8. АВИНЬОНСКИЕ КОЛОКОЛА
© Перевод Л. Вышеславский
Сплошным трезвоном богомольным
Ты, Авиньон, меня встречал…
Недаром градом колокольным
Еще Рабле тебя назвал.
Твой перезвон прославить бога
Зовет обманутых людей:
Колоколов старинных много
В особый ты собрал музей.
И живы в медном этом пенье
Преданья давние земли…
В былые годы в заточенье
Здесь пап держали короли.
Готов я слушать перезвоны,
Хоть божьей веры в сердце нет;
Я здесь, на побережье Роны,
Как старый юноша влюбленный,
Шлю Авиньону свой привет.
9. РОНЕ
© Перевод П. Жур
Рона, зеленая Рона
Под Авиньоном седым!
Церковные перезвоны
Над побережьем твоим.
Утром, в тумане тая,
Звон проплывает, как сон,
Словно мечта изжитая
Давно минувших времен.
Рона, лазурная Рона,
Я как бы вновь расту,
Видя пары влюбленных
Там, на твоем мосту…
Что создали люди, в груду
Руин обратила ты
С бурной завистью к чуду
Невиданной красоты[58].
Рона, сребристая Рона,
Глядя на поплавки,
Сидят у твоих затонов
Мечтатели рыбаки.
Пусть люди вернутся эти
С уловом чудесным в дома,
Пускай проживут на свете
Счастливо, как ты сама!
10. АДРИАТИКА
Воспоминание
© Перевод П. Жур
Давно знаком я с морем темным,
Что льнет к подножью крымских скал;
Хотя оно зовется Черным,
Но Синим я б его назвал.
Был день сырой — он будто таял
На мглистом диком берегу,
Утиная летела стая
На грозный Каспий под Баку.
И, словно в зеркале, в просторе,
По глади ясно-золотой,
В Азовском отражаясь море,
Шли тучки легкою грядой.
Я видел вал тот сивогривый,
Что моет Латвии предел,
Я в воду Финского залива,
Как в сталь бурливую, глядел.
Бродил над Средиземным морем
Я в дальнем солнечном краю…
Они моим владели взором
И душу тешили мою.
Но вечный луч воспоминанья
Мне жизнь под вечер озарил:
Блеск Адриатики, сверканье
В лазури ласковой ветрил.
Чтоб шла простором дружбы трасса,
Неси сквозь голубой туман
Ты к берегам Торквато Тассо
Челны твоих гостей-славян!
Чаруй сердца, в глаза свети нам!
Когда мы их раскроем вновь,
Пускай горят соцветьем дивным
Народов дружба и любовь!
11. ГОРОД РЕВОЛЮЦИЙ
© Перевод Л. Вышеславский
И подвиг, и грусть, и утрата,
И Сена, как вечность, нова.
Здесь будто поныне Марата
Звучат громовые слова.
И толпы свой шум раскатили,
Как шум Средиземной воды,
Чтоб не было в мире Бастилий,
Чтоб сгинули рабства следы.
Колышутся синие блузы,
И пуль учащается град,
Бессмертная жизнь к Делеклюзу
Приходит в огне баррикад.
Парижские дни огневые
Сверкают, как в горне металл:
Здесь Энгельса руку впервые
Карл Маркс гениальный пожал.
Париж! Ты вдохнул в поколенья
Огонь титанических сил,
Знаменами Сопротивленья
Кварталы свои осенил!
12. МОНМАРТР
© Перевод Л. Вышеславский
В харчевне, нарочито старомодной,
Где ветхое оружье и рисунки
На темных стенах нас перенести
В прошедшее стараются упорно,
Где в желтых кружках подают вино
И на тарелках — рыбу и креветок,
Сидели мы в компании французов,
Что после первой чарки стали петь,
Ну точно так, как наши украинцы[59].
На край стола мне кто-то показал
И произнес значительно и важно:
«На этом самом месте в дни Коммуны
Речь произнес известный Клемансо».
«Тигр Клемансо!» Тогда он был не тигром,
Лисицей хитрой: примирить хотел
Монмартр с Версалем — жар огня и льдину,
Честь и бесчестье, жертв и палачей…
Но бог с ним, с этим тигром Клемансо!
Ведь это здесь, на взгорье невысоком,
Поставили орудья коммунары,
Которые за правду трудовую
И за отчизну вышли в смертный бой…
Да, в самом деле стерегла их смерть!
Сквозь горький дым и ресторанный шум
Я вижу их — и ни козел над входом[60],
Ни выставка рисунков, где пред нами
В причудливом соседстве балерина
С мадонною, — ничто не затемнит
Их о́бразов в сиянии терновом.