Их вылазки с Настей на толкучки приняли спокойный, рабочий режим.

Каждое воскресенье они выезжали из дому не свет не заря, то есть в три часа ночи и мчались по пустым от транспорта дорогам до Смоленска и оттуда начинали свой рабочий день, на обратном пути заезжая во все крупные и мелкие города по пути следования, задерживаясь ненадолго на тамошних базарах.

Подруги единогласно приняли решение не мелькать часто на Московской толкучке, один раз в месяц вполне достаточно.

Фрося по привычному уже сценарию с самого утра оббегала ряды торгующих и поняла, что их товар сильно кидается в глаза своей редкостью и количеством.

Благодаря их подвижности, они умудрялись за один день продавать до десяти пар джинсов, что весьма радовало Таню, но волновало Фросю.

С начала апреля к их бизнесу присоединился Карпека, узнав от Фроси, что они с Настей успешно торгуют далеко от Москвы.

Это его вполне устраивало, ведь светиться с домбытовскими босоножками на Московской толкучке ему тоже особо не хотелось.

Фрося уже не представляла, как она могла последние пять лет жить без постоянных подсчётов, без поисков новых возможностей для реализации товара, без переговоров с поставщиками, в роли которых выступали Аня, Таня и Валера.

Последний давно уже починил свою машину и возле дома Тани стояла неприкаянной, старая Фросина копеечка, которой только изредка пользовались её сыновья, наезжая в Москву.

Пришла пора наведаться на дачу, ведь за всю зиму Фрося ни разу там не побывала.

Ей показалось скучным одной ехать за шестьдесят километров от Москвы, и она, руководствуясь самой себе не понятными мотивами, позвонила Тане:

— Танюха, не хочешь составить компанию, прокатиться со мной загород?

— Можно, я с удовольствием, а то уже спина болит седеть за швейной машинкой, только в пять мне надо вернуться, забрать деток из сада.

— Отлично, выбегай из дому через минут пятнадцать, у нас с тобой почти пять часиков есть на прогулку.

Фрося подкатила к уже хорошо знакомому подъезду и почти в ту же минуту из него выбежала молодая женщина. Она была одета в джинсы собственного пошива и в такую же джинсовую куртку, волосы свободно развивались на ветру, на щёчках в улыбке играли ямочки — симпатичная, чёрт побери, Сёмкина любовь благотворно на неё влияет.

С этими мыслями Фрося открыла перед Таней дверцу рядом с собой.

— Танюха, хорошо выглядишь, смотрю и себя одела в эти модные шмотки из-под своей машинки.

— Фрося, я не стала вам говорить, решила целиком показать джинсовый костюм, чтобы вы оценили, я оплачу всё за вычетом своей работы.

— Не дури голову, мы уже можем себе позволить подобные радости для себя дорогих, и стоит ли так щепетильно подходить к расчёту, мы не просто компаньоны, а свои люди.

Настюха уже так расхрабрилась, что стала собирать деньги своему сыну на машину и ты, надеюсь, не бедствуешь.

— Что вы, я таких денег сроду не зарабатывала, у мамы уже ни копеечки не беру, а даже ей подкидываю.

— Она в курсе наших дел?

— Немножко, ведь материал в доме и работу мою не скроешь, но в детали она не посвящена и не будет, у неё другой подход к жизни.

— Какой это, нищенствовать?

— Да, она у меня ещё тот коммунист, старой закалки, всё ещё верит, что скоро народ заживёт лучше.

— А, ты, как думаешь?

— А, я думаю, что заживёт, только далеко не весь, а тот, кто умеет крутиться в этой жизни, как это делаете вы.

— Теперь Танечка, мы, но знай, нельзя останавливаться на достигнутом.

Слушай меня внимательно — я не могу постоянно быть у вас извозчиком, мне это уже тяжело, порядком надоело и опасно, и не всегда на это будет время, ведь скоро собираюсь поехать на месяц в гости к дочери в Израиль.

— Мне Сёма говорил об этом.

— Не перебивай, пожалуйста, выслушай до конца — в ближайшее время запишешься в автошколу на курсы и в скором порядке получишь водительские права.

Возле твоего дома машина стоит большую часть без дела, вот и будешь на ней рассекать по Москве.

