316. ЧУВАШСКИМ ВЫШИВАЛЬЩИЦАМ
© Перевод В. Дынник
Рукам, которые так подобрали краски,
И ласковым сердцам, согревшим весь узор,
И песням, радостно звучавшим по-чувашски,
Вступая сестрами в наш всенародный хор,—
Спасибо пусть летит туда, где Волги воды
Бегут средь тучных нив и молодых лесов.
Друг друга мы поймем, свободные народы,
Хоть непривычен звук иноязычных слов!
Чувашки, рабскою одеждою давно ли
Вы были спутаны от самых юных лет?
Но, путы разорвав, воспрянув из неволи,
Вы, дочери рабынь, в широкий вышли свет.
Там, где невольницы при огоньке лучины
Привыкли, бедные, глаза слепить себе,
Где смолоду уже у них сгибало спины
Трудом до одури в продымленной избе, —
Вы, женщины, нашли и вольный труд и счастье,
В просторы светлые вас новый путь повел.
Свободные теперь, вы, у кормила власти,
Забыли, что звались когда-то «слабый пол».
Спасибо же рукам, окрепшим в доле лучшей,
За дар их, присланный сюда издалека!..
Пусть песня, что сложил я на днепровской круче,
В ответ протянется, как братская рука!
317–321. ИЗ ЦИКЛА «ПОЕЗДКА В ЗАКАРПАТЬЕ»
© Перевод А. Чивилихин
1. ИЗ ЛЬВОВА В УЖГОРОД
Карпаты… Мглистая видна
При этом слове старина.
Она лежит лесным туманом,
А новый день встает румяным,
И никнет перед ним она.
Карпаты… Темными лесами
Вы опоясаны. Над вами
Орлы взмывают и парят.
Здесь шел веков железный ряд
Бесповоротными путями.
Карпаты… Здесь, в глуши лесной,
Порой мелькнут в тени сквозной
Рога оленя меж ветвями —
Трофей, ценившийся панами,—
Токуют глухари весной.
Роняет иглы ель, садится
К ней на вершину голубица,
И, кладов золотых ценней,
Звенит легенда давних дней
О Довбуше и Кобылыце.
Поток сбегает по гряде,
С высот свергается. В воде
Форели стайками резвятся,
И рыбаки тут веселятся,
Забыв на время о труде.
Благословен ты, край зеленый,
Твой воздух, светом напоенный,
Флояры и трембиты звук…
Но сколько вынес тяжких мук
Твой люд, в столетьях угнетенный!
Чтобы народа гордый пыл
В труде на пашнях поостыл,
Чтоб знал он горе и утраты, —
Секли немецкие магнаты,
Мадьярский феодал давил.
Но в тех, кем шляхта помыкала,
Надменно «быдлом» называла,
В них — сердце горного орла…
Хоть пуля Довбуша взяла,
Но месть и Дзвинку[35] отыскала!
Народ страдал, не уступал,
Права людские добывал
Он с польским тружеником вместе;
Недаром письма — дружбы вести —
Хмельницкий Костке[36] посылал!
Была история кровава,
Горька земли окрестной слава…
Но воли ждали, как зари,
И в Коломые плугари,
И люд рабочий Борислава.
Носилась в воздухе гроза,
Клонились пихты, как лоза…
Но снова ужас усмирений,
И смех кровавого Бадени,
И Франца-палача слеза![37]
Паны — а что же там с панами? —
Паны с чужими именами
«Своих» не лучше с давних пор…
Кулак, встав на меже, топор
Сжимал свирепыми руками…
Шло время… Грянул бойни срок.
Как окровавленный поток,
Война ревела. В полдень хмурый
Пята кровавая Петлюры
Ступила тяжко на порог.
Забыть ли сиротам и вдовам,
Как землю именем Христовым
Шептицкий, злобствуя, душил,
Как прав остатки заменил
Усач Пилсудский гнетом новым!
Но на восток глядел народ,
Где друг родной, где братский род,
Где свет идет с кремлевских башен…
Пора пришла, и был отважен
Освободительный поход!
Заржали кони по-над Збручем,
Мечом возмездья неминучим
Блеснул рабочий человек, —
И слились воды горных рек
С потоком Родины могучим.
Но снова жребий стал суров
Франка, Стефаника сынов,
И горе воротилось снова,
Когда след Гитлера тупого
Тебя сквернил, земля отцов.
Вновь на восток смотрели люди
И твердо знали: солнце будет!
И знали: брат надежный там!
Не даст погибнуть он сынам,
Он в трудный час их не забудет!
Народ? Народ стоял, как дуб.
Нефтяник, пахарь, лесоруб,
Пастух с нагорной луговины —
Все знали, в помыслах едины,
Кто ненавистен им, кто люб!
И людям, непокорным сроду,
В час добрый принесли свободу
Стальная мощь большевика,
Народа братского рука,
Отвага русского народа!
Карпаты… Светлая видна
При этом слове новизна.
Заря весны лучом багровым
Зажглась над Ужгородом, Львовом,
И мы навек — семья одна!
вернуться
35
Дзвинка — любовница Довбуша; по народной легенде, предательски выдала его.
вернуться
36
Богдан Хмельницкий договаривался с вожаком восставших польских крестьян Косткой Наперским о совместных действиях.
вернуться
37
Бадени — имперский наместник в Галиции, при котором состоялись так называемые «кровавые выборы». Австрийские монархистские круги распускали слух, будто бы Франц-Иосиф, подписывая смертные приговоры украинцам, плакал.