   Бункер был надёжно защищён многими метрами бетона и земляной обваловки. Но от прямого попадания ракеты, наполненной десятками тонн керосина и жидкого кислорода, он мог и не спасти.

   Все в бункере бросились на пол, кто где стоял. Кроме Неделина. Маршал продолжал невозмутимо стоять на месте.

   – Товарищ маршал, на пол! Быстро! – скомандовал Королёв.

   Неделин лишь удивлённо приподнял бровь.

   – Ложись, придурок! – заорал страшным голосом кто-то из «гостевой комнаты», кажется, Гришин. Он, как зам. Председателя Госкомитета, к тому же – гражданский, не постеснялся рявкнуть и на маршала.

   В этот момент земля вздрогнула, снаружи послышался оглушительный грохот, с потолка посыпалась бетонная крошка, свет в бункере тут же погас. В темноте был слышен только лишь рёв пламени снаружи, да размеренно мигали лампочки на консоли ЭВМ, автоматически переключившейся на резервное питание. Кто-то застонал.

   – Все живы? Раненые есть? – спросил Королёв, поднимаясь на ноги.

   Один за другим люди начали откликаться. Не все и не сразу.

   – Кто-нибудь, посмотрите в перископ, что там? – распорядился Главный конструктор. – И надо наладить освещение. Где аварийный свет, чёрт возьми?

   – Думаю, там же, где и основной, не при дамах будь сказано, – откликнулся из темноты Гришин, известный острослов.

   Послышались осторожные шаги, удар в темноте, чертыхание, затем голос Носова произнёс:

   – Наверху всё горит... Сплошная стена пламени в нескольких метрах от бункера.

   Под потолком мигнула и зажглась лампочка аварийного освещения, невыносимо яркая, после темноты. Королёв осмотрелся. Все были живы и на ногах, у длинной стойки с аппаратурой связи лежал Неделин. Падая, маршал приложился головой о стойку. Голова у него была разбита, на лице – небольшой потёк крови.