— Господа пассажиры, прошу вас надеть пояса, — сказала стюардесса.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила Ирэн.

— Мы сейчас будем приземляться.

В Брюсселе они пересели на самолет «Сабены» и благополучно долетели до Праги.

В пути им подали холодный завтрак. Ирэн дремала под мурлыканье моторов. Профессор спал почти всю дорогу. Де Мулляк читал детективный роман. Незадолго до посадки он пересел к Ирэн:

— Мы летим над Богемией.

— Откуда вы знаете?

— Здесь своеобразный пейзаж: равнины, холмы, поля и леса. Зимой все покрывается снегом и только изредка мелькают темные пятна — это еловые леса.

Самолет постепенно снижался. Яркий свет, исходивший от очистившегося неба, подчеркивал разнообразие красок осеннего пейзажа. Прямые, словно натянутые струны, дороги скрещивались, как на географической карте, и сбегались к крошечным деревушкам, Ирэн, разглядывая это необъятное пространство, пыталась найти признаки человеческого жилья. Какая-то черная палочка с медлительностью микроба ползла среди неподвижных полей. Ирэн не сразу догадалась, что это поезд. Вскоре она увидела маленькие белые точки, разбросанные вокруг домов и напоминавшие микроскопические шампиньоны…

— А что это за белые шарики?

— Гуси. В Чехословакии разводят гусей, так что нас с вами ждет вкусный обед.

Но в это время вспыхнула надпись, сообщавшая пассажирам, что самолет пошел на посадку, и Ирэн так и не узнала, всерьез говорил де Мулляк или шутил.

Бельгийская стюардесса указала им на симметрично расположенные дома с красными черепичными крышами, напоминавшие детский «конструктор», и сказала:

— Вот Лидице!

— Мне кажется, я слышал это название, — проговорил профессор.

Самолет медленно разворачивался над позолоченной солнцем Прагой… Он пролетел над голыми холмами, низко прошел над березовой рощей, над свекольным полем и с легкостью насекомого сел на летную дорожку. Постепенно замедляя ход, он пересек поле, спугивая огромных зайцев, которые убегали в сухую траву.

— Черт побери, здесь, видно, не охотятся! — заметил один из пассажиров.

— Охотятся, только не на аэродромах, — ответил его сосед.

Самолет описал полный круг и подкатил к зданию аэропорта, пропеллеры вздрогнули и замерли, моторы замолчали.

Девушка в ярко-синей форме радостно приветствовала бельгийскую стюардессу и поднялась на самолет за паспортами. Один из пассажиров выразил по поводу этого удивление.

— Чистая формальность, — ответила девушка. — Мы их вам сейчас вернем.

Фоторепортеры и кинооператор подбежали к сходням. Седой почтенный человек подошел к французским делегатам.

— Профессор Ренгэ? Разрешите приветствовать вас на нашей земле. Мы счастливы, что вы к нам приехали.

Затем он поздоровался с де Мулляком, с которым, видимо, был уже знаком. Их окружили еще какие-то люди, и все наперебой пожимали им руки и преподносили цветы.

Профессор не успевал отвечать на приветствия, и у Ирэн тревожно забилось сердце, когда она увидела, что его осаждают журналисты с блокнотами в руках и записывают все, что он говорит, а кто-то пытается подсунуть ему микрофон.

— Все здесь очаровательны, — сказал профессор, когда они в сопровождении толпы пошли к зданию аэропорта. — А что это за господин нас приветствовал? Он великолепно говорит по-французски. Я совершенно не запоминаю имен, — обратился Ренгэ к де Мулляку.

— Это ректор Пражского университета.

— Как же так! Надо было меня предупредить. А дама, заговорившая со мной по-чешски?

— Вице-председатель парламента. Она же — председатель чешского комитета мира.

Французских делегатов провели в зал ожидания и познакомили с молоденькой переводчицей Зюской и с американцем, похожим на аргентинца. Он приехал приветствовать их от Всемирного Совета Мира.

Ирэн старалась ничего не упустить, запомнить каждую мелочь в этом новом для нее мире. Она с интересом посмотрела на огромный фотомонтаж, висевший у входа. На нем было изображено строящееся здание на фоне средневековой башни. Под снимком надпись на нескольких языках:

«Чехословакия гордится своим прошлым и строит свое будущее».

