Она не стала дальше проявлять свой не здоровый интерес, хотя порадовалась за сына, не крохобор какой-то, едет к женщине, как положено, с любовью и подарками, и глубоко вздохнула — ну, чего он залип на эту Таньку? Хорошенькая, ничего не скажешь, но ведь у него были девчонки гораздо ярче и без паровоза.
Раскрасневшийся после душа Семён появился в зале, на ходу застёгивая пуговицы рубахи:
— Мамуль, у меня там началась настоящая война, как я тебе и говорил мой куратор, профессор Николаев, хочет стать моим соавтором и пустить кандидатскую, что я пишу, сразу на докторскую.
Поверь, я не имею ничего против этого, но он, уважаемый Иван Сидорович, хочет своё имя вписать первым, а меня сделать, вроде, его ассистента.
В случае удачной защиты ему все регалии и почёт, а мне уготована участь пристяжной лошади, сопровождать великого учёного на всякие семинары, симпозиумы и то, думаю не надолго, как только дело коснётся поехать в загранкомандировку, тут он меня и отцепит.
— Сыночек, тебе ведь только двадцать четыре годика, вот и смирись, побудь какое-то время, как ты говорил, младшим научным сотрудником, а чуть позже и дальше шагнёшь.
— В том, то и дело, что не шагну, высосут и выкинут за ненадобностью, а позже и вовсе затрут, чтобы не напоминал о своей значимости в открытиях, а они уже есть, наша лаборатория впереди планеты всей, ну, чтобы тебе было понятно, скажем так, нашего университетского центра.
У нас такая приличная группа ребят собралась, мы все просто горим на этом, а придут седенькие дяденьки и своими загребущими лапками присвоят всё себе.
— Сёмочка, чтобы ты только на этом шею себе не сломал, вашего темперамента мало, у них ведь все рычаги власти, надо, так партию привлекут, а очень понадобится, так и органы.
— Знаю мама, знаю, уже на это мне намекали.
Всё, моя хорошая, убегаю, Танька ждёт.
Через пару минут от сына в квартире остался только шлейф запаха одеколона.
Фрося покрутилась по комнатам, слегка прибралась и присела к телевизору, посмотрела программу Время, и к её радости, после новостей на экране телевизора демонстрировали давно разрекламированную новинку — «Москва слезам не верит».
Фильм захватил её настолько, что все тяжёлые мысли, которые раньше витали в её голове, отступили на задний план.
Нельзя сказать, что сюжет фильма хоть в какой-то мере напоминал её жизнь, но судьба главной героини полностью приковало к себе внимание.
Ведь она не сломалась, оставшись одна в чужом городе с малым ребёнком на руках, а более того, выучилась, сделала карьеру и даже рядом с ней появился симпатичный мужчина.
Да, вот это судьба, не то, что у неё.
Фрося выключила телевизор, вытерла с глаз слёзы умиления после последнего кадра фильма и собралась идти спать, но в эту минуту в квартиру буквально ворвался Сёмка:
— Ах, мамулечка!
Ах, ты моя добрая душа, помогла страждущей женщине избавиться от постигшей её неприятности.
Нашла свои старые связи, оперативненько так всё обтяпала, приласкала, приголубила и дело в шляпе, сыночек её теперь свободный от груза ответственности.
Фрося стояла напротив разъярённого сына и смотрела на его раскрасневшееся от гнева лицо — она знала, она чувствовала, что так приблизительно и будет, ведь это был её сынок, её любимец, которого она читала, как хорошо знакомую книгу.
Фрося не спешила оправдываться, увещевать или пытаться урезонить праведный гнев Сёмки.
Пусть выкричится, пусть даже обольёт грязью, но пусть только не держит в глубине своей души горькую обиду или, того хуже, презрение и ненависть к матери.
Сёмка тяжело дышал и смотрел с отчаяньем на мать.
— Скажи, ну, скажи, почему ты мне не позвонила, почему не предупредила?
Ладно она, глупая курица, всё решила сама за меня.
А ты… как, ты могла предать меня, ведь надёжней друга, чем ты, я даже не представлял, что может быть у меня на земле…
— Сынок, ты выговорился или у тебя есть, что ещё добавить к выше сказанному?