— Фрося, я и на машине, вы смеётесь надо мной?

— Нисколько, десять лет назад у меня была точно такая же реакция, а теперь жизни не мыслю без своей куколки.

Вот сейчас подъедем к моей даче и поменяемся местами, покатаешься для начала по просёлкам на малой скорости, почувствуешь себя за рулём, не дрейфь девочка, справишься.

Под чутким руководством Фроси, Таня проехалась до лесочка, затем к пруду и, объехав весь дачный посёлок, остановились напротив новых ворот Фросиного отстроенного после пожара домика.

Снег с участка уже полностью сошёл, из земли показалась молодая радующая глаз зелёная травка, на плодовых деревьях заметно набухали почки.

Они зашли через калику и по бетонной дорожке проследовали к дверям дачного домика:

— Фрося, это ваша личная дача? Какая красивая и уютная.

— Смеёшься, какой тут уют в апреле, вот летом будет красота невероятная.

Насадим с тобой и девочками цветов, насыплем опять горку с песком, поставим качели…

Таня перебила:

— Вы, сказали со мной или я ослышалась?

— С тобой, с тобой, а с кем ещё, тут когда-то летом много детворы отдыхало, начиная с маленького моего Сёмочки, а последние годы душа не лежит сюда ездить, никому не нужны мои яблоки, сливы и груши, а теперь опять клубничку посажу, а ещё у меня тут есть кусты садовой малины, вот девочкам будет в радость.

Фрося так размечталась и даже не заметила, что стоящая на крыльце молодая женщина отвернулась, и вытирает обильные слёзы, невольно покатившиеся из глаз.

Слушая, идущие от души разглагольствования матери любимого, Таня не могла поверить, что эта женщина совсем недавно, принимала в штыки их отношения с её младшим сыном.

Наконец Фрося обернулась:

— Танюшка, ну, что ты опять плачешь, давай я открою дверь и покажу тебе мои хоромы изнутри.

Не надо столько плакать, я ведь сама за свою жизнь достаточно наревелась, да если добавить мои слёзы в наш пруд, то он станет морем.

Зайдя во внутрь дачи, Фрося вновь обратилась к Тане:

— Тут раньше было две комнатки, а я не знаю, чем, руководствуясь, в новом проекте после пожара сделала три, так, на всякий случай.

Вот, летом в одной из них и будешь работать. Как думаешь, тебе здесь будет удобно?

Смотри, в окошко двор виден, сможешь за детьми наблюдать.

Таня обняла Фросю и сбивчиво заговорила:

— Ну, почему, почему вы так ко мне относитесь, чем я заслужила, мы ведь с вами всего не полных полгода знакомы, а вы делаете для меня больше, чем для других делают родные мамы?

Вы, меня опекаете, как родную дочь, а ведь у вас своих четверо детей и куча внуков.

— Ну-ну, столько вопросов, на которые у меня один только ответ.

— Один? Какой?

— Ты, любимая женщина моего Сёмки.

— А если он меня разлюбит?

— Ты, хочешь знать ответ или хочешь посмотреть, как это будет?

— Не хочу, не хочу, не хочу ни того, ни другого, но в жизни всякое бывает.

— Танюшка, мы с тобой начали за здравие, а пришли к чему.

Выше носик девочка, кроме моего первого мужа, в каждом из четырёх следующих своих любимых мужчин, я видела последнюю свою любовь.

Сейчас в моей жизни появился хорошо тебе знакомый Олег, ну, и что… а ничего, я даже предположить не могу, чем закончится наша связь, что-то его держит в Мурманске сильней его любви ко мне.

А я точно знаю, вижу, чувствую, что он меня любит.

Всё, Танюха, давай завязывать болтовню на эту тему, а то я сейчас расплачусь так, что не успокоишь.

И она положила руки на плечи молодой женщине, смотревшей на неё с широко раскрытыми глазами.

— Танюха, нам бабам в жизни приходится много плакать, и дорого платить за наши чувства, к пригретым в душах, мужикам.

Они легко после нас заводят новые семьи или просто удобных для жизни подруг, а мы вечно ждём, пока на нас обратят внимание или подвернётся случай, когда в чьих-то глазах вдруг предстанешь королевой.