Им подали аперитив с печеньем и бутербродами. Де Мулляк чувствовал себя как дома и переходил от группы к группе, обращаясь к каждому с приветливым словом. Профессор с ректором нашли общих знакомых, и их беседе, казалось, не будет конца. Но их прервала Зюска.

— Вы меня простите, господин профессор, нам надо зайти на таможню…

— А сюда мы еще вернемся?

— Если вы не возражаете, мы поедем прямо в гостиницу.

Ренгэ раскланялся со всеми приехавшими его встречать и пожал руку ректору.

— Надеюсь, мы с вами еще увидимся?

— Обязательно. Я завтра буду на конференции.

Зюска провела их к паспортному столу. В окошечке сидел военный с непроницаемым лицом. Кивком головы он разрешил им выйти.

— А паспорта разве нам не вернут? — спросил профессор.

— Потом, — ответила Зюска.

Таможенник попросил раскрыть чемоданы. Он проверил содержимое портфеля де Мулляка, слегка приподнял аккуратно сложенное белье и платья в саквояже Ирэн и вынул из чемодана профессора большую картонную коробку.

— Он спрашивает, что в ней лежит, — перевела Зюска.

— Честно говоря, я сам не знаю, — ответил профессор. — Ее всунула в последнюю минуту жена.

В коробке оказались две пачки сухарей, плитка шоколаду и немного печенья… Таможенник с бесстрастным лицом положил все на место, сам закрыл чемоданы и роздал паспорта.

У выхода их ждали две машины. Профессора поразила обтекаемая форма автомобилей и то, что мотор находится сзади.

— Чешская марка? — спросил он де Мулляка.

— Да, «татра». Они их экспортируют в большом количестве.

Де Мулляк и профессор сели в одну машину, Ирэн с Зюской — во вторую.

— Вы хорошо знаете профессора Ренгэ? — спросила чешка.

— Он председатель комитета мира нашего района.

— Тем лучше. Я робею при нем. Говорят, он крупный ученый.

Зюска была полненькая, круглолицая блондинка. Она без умолку болтала и рассказала Ирэн, что вдоль шоссе, по которому они едут, много новых зданий, а в скором времени начнут возводиться крупноблочные дома…

В Праге, городе ста башен, над которым величественно возвышается королевский замок и церковь святого Георгия, Зюска показала гостье Карлов мост и потемневшие от времени скульптуры. Ирэн казалось, что она перенеслась в далекое прошлое. Ее удивило множество церквей, и она спросила переводчицу, все ли они действуют.

— Конечно, — ответила та.

Ирэн и ее попутчики встретились в холле гостиницы «Алькрон». Кого здесь только не было! Дамы в мехах, мужчины в шляпах, две индианки, задрапированные в сари, пары, сидевшие в сторонке, деловые люди, дипломаты, журналисты, беседовавшие у стойки; у вешалки собрались латиноамериканцы и от полноты чувств похлопывали друг друга по спине.

— Какое космополитическое общество! — воскликнул профессор. — Можно подумать, что мы в Лондоне.

Зюска попросила провести гостей в отведенные им комнаты и условилась встретиться с ними попозже, чтобы идти ужинать.

— Мы не можем, — заявил де Мулляк. — Сейчас всего пять часов.

— Но вам уже все приготовили.

— Придется смириться, — сказал со смехом профессор. — Кстати, в самолете я очень плохо поел.

Отозвав Зюску в сторону, он спросил ее:

— Мне бы хотелось послать телеграмму жене. Это возможно?

— Конечно. Дайте мне текст, я все сделаю.

— А позвонить я могу?

— Если хотите…

В ресторан он пришел позже всех и, сияя, объявил:

— Все в порядке. Я разговаривал с Парижем… Знаете, у вас совсем неплохая гостиница. Мне дали отличный номер.

— Вам не нравится? — обеспокоенно спросила Зюска.

— Наоборот, даже слишком роскошно.

Он просмотрел меню, заказал метрдотелю ужин и достал из кармана записную книжку.

— Ладно, теперь скажите, какой у вас будет распорядок. Когда открывается конференция?

— Завтра в девять утра, — ответила Зюска. — За вами будут посланы машины.