Я не собираюсь перед тобой оправдываться и посыпать голову пеплом, я не вижу здесь своей вины, как и не хочу оправдывать или порицать Таню за содеянное.
Я бы, в свою очередь, могла тебя упрекнуть в том, что ты мало думал о последствиях, когда горел любовным экстазом, хотя Таня обвиняла только себя за произошедшее.
Она корила себя глупышка, что не смогла противостоять твоему натиску.
Семён опустил глаза и нервно поводил плечами, чувствовалось, что он не находит выхода своей злости.
— Успокойся сынок, назад пути уже нет, что свершилось, то свершилось.
Вот, ты, мечешь гром и молнии, а о ней ты подумал, каково ей сейчас, после того, как ты вылил ей на голову подобную же кучу обвинений и, пылая справедливым гневом, покинул женщину с израненной душой, а между прочем, с ещё с не зажившим телом.
Семён вытер слёзы отчаянья, выступившие на глазах:
— Мама, ведь я бы её никогда не бросил с моим ребёнком на руках, всё бы сделал, чтобы они были счастливы.
— Присядь и спокойно выслушай свою умудрённую жизнью мать.
Фрося потянула за собой на диван сына, усадила рядом и обняла за плечи:
— Я говорила Тане, что надо тебя поставить в известность, что это не справедливо по отношению к тебе принимать одностороннее решение, но она была не сговорчивой и собиралась пойти сделать подпольный аборт на квартире, чему я воспротивилась.
Повторяю, я не собираюсь оправдываться сама и обвинять Таню.
Сынок, вы знакомы ещё меньше двух месяцев, вами ещё руководит безумная страсть и, когда вам было проверить на прочность чувства, ведь вы вместе пробыли только несколько выходных дней.
Таня пошла на этот ответственный шаг не только ради избавления от ненужного ей сейчас ребёнка, но и ради тебя, потому что уже поняла твою тонкую ранимую душу и знала, что если тебе сообщит, то ты в порыве благородного рыцарского долга не позволишь сделать ей то, что она сделала.
Она отлично отдавала отчёт своему поступку, потому что дурёха полюбила тебя всей своей недолюбленной душой и не насытившимся любовью телом.
Она ведь тебя ни в чём не осуждает, а более того, отлично понимала, что ты бросишь всё и примчишься в Москву, и не допустишь сделать аборт.
А, что потом?…ни толкового у вас жилья, ни надёжного заработка, а главное, тебя ждёт неминуемая потеря интересной работы и научной деятельности, на твои плечи ляжет забота не только о женщине, но уже о трёх детях, а это я тебе скажу не шутка, кто, как не я знаю об этом.
Сынок, не злись на те слова, что я тебе сейчас скажу, но ты ведь сам сказал, что я твой друг, а друзьям и с друзьями говорят откровенно — сегодня ты пылаешь праведным гневом и другой мысли не допускаешь, считая, что Таня поступила по отношению к тебе подло.
Поверь, сынок, всё в жизни бывает, пройдёт время, ты остынешь к этому свершившемуся факту, а, возможно, остынешь и к Тане и, что тогда…
Не спеши спорить со мной, никто этого пока не знает, но если, действительно, случится так…
Не взваливай на себя то, что может лечь на твою судьбу неподъёмным грузом.
Не спеши, мой миленький, не спеши обвинять и не спеши делать конкретные выводы, ты же у меня боксёр, знаешь, что иногда выдержка ведёт к победе.
Сёмка, как в детстве приник к матери, обвил её шею и поцеловал в щёку:
— Мамулечка, прости меня за мою горячность, за все те слова, что наговорил тебе в запале, я помчался к Тане…
Глава 41
Весна стремительно набирала обороты.
На смену не уравновешенному марту с таянием снегов, с неожиданными морозами и метелями, врывались погожие дни с ласковым солнцем и нежными дуновениями ароматного ветерка.
Дело шло уже к середине апреля, а Олег всё не появлялся в Москве и, более того, за весь прошедший месяц он только дважды позвонил и по его голосу можно было догадаться, что он мало расположен к сердечному разговору.
Фрося чувствуя состояние мужчины, не мучила его вопросами, а старалась даже приободрить, совершенно ничего не зная обо всём происходящем вокруг